ен медленно опустился на колени. Его глаза ни на секунду не отрывались от лица Гарденбурга.
– Встать! – приказал лейтенант.
Так же медленно Кнулен поднялся. Он по-прежнему молчал, а его руки безвольно болтались вдоль туловища.
Кристиан с недоумением смотрел на него. Почему ты не остался внизу, думал он, ненавидя этого мешковатого, уродливого солдата, который, словно живой укор, стоял на залитом лунным светом гребне холма. Почему ты не хочешь умирать?
– А теперь марш вниз! – рявкнул Гарденбург.
Но Кнулен продолжал молча стоять, будто слова потеряли для него всякий смысл. Лишь изредка он всасывал льющуюся из носа кровь. Этот неприятный звук был на удивление громким. Внезапно Кристиану вспомнилась картина какого-то художника, которую он видел в Париже: три изможденные, темные, молчаливые фигуры на пустынном холме под заходящей луной, земля и небо тоже темные, холодные, подсвеченные таинственным звездным сиянием.
– Хорошо, – кивнул Гарденбург. – Пойдешь со мной.
Он взялся за руль и покатил мотоцикл вниз, по склону, находящемуся по другую сторону холма. Кристиан в последний раз взглянул на тридцать шесть фигур, ритмично царапавших лопатами лицо пустыни, а затем по оставленной грузовиком колее последовал за Гарденбургом и Кнуленом.
Кнулен, волоча ноги, тупо шагал за мотоциклом.
В полном молчании они прошли метров пятьдесят. Неожиданно Гарденбург остановился.
– Подержи, – приказал он Кристиану.
Тот взялся за руль, привалил мотоцикл к ноге. Кнулен покорно смотрел на лейтенанта. Гарденбург откашлялся, словно собрался произнести речь, потом подошел к Кнулену, многозначительно посмотрел на него и дважды жестко и сильно ударил солдата в переносицу. На этот раз Кнулен плюхнулся на задницу, он по-прежнему молчал и не отрывал взгляда от лейтенанта. Глаза его тут же начали заплывать. Гарденбург задумчиво посмотрел на него, достал пистолет и передернул затвор. Кнулен не шевельнулся, не изменилось и выражение его окровавленного лица.
Гарденбург выстрелил. Кнулен начал медленно подниматься, помогая себе руками.
– Мой дорогой лейтенант, – будничным тоном произнес он и рухнул лицом в песок.
Гарденбург убрал пистолет.
– Порядок, – заявил он, вернулся к мотоциклу и, перекинув ногу через седло, пнул педаль стартера. На этот раз мотор завелся сразу. – Садись, – приказал лейтенант Кристиану.
Кристиан осторожно забрался на заднее сиденье. Мотоцикл под ним яростно вибрировал.
– Держись крепче! – крикнул Гарденбург, перекрывая рев мотора. – Обхвати меня руками!
Кристиан подчинился. Ну и дела, думал он, обнимаешь офицера, словно девушка, в воскресный день отправившаяся на гулянку с мотоциклистом. Вблизи от Гарденбурга воняло ужасно, и Кристиан испугался, что его сейчас вырвет.
Лейтенант включил передачу, дал газ, и мотоцикл, ревя мотором, понесся вниз. Зачем же столько шума, подумал Кристиан. Такие дела надо обделывать по-тихому, негоже так вот откровенно показывать тридцати семи солдатам, что их оставляют здесь умирать; в то время как они с Гарденбургом будут жить, кости этих солдат сгниют тут, на холме, ибо на спасение этим людям рассчитывать не приходится.
Теперь их тридцать шесть, поправил себя Кристиан, вспомнив маленькие окопчики, которые должны были противостоять английским танкам и броневикам. Три дюжины. Три дюжины солдат, думал он, сидя на подпрыгивающем на каждой кочке мотоцикле, крепко держась за талию лейтенанта и моля Бога о том, чтобы не вернулась малярия, не начал бить озноб. Три дюжины солдат, во сколько раз это больше одной дюжины…
На равнине Гарденбург прибавил газу. Они буквально летели над плоской, как стол, пустыней в последних лучах скатывающейся за горизонт луны, поглядывая на всполохи, подсвечивающие небо и справа, и слева. От быстрой езды ветер так и свистел в ушах. У Кристиана сдуло пилотку, но его это нисколько не огорчило, ведь ветер уносил с собой и исходивший от лейтенанта запах.
Примерно полчаса они мчались на северо-запад. Колея петляла средь невысоких дюн и островков жесткой травы. Вспышки становились все ярче. Изредка им попадались то сгоревший танк, то разбомбленный грузовик с вывернутым коленвалом, нацеленным в небо, словно ствол зенитки. Встречались и новые могилы, наскоро вырытые, с винтовками, воткнутыми штыком в песок. На прикладе обычно висела пилотка или каска. Хватало и сбитых самолетов, почерневших от копоти, с переломанными крыльями, погнутыми лопастями пропеллеров. Последние лучи луны тускло отражались от металлических поверхностей. Но живых людей они встретили лишь значительно севернее, на дороге, тянущейся на запад. Там они наткнулись на целую колонну: грузовики, бронеавтомобили, разведывательные машины, тягачи, мотоциклы медленно двигались по узкой дороге в клубах пыли и выхлопных газов.
Гарденбург пристроился сбоку, практически вплотную к колонне, чтобы не подорваться на мине, поскольку в последних боях местность эта несколько раз переходила из рук в руки, а мин не жалели ни немцы, ни англичане. Неожиданно лейтенант остановил мотоцикл, и Кристиан чуть было не свалился на песок, однако Гарденбург успел повернуться и поддержать его.
