По одну сторону дороги высился лес. Мощные стволы сосен и вязов чернели на фоне нежной зелени распускающихся листочков. Солнечные лучи искрились среди ветвей, падали на цветы, растущие под деревьями. Лагерь остался позади, в воздухе, за день прогретом солнцем, пахло сосной. Резиновые подошвы солдатских ботинок мягко, не по-военному поскрипывали по узкой полоске асфальта, ограниченной с обеих сторон глубокими кюветами. Так же молча они подошли ко второму крестьянскому дому. Он был заперт на замок, окна были закрыты ставнями, но Майкл почувствовал на себе чей-то взгляд, кто-то наблюдал за ними сквозь щелку. Однако Майкл не испугался. В Германии остались только дети, старухи да покалеченные солдаты. Эти группы населения воинственности не проявляли. Они бесстрастно махали как джипам и танкам американцев, так и грузовикам, увозившим пленных немецких солдат в лагеря.
Три гуся вперевалку пересекли пыльный крестьянский двор. Вот идет рождественский обед, лениво подумал Майкл, фаршированный устрицами, с джемом из логановых ягод[97]. Ему вспомнились дубовая обшивка стен и гобелены с изображением сцен из опер Вагнера в ресторане «У Лухова» на Четырнадцатой улице в Нью-Йорке.
Дом остался позади. Теперь по обеим сторонам дороги тянулся густой лес, высокие деревья стояли на ковре прошлогодней листвы, источая тонкий, чистый весенний аромат.
Ной не произнес ни слова с того самого момента, как покинул кабинет Грина, и Майкл удивился, услышав голос друга, чуть перекрывавший скрип подошв по асфальту.
– Как самочувствие? – спросил Ной.
Майкл на мгновение задумался.
– Убит, – ответил он. – Убит, ранен, пропал без вести.
Они прошли еще двадцать ярдов.
– Это ужасно, не так ли? – сказал Ной.
– Более чем.
– Мы знали, что это ужасно, но такого кошмара не могли себе представить.
– Не могли, – эхом отозвался Майкл.
– Человеческие существа… – Они шагали, прислушиваясь к скрипу своих подошв, по немецкой дороге среди распускающихся деревьев. – Мой дядя, брат моего отца, попал в одно из таких мест. Ты видел печи?
– Да, – кивнул Майкл.
– Я, разумеется, никогда не видел своего дядю. – Рука Ноя вцепилась в ремень карабина. Он напоминал сейчас маленького мальчика, возвращающегося с охоты на кроликов. – Дядя поссорился с моим отцом. Это было в Одессе, в девятьсот пятом году. Мой отец был дураком. Но он знал, что здесь творится, потому что родился в Европе. Я когда-нибудь рассказывал тебе о моем отце?
– Нет.
– Убит, ранен, пропал без вести. – Они уходили все дальше в лес, двигаясь размеренным солдатским шагом. – Помнишь, в лагере ты сказал, что через пять лет после войны мы будем сожалеть о пуле, которая пролетела мимо.
– Да, – подтвердил Майкл. – Помню.
– Ты и сейчас придерживаешься того же мнения?
Майкл замялся.
– Не знаю, – честно признал он.
– Сегодня, когда этот албанец заговорил, я готов был согласиться с тобой. Не потому, что я еврей. Во всяком случае, я думаю, что причина не в этом. Я же прежде всего человек… И когда этот албанец заговорил, мне захотелось выйти в коридор и застрелиться.
– Я понимаю, – мягко ответил Майкл. – Мне хотелось того же.
– А потом Грин сказал то, что следовало сказать. – Ной остановился, посмотрел на вершины деревьев, золотисто-зеленые в золотых лучах солнца. – «Я гарантирую… я гарантирую…» – Он вздохнул. – Не знаю, что думаешь по этому поводу ты, но я очень надеюсь на капитана Грина.
– Я тоже.
– Когда закончится война, миром будет править Грин, а не этот чертов албанец…
– Безусловно, – согласился Майкл.
– Миром будут править нормальные люди! – Ной уже кричал. – Люди! Таких, как капитан Грин, очень много! Он не исключение! Таких миллионы! – Ной выпрямился во весь рост, откинул голову назад и кричал во все горло, словно те чувства, которые копились в его душе и которые он многие месяцы старался подавить, наконец-то вырвались наружу. – Люди! – выкрикнул он, словно это слово являлось магическим заклинанием против смерти и печали, непробиваемым щитом для его сына и жены, достойной расплатой за мучения последних лет, надеждой на светлое будущее. – Мир полон людей!
И тут прозвучали выстрелы.
Кристиан проснулся за пять или шесть минут до того, как услышал голоса. Спал он крепко, а когда открыл глаза, сразу же понял по тому, как ложатся тени, что близится вечер. Но усталость не отпускала, и он не смог сразу подняться и двинуться дальше. Он лежал на спине, всматриваясь в зеленую дымку молодой листвы над головой, прислушиваясь к лесным звукам: стрекотанию первых насекомых, чириканью птиц, шелесту ветра в кронах деревьев. В небе пронеслись самолеты. Он их услышал, но не увидел, так как помешали деревья. Гул самолетных моторов в который уж раз навел его на горькие размышления о том, какую массу техники бросили американцы на эту войну. «Неудивительно, что они победили, – думал он. – Пусть солдаты они никудышные, какое это имеет значение? С таким количеством танков и самолетов они могли бы призывать в армию одних старух и ветеранов франко-прусской войны, и все равно победа осталась бы за ними. Нам бы одну треть той техники, что имелась в их распоряжении, и мы за три года завоевали бы весь мир. Этот паршивый лейтенант в лагере плакался о том, что нынешнюю войну мы проиграли не так организованно, как прошлую!» Если бы он поменьше плакался и побольше работал, может, все обернулось бы по-другому. Если бы он провел пару лишних часов на заводе, а не на партийных митингах, возможно, в небе сейчас летели бы немецкие самолеты, лейтенант не лежал бы мертвым перед административным корпусом, а ему, Кристиану, не пришлось бы искать нору, чтобы спрятаться, словно он не человек, а лиса, преследуемая собаками.
