Кристиан усмехнулся. «Разберусь с этим, – подумал он, – и, пожалуй, завяжу с этой войной». Он вновь внимательно оглядел дорогу. Винтовка по-прежнему лежала на асфальте. И никаких свидетельств того, что второй американец все еще там. Согнувшись в три погибели, Кристиан очень осторожно двинулся в глубину леса, чтобы, описав широкую дугу, выйти с другой стороны к тому месту, где стояли американцы.
Правая рука Майкла онемела. Он это понял, лишь когда наклонился, чтобы опустить Ноя на землю. Одна из пуль попала в приклад винтовки, которую нес Майкл, и вырвала ее из руки. Теперь рука болела до самого плеча. Поначалу, когда Майкл схватил Ноя и потащил его в лес, он ничего не замечал, но теперь, склонившись над раненым, почувствовал, что правая рука больше ему не подчиняется. То есть его и без того тяжелое положение осложнилось еще больше.
Пуля попала Ною в шею, над левой ключицей. Он истекал кровью, но еще дышал, неглубоко и прерывисто. Он был без сознания. Майкл опустился рядом с ним на колени, перевязал рану, но бинт не остановил кровь. Ной лежал на спине, каска придавила маленькие розовые цветы, короткие стебельки которых едва вылезали из земли. На лице его появилось прежнее отсутствующее выражение. Глаза были закрыты, светлые кончики ресниц загибались кверху, придавая верхней половине лица девичью нежность.
Долго смотреть на него Майкл не мог. Голова в отличие от руки работала, хоть и с трудом. «Я не могу оставить его здесь, – думал он, – и я не могу нести его к лагерю, тогда мы погибнем оба, став идеальной мишенью для снайпера».
В ветвях что-то мелькнуло. Майкл вскинул голову, разом вспомнив, что ситуация аховая, что человек, убивший Ноя, сейчас наверняка выслеживает его. Но он увидел только пичужку, которая пренебрежительно взирала на него с высоты, покачиваясь на кончике ветки. Майкл подумал о том, что в следующий раз он может увидеть не пичужку, а нацеленное на него дуло винтовки.
Он наклонился, осторожно приподнял Ноя и стащил ремень винтовки с его плеча. Еще раз взглянув на своего друга, Майкл медленно двинулся в лес. Сначала до него еще доносилось прерывистое дыхание раненого. Плохо, конечно, оставлять его одного, думал Майкл, но другого выхода просто нет. Оставаясь рядом с ним, пули не миновать. А так появлялся шанс на спасение. «Я должен найти человека, выстрелившего два раза, до того, как он найдет меня. Только так можно спасти Ноя. И спастись самому».
Майкл чувствовал, как гулко бьется сердце, и тут на него напала сухая, нервная зевота. Возникло нехорошее предчувствие, что его вот-вот убьют.
Продвигался он неторопливо, осторожно, пригнувшись, то и дело прислонялся к толстым стволам деревьев, прислушивался. Но слышал лишь собственное дыхание, случайную птичью трель, стрекот насекомых, кваканье лягушки в расположенном неподалеку болоте, шелест ветра… Ни шагов, ни позвякивания металла, ни передергивания затвора.
Он уходил от дороги, углубляясь в лес, все дальше от того места, где лежал Ной с пулей в шее, в каске, приминающей розовые цветы. Свои действия Майкл не обдумывал. Но он интуитивно чувствовал, что оставаться у дороги опасно, около нее, в более редком лесу, заметить его проще.
Под его тяжелыми ботинками потрескивала слежавшаяся прошлогодняя листва, хрустели укрытые ею сухие ветки. Майкла бесила собственная неуклюжесть. Как бы медленно он ни шел, двигаться бесшумно не удавалось.
Майкл по-прежнему часто останавливался, прислушивался, но до его ушей долетали лишь звуки обычной лесной жизни.
Он пытался сконцентрироваться на фрице. Какой он, что собой представляет?
Может, отстрелявшись, фриц снялся с места и поспешил к австрийской границе? Два выстрела, один убитый американец – вполне пристойный результат в конце проигранной войны. Сам Гитлер не мог бы потребовать большего. А может, это совсем и не солдат, а обезумевший подросток, наслушавшийся разговоров о вервольфах, с винтовкой времен прошлой войны, которую он отыскал на чердаке? Может, Майкл преследует вихрастого светловолосого мальчишку, босоногого, с испуганными глазами, ростом меньше винтовки?.. И что ему делать, когда он поймает его? Пристрелить? Или отшлепать?
