Лейтенант лежал под мотоциклом, переднее колесо которого продолжало вращаться, а заднее превратилось в груду искореженного железа. Лейтенант не шевелился, из рваной раны на лбу текла кровь, ноги, неестественно согнутые, едва виднелись из-под мотоцикла. Кристиан медленно подошел к лейтенанту, попытался оттащить его в сторону. Не получилось. Тогда он, напрягая последние силы, приподнял мотоцикл и перевалил его с ног лейтенанта на песок. Передохнув минуту-другую, Кристиан достал индивидуальный пакет и неумело перебинтовал голову Гарденбурга. В первое мгновение повязка выглядела очень аккуратной, словно была наложена опытной рукой, но вскоре на ней проступила кровь и она уже ничем не отличалась от других повязок, которые доводилось видеть Кристиану.
Внезапно лейтенант сел и бросил короткий взгляд на мотоцикл.
– Дальше пойдем пешком. – Он попытался встать, но не смог и задумчиво посмотрел на свои ноги. – Ничего серьезного. – Он, похоже, убеждал в этом прежде всего себя. – Уверен, что ничего серьезного. Ты в порядке?
– Да, господин лейтенант, – ответил Кристиан.
– Думаю, мне надо отдохнуть минут десять, – продолжал Гарденбург, – а там мы посмотрим. – И он лег на спину, схватившись руками за окровавленную повязку на голове.
Кристиан сел рядом. Переднее колесо мотоцикла перестало вращаться. При вращении оно поскрипывало, но звук этот затихал с каждым оборотом, пока не сошел на нет. Затих мотоцикл, затихли армии, схлестнувшиеся в каком-то другом месте.
В лучах утреннего солнца пустыня дышала свежестью и покоем. Даже обломки мотоцикла выглядели довольно безобидно. Кристиан медленно свинтил крышку с фляги. Отхлебнув воды, он прополоскал рот и только потом проглотил воду. Глоток этот прогремел, как выстрел. Гарденбург приоткрыл один глаз, чтобы посмотреть, что делает его подчиненный.
– Береги воду, – машинально скомандовал он.
– Слушаюсь, господин лейтенант, – ответил Кристиан, с восхищением подумав, что этот человек способен отдать приказ самому дьяволу, который в аду поднимет его на вилы, чтобы бросить в кипящий котел. Гарденбург, решил Кристиан, – величайшее достижение немецкой военной школы. Приказы брызжут из него, как кровь из артерии. На смертном ложе он станет излагать свои планы на три ближайших сражения.
Тут Гарденбург вздохнул и сел.
– Твоя работа? – спросил он, потрогав влажную повязку на голове.
– Так точно, господин лейтенант, – ответил Кристиан.
– Она же свалится при первом движении… – Злости в голосе Гарденбурга не было, только справедливая критика. – Где тебя учили накладывать повязки?
– Извините, господин лейтенант. Должно быть, у меня сильно дрожали руки.
– На то была причина, – кивнул Гарденбург. – И все-таки не стоило понапрасну изводить столько бинта. – Он расстегнул китель, достал клеенчатый планшет, извлек из него аккуратно сложенную карту и разложил ее на песке. – Давай поглядим, где мы.
Чудеса, да и только, подумал Кристиан, лейтенант готов к любым неожиданностям.
Изучая карту, Гарденбург время от времени закрывал глаза, а поправляя повязку, кривился от боли. Но соображал он, похоже, быстро, что-то бормоча себе под нос. Сложенную карту лейтенант убрал в планшет, сунув его под китель.
– Все ясно. Эта дорога вливается в другую, идущую на запад, километрах в восьми отсюда. Как ты думаешь, сможешь дойти?
– Да, господин лейтенант, – ответил Кристиан. – А вы?
Гарденбург бросил на него пренебрежительный взгляд.
– Обо мне не беспокойся. Встать! – рявкнул он, словно командовал все той же воображаемой ротой.
Кристиан тяжело поднялся. Плечо и предплечье болели, рука двигалась с трудом. Но он знал, что отшагает если не все, то хотя бы несколько из этих восьми километров. Он наблюдал, какие невероятные усилия прилагает Гарденбург, чтобы встать. Лицо лейтенанта заблестело от пота, на повязке выступила свежая кровь. Но когда Кристиан наклонился, чтобы помочь ему, Гарденбург с яростью посмотрел на него и пробормотал:
– Не трогай меня, сержант.
Кристиан отступил на шаг, продолжая наблюдать, как лейтенант отчаянно сражается со своим телом. Каблуками он уперся в песок с такой силой, словно ему предстояло принять на себя удар великана и не сдвинуться с места. Затем правой рукой Гарденбург начал отжимать свое тело от земли. Медленно, сантиметр за сантиметром. Лицо его перекосилось от боли, но от земли он оторвался. Постоял, согнувшись, а затем рывком выпрямился. Его шатало, но он устоял на ногах. Кровь, пот, грязь смешались на лице лейтенанта в устрашающую маску. Да он плачет, с изумлением отметил Кристиан. Действительно, слезы прочертили полоски на грязной коже. Дышал лейтенант отрывисто, из груди рвались рыдания, но он плотно стискивал зубы. Неловко, неуклюже он повернулся лицом к северу.
– Порядок. Шагом марш!
И Гарденбург двинулся по проложенной в песке колее. Лейтенант прихрамывал, голова его свешивалась набок, но он оставлял за собой метр за метром, ни разу не оглянувшись.