И вот тут он услышал приближающиеся шаги. Кто-то шел по дороге. Кристиан лежал в десяти метрах от нее, но кусты и небольшой холмик надежно прикрывали его, тогда как он сам хорошо видел дорогу, уходящую к лагерю. Поэтому ему удалось издалека заметить американцев. Поначалу Кристиан с любопытством наблюдал за ними, не испытывая никаких чувств. Шли они ровным шагом, у них были винтовки. Один из них, повыше ростом, нес свою в руке, у второго винтовка висела на перекинутом через плечо ремне. Оба были в своих смешных касках, хотя до следующей войны можно было не волноваться об осколках. Оба не смотрели по сторонам. Они разговаривали между собой довольно громко, не думая об опасности, словно находились дома, а не в захваченной стране. Мысль о том, что в непосредственной близости от них может оказаться немец, не смирившийся с поражением, похоже, не приходила им в голову.
Если бы они продолжили свой путь, то прошли бы в десяти метрах от Кристиана. Кристиан сухо улыбнулся, поднял автомат и тут же подумал о том, что в округе, должно быть, сотни американцев, которые сбегутся на выстрелы. И тогда ему не поздоровится, потому что едва ли они распространяют свое знаменитое великодушие на вражеских снайперов.
Вдруг американцы остановились в шестидесяти метрах от него. Там дорога чуть поворачивала, поэтому встали они аккурат напротив небольшого холмика, за которым укрывался Кристиан. Теперь они говорили очень громко. Один из американцев просто кричал. Кристиан даже разобрал одно слово – «люди». Американец повторил его несколько раз.
Кристиан пристально наблюдал за ними. Чувствуют себя в Германии как дома. Гуляют по лесу. Разговаривают по-английски в сердце Баварии. Собираются провести лето в Альпах, пожить в отелях, предназначенных для туристов, потрахать местных девушек. Желающих будет хоть отбавляй. Откормленные молодые американцы – это тебе не фольксштурмовцы. Все они здоровы, у них добротные башмаки, форма с иголочки, научно обоснованная диета, авиация, санитарные машины, а не телеги, и никаких проблем ни с бензином, ни со всем остальным… А после демобилизации они вернутся в свою богатую страну, нагруженные военными сувенирами: касками убитых немцев, железными крестами, снятыми с трупов, снимками разрушенных бомбами домов, фотографиями возлюбленных погибших солдат… Вернутся в страну, которая никогда не слышала ни единого выстрела, где от взрыва бомбы не сотрясалась ни одна стена, не вылетало ни одно оконное стекло…
Богатая страна, недостижимая, неуязвимая…
Кристиан почувствовал, как его губы изогнулись в гримасе отвращения. Он вновь поднял автомат. «Пополню свой список еще двумя, – подумал он. – Почему нет?» И гримаса обратилась в улыбку. Он даже начал что-то мурлыкать себе под нос, поймав в прицел ближайшего к нему американца, того, что кричал. Через секунду ты уже не будешь так громко кричать, дружок, думал он, кладя указательный палец на спусковой крючок. Внезапно ему вспомнилось, как Гарденбург тоже что-то мурлыкал себе под нос в аналогичной ситуации, лежа на гребне холма в Африке и наблюдая, как завтракают англичане… Воспоминание это удивило его. Прежде чем нажать на спусковой крючок, Кристиан вновь подумал о том, что выстрелы могут услышать другие американцы, которые найдут и убьют его. На мгновение он заколебался, но потом решительно качнул головой. Ну и черт с ним, подумал он, лучше смерть, чем такая жизнь, и нажал на спуск.
После двух выстрелов автомат заело. Но Кристиан знал, что попал в одного из этих мерзавцев. Когда он наконец поднял голову, вытащив заклинивший патрон, оба американца исчезли. Кристиан видел, как один из них начал падать, но теперь на дороге не было ничего, кроме винтовки, которую вышибло из рук второго американца. Она лежала посреди дороги, и в одной точке ее, у самой мушки, отражался солнечный лучик.
Черт, с досадой подумал Кристиан, так напортачить! Он прислушался, но ни со стороны дороги, ни из леса не доносилось никаких звуков. Значит, американцев только двое, решил Кристиан. А теперь остался один. Второй, если и жив, двигаться наверняка не может…
А вот ему самому надо двигаться, и побыстрей. Тому, кто остался цел, не понадобится много времени, чтобы понять, откуда стреляли. Американец попытается найти его… а может, и нет… Кристиан полагал, что скорее всего так оно и будет. Американцы – не храбрецы. Они предпочитают подождать, пока прилетит авиация, подъедут танки, подтянется артиллерия. А вот здесь, в лесу, за полчаса до захода солнца, не будет ни самолетов, ни танков, ни артиллерии. Лишь один человек с винтовкой… Кристиан не сомневался, что человек этот не станет его выслеживать, особенно теперь, когда до конца войны осталось совсем ничего. Если американец, в которого он попал, убит, размышлял Кристиан, то выживший сейчас наверняка спешит за подмогой. Но если американец только ранен, то его напарник останется с ним рядом, чтобы ему помочь, а значит, станет отличной мишенью…