– Спасибо вам, – вежливо сказал Кристиан. Его вновь начал бить озноб, застучали зубы, едва не отхватив распухший язык.
– Можешь сесть в один из этих грузовиков! – крикнул Гарденбург, энергично обведя рукой (зачем тратить столько энергии, подумал Кристиан) проползающую мимо колонну. – Но я бы не советовал.
– Как скажете, господин лейтенант. – Кристиан натянуто улыбнулся, словно пьяный, которого каким-то ветром занесло на изысканный, но довольно занудный пикник.
– Я же не знаю, какой они получили приказ! – кричал Гарденбург. – Они в любой момент могут остановиться и принять бой…
– Разумеется, – согласился Кристиан.
– Самое верное дело – иметь собственный транспорт, – продолжал Гарденбург.
Кристиан не находил слов, чтобы поблагодарить лейтенанта. Какой же он все-таки добрый, так подробно все объясняет.
– Да, – кивнул Кристиан, – да, конечно.
– Что ты сказал? – прокричал Гарденбург, потому что ответ Кристиана заглушил проезжавший мимо бронеавтомобиль.
– Я сказал… – Кристиан замялся, он уже не помнил только что произнесенных слов. – Я с вами согласен. – Он кивнул. – Абсолютно согласен.
– Это хорошо. – Гарденбург развязал платок на шее Кристиана. – Лучше закрыть лицо от пыли. – И он начал завязывать узел на затылке сержанта.
Но Кристиан отстранил руки Гарденбурга.
– Извините. Один момент.
Он наклонился в сторону, и его вырвало.
Солдаты в проезжающих грузовиках не удостоили взглядом ни его, ни лейтенанта. Они смотрели прямо перед собой, словно участники торжественного парада, привидевшегося умирающему. Их лица напоминали каменные маски.
Кристиан выпрямился. Ему стало гораздо лучше, хотя неприятные ощущения во рту усилились. Он натянул платок под самую переносицу, прикрыв им всю нижнюю половину лица. Пальцы слушались плохо, но в конце концов ему удалось завязать узел на затылке.
– Я готов, – объявил он.
Гарденбург завязал лицо платком еще раньше. Кристиан вновь обнял лейтенанта за талию, мотор взревел, и мотоцикл влился в колонну, пристроившись за санитарной машиной, из оторванной двери которой торчали три пары ног.
Кристиан преисполнился самыми теплыми чувствами к несгибаемому лейтенанту. В закрывающем пол-лица платке он напоминал бандита из американского вестерна. «Я должен что-то сделать, – думал Кристиан, – как-то выказать ему свою признательность». Пять минут, трясясь в облаке пыли, он пытался найти способ продемонстрировать лейтенанту свою благодарность. Наконец в голове его начала формироваться идея. «Я расскажу ему, – подумал Кристиан, – о себе и Гретхен. Это все, что есть у меня за душой». Кристиан тряхнул головой. Глупо, думал он, глупо, глупо. Но теперь, когда идея оформилась, он никак не мог от нее избавиться. Кристиан закрыл глаза, стараясь думать о тридцати шести однополчанах, медленно закапывающихся в песок к югу от дороги, потом он пытался вспомнить, сколько пива, холодного вина, ледяной воды было им выпито за последние пять лет, но его так и подмывало крикнуть, перекрывая рев моторов: «Лейтенант, в отпуске, уехав из Ренна, я спал с вашей женой».
Колонна остановилась. На этот раз Гарденбург решил не съезжать на обочину, перевел мотоцикл на холостой ход и для равновесия поставил ногу на землю. «Сейчас, – думал Кристиан, теряя контроль над собой, – сейчас я все ему и скажу». Но тут из санитарной машины выскочили двое солдат, за ноги вытащили третьего и поволокли на обочину. Каждый шаг давался им с трудом, тело они держали за лодыжки. Кристиан уставился на них поверх платка. Солдаты опустили тело на песок и с виноватым видом посмотрели на Кристиана.
– Он уже умер, – пояснил один. – Чего везти покойника-то?
Колонна двинулась дальше, тронулась с места и санитарная машина. Солдатам пришлось догонять ее бегом, фляжки с водой нещадно колотили их по бедрам. Но в конце концов им удалось залезть в кузов через торчащие из дверного проема ноги.
А потом поднялся такой шум, что Гарденбург все равно не услышал бы признания Кристиана.
Когда началась стрельба, Кристиан так и не понял. Вроде бы что-то громыхнуло в голове колонны, движение застопорилось. Вскоре до Кристиана дошло, что стреляли по колонне довольно давно, только он как-то не обращал на это внимания.
Люди выскакивали из кузовов, кабин, разбегались по пустыне по обе стороны дороги. Раненый выпал из санитарной машины и пополз, цепляясь пальцами за песок, волоча неподвижную ногу, к островку травы в десяти метрах справа от дороги. Лег там и начал деловито зарываться в землю, используя руки вместо лопаты. Вокруг заговорили пулеметы, бронеавтомобили начали разворачиваться, хаотично стреляя во все стороны. Мужчина с непокрытой головой бегал вдоль брошенных грузовиков с работающими двигателями и орал: «Отвечайте огнем! Отвечайте огнем, мерзавцы!» Его лысый череп белел в предрассветном сумраке. Он яростно рассекал воздух стеком. Должно быть, полковник, решил Кристиан.