Майкл все же надеялся, что ему противостоит солдат. Пробираясь по буро-зеленому лесу, раздвигая переплетенные ветки кустов, Майкл вдруг осознал, что молится, просит Бога не допустить, чтобы он охотился за ребенком, просит сделать так, чтобы ему противостоял мужчина, мужчина в форме, мужчина, который сам разыскивал его, вооруженный, жаждущий схватки…
Он перекинул винтовку в левую руку, сжал в кулак пальцы онемевшей правой руки. Пальцы отходили, но медленно, волнами накатывала колющая боль, и Майкл опасался, что в решающий момент пальцы могут его подвести… Ни во Флориде, ни на фронте его не учили, как вести себя в подобной ситуации. Ему всегда приходилось работать в команде, в составе отделения, взвода. Он знал, каким должен быть порядок при наступлении, как использовать естественные укрытия, как не обнаруживать себя на фоне неба, как преодолевать проволочные заграждения… Вот и теперь, когда Майкл медленно продвигался вперед, глаза его ловили малейшие движения кустов или верхушек молодых деревьев, а в голове вертелась одна мысль: выйдет ли он живым из этой передряги? Его обучили многому, но не этому. Обучили отдавать честь, прикрывать товарища, продвигаться колонной, использовать самые современные методы профилактики венерических заболеваний. А вот теперь, завершая военную карьеру, ему приходится импровизировать, оказавшись в ситуации, которая не рассматривалась в учебном центре… Как найти и убить немца, который только что застрелил твоего лучшего друга? А может, немец и не один? Прогремело два выстрела. Может, их двое, шестеро, десяток, и они, улыбаясь, поджидают его, удобно устроившись в окопах, слушая, как все ближе и ближе раздаются его тяжелые шаги…
Майкл остановился и уже собрался повернуть назад, но потом отрицательно покачал головой. Бессмысленно полагаться на логику. В голове царил сумбур. Поэтому он просто перекинул винтовку в правую руку, хотя ее еще покалывало, и двинулся дальше.
Бревно, лежащее поперек узкого оврага, показалось ему достаточно крепким. Да, местами оно подгнило, но толщина внушала доверие. Да и овраг в этом месте был всего шести футов шириной и не очень-то глубокий: фута четыре, может, пять. На дне среди сухих веток и прошлогодней листвы торчали поросшие мхом камни. Прежде чем ступить на бревно, Майкл прислушался. Ветер стих, лес замер. У него возникло ощущение, что люди не появлялись здесь в течение многих лет. Люди… Нет, сейчас не время думать об этом…
Майкл ступил на бревно. Он добрался до середины, когда оно прогнулось, затрещало, начало поворачиваться. Майкл отчаянно замахал руками, пытаясь удержаться на бревне, помня, что нельзя шуметь, но все же свалился в овраг. Приземлился он на четвереньки, почувствовав, как острый край камня разодрал ему скулу. Ломающееся бревно громко треснуло, под телом Майкла гулко затрещали сухие ветки, каска соскочила с головы и звонко запрыгала по камням. Винтовка, билась в его голове мысль, где же винтовка? Не поднимаясь с четверенек, Майкл начал ощупью искать ее и тут же услышал громкие, торопливые шаги бегущего к нему человека.
Майкл вскочил. В пятидесяти футах сквозь кусты ломился мужчина с автоматом. Мчался, как скоростной поезд, черная тень на фоне светлой зелени листвы. Майкл застыл, не сводя глаз с врага. Прогремела автоматная очередь. Пули взбили землю у самого лица Майкла, осыпав его землей и камешками. Мужчина стрелял с бедра, не сбавляя скорости.
Майкл нырнул на дно оврага. Машинально сорвал с пояса гранату, выдернул чеку, поднялся. Расстояние до мужчины сократилось, значительно сократилось. Майкл сосчитал до трех, метнул гранату и пригнулся, прижавшись к стене оврага, закрыв голову руками. «Слава Богу, – подумал он, уткнувшись лицом в мягкую, влажную землю, – я все-таки вспомнил, что сначала надо сосчитать до трех».
Прошла целая вечность, прежде чем прогремел взрыв. Майкл услышал, как кусочки стали просвистели над оврагом, врезаясь в растущие над ним деревья. На него посыпались срезанные веточки, только что проклюнувшиеся листья.
Полной уверенности у Майкла не было, но вроде бы ему показалось, что сквозь грохот взрыва он услышал вскрик.
Выждав пять секунд, он выглянул из оврага. Никого. Лишь дымок, медленно поднимающийся к нижним ветвям деревьев, да черная полоска земли, с которой взрывом сорвало и дерн, и прошлогоднюю листву. А потом Майкл увидел, как на другой стороне прогалины колышется вершинка куста. Глядя на куст, он понял, что именно в том направлении отступает человек, который только что бежал к оврагу. Майкл наклонился и поднял винтовку, лежавшую меж двух круглых валунов. Посмотрел на дуло. Чистое, грязью не забито. Он удивился, увидев, что руки у него в крови. А когда поднял руку к саднящей скуле, на ладони прибавилось грязи и крови.
Майкл медленно выбрался из оврага. Правая рука болела, из рваной раны на кисти текла кровь, отчего винтовка выскальзывала из пальцев. Он зашагал по прогалине в полный рост, не прячась, миновал полоску голой земли, в пятнадцати футах увидел висящую на ветке тряпку. Подойдя ближе, он понял, что это клок формы, пропитанный кровью.
Майкл направился к кусту, который уже перестал качаться. На листьях краснела кровь, много крови. Далеко ему не уйти, думал Майкл, уже не уйти. Теперь все просто, очень просто, даже горожанин сможет взять след этого немца. Майкл видел, где падал немец, за какие кусты или молодые деревья хватался, чтобы подняться вновь, пытаясь уйти от преследователя.
Медленно, но неуклонно Майкл сокращал расстояние, отделявшее его от Кристиана Дистля.
Кристиан осторожно сел, привалившись спиной к стволу большого дерева и глядя в ту сторону, откуда он пришел. Под деревом царили полумрак и прохлада, но солнечные лучи пробивали еще жиденькую листву и заливали золотом вершины кустов, за которые он хватался, чтобы добраться до своего последнего пристанища. Он ощущал спиной шершавую, жесткую кору дерева. Попытался поднять руку, сжимавшую «шмайсер», но такой вес