Кристиан последовал за ним. Ужасно хотелось пить. Автомат, висевший на плече, стал невероятно тяжелым, но Кристиан дал себе слово, что не будет пить или просить сделать привал, пока Гарденбург сам не примет такого решения.
Шли они медленно, волоча ноги, словно скованные одной цепью, изредка натыкаясь на ржавеющие обломки, держа курс на дорогу, ведущую на север, по которой, возможно, отступали другие немецкие части. Не исключался и другой вариант: они могли попасть прямиком в объятия англичан.
Кристиан задумался об англичанах. Спокойно и бесстрастно. В настоящий момент они не представляли собой реальной угрозы, более того, не очень-то верилось в их существование. Мир сузился до трех реальных вещей: металлического привкуса во рту, словно Кристиан отведал прокисшего сусла, прихрамывающей походки Гарденбурга, который напоминал подстреленного зверя, да солнца, поднимавшегося все выше и выше за их спинами, неся с собой палящую жару. А если англичане и ждут их на дороге, то с этим предстоит разобраться в надлежащее время. Сейчас Кристиану хватало других проблем.
Когда они второй раз присели передохнуть, ослепленные солнцем, изнуренные зноем, с застывшими в глазах усталостью и болью, на горизонте показалась машина. Ехала она быстро, оставляя за собой шлейф пыли. Две минуты спустя они поняли, что это щеголеватый открытый штабной автомобиль. Еще через минуту стало ясно, что автомобиль итальянский.
Гарденбург поднялся. От невероятных усилий, которых потребовало это довольно простое движение, у него, казалось, затрещали кости. Лейтенант дохромал до середины дороги и остановился, тяжело дыша. Вид у него был жуткий. Угрожающий. Перекошенная окровавленная повязка на лбу, воспаленные, провалившиеся глаза, запятнанные кровью, чуть согнутые руки.
Кристиан тоже встал, но на дорогу не вышел.
Автомобиль мчался на них, водитель яростно жал на клаксон. Но бескрайняя пустыня легко гасила звук. Гарденбург застыл, как скала. В автомобиле сидели пятеро. Гарденбург молча сверлил их взглядом. Кристиан уже не сомневался, что лейтенанта размажут по песку. Но заскрипели тормоза, и передний бампер длинного, красивого автомобиля замер на расстоянии вытянутой руки от Гарденбурга.
Впереди сидели два солдата. Один вел автомобиль, второй скрючился рядом. Заднее сиденье занимали трое офицеров. Они вскочили и сердито заорали на Гарденбурга по-итальянски.
Гарденбург пропустил их вопли мимо ушей.
– Я желаю говорить со старшим по званию, – ледяным тоном отчеканил он по-немецки.
На него вновь обрушилась итальянская речь. Наконец толстый смуглый майор ответил на плохом, но достаточно понятном немецком:
– Это я. Если хотите что-то сказать, подойдите сюда и говорите.
– Будьте любезны выйти из машины. – Гарденбург остался на месте.
Итальянцы заговорили между собой. Потом открылась задняя дверца и толстый майор в очень красивой, но сильно измятой форме, спрыгнув на песок, воинственно двинулся на Гарденбурга. Тот, словно на параде, отдал честь. В другой ситуации Кристиан, наверное, рассмеялся бы: пугало отдает честь в залитой солнцем пустыне. Майор, щелкнув каблуками, также вскинул руку.
– Лейтенант, – нервно затараторил майор, взглянув на нашивки Гарденбурга, – мы очень торопимся. Чего вы хотите?
– У меня приказ, – ледяным, не терпящим возражений тоном заявил Гарденбург, – реквизировать проходящий транспорт для генерала Айгнера.
Майор открыл было рот, но тут же закрыл его и огляделся, словно ожидая, что из-за ближайшей дюны выпрыгнет генерал Айгнер.
– Ерунда. – К майору вернулся дар речи. – Нас настигает новозеландский патруль, и мы не можем задерживаться.
– Для выполнения приказа я наделен особыми полномочиями, – ответствовал Гарденбург. – Насчет патруля мне ничего не говорили.
– Где генерал Айгнер? – Майор вновь нерешительно огляделся.
– В пяти километрах отсюда. На его бронетранспортере полетела гусеница, и я получил приказ…
– Я это уже слышал! – воскликнул майор. – И насчет особых полномочий тоже!
– Будьте так любезны, прикажите остальным господам выйти из машины. Водитель может остаться.
– Прочь с дороги! – Майор повернулся и направился к автомобилю. – Я не желаю больше слушать эту ахинею.
– Майор.
Гарденбург не повысил голоса, но майор оглянулся. Лицо его заблестело от пота. Остальные итальянцы с тревогой наблюдали за ним, не понимая по-немецки.
– Это невозможно… – Голос майора дрогнул. – Абсолютно невозможно. Автомобиль принадлежит итальянской армии, нам поручено…
– Я очень сожалею, господин майор, но генерал Айгнер старше вас по званию, и эта территория контролируется немецкой армией. Пожалуйста, освободите автомобиль.
– Ни за что! – вскричал майор, но его голосу недоставало уверенности.
– В любом случае впереди вас ждет блокпост, командир которого получил указания конфисковывать весь итальянский транспорт. Если возникнет необходимость, то и силой. Вам придется объяснить, каким образом в столь ответственный момент три строевых офицера оказались так далеко от своих частей. Вам также придется объяснить, почему вы не выполнили приказ офицера, наделенного особыми полномочиями генералом Айгнером, который командует войсками этого сектора.