Вернулся Колклу. Тяжелым шагом он поднялся по ступеням, ведущим в канцелярию роты. Ной подумал, что офицера в нем можно распознать за пятьдесят ярдов. Достаточно взглянуть на его зад.
Ной поднялся и последовал за капитаном в канцелярию. Колклу уже сидел за столом в фуражке и, хмурясь, разглядывал какие-то бумаги.
– Сержант, – обратился Ной к сержанту, – я прошу разрешения обратиться к капитану.
Сержант безразлично глянул на Аккермана, встал и прошел три шага, отделявшие его от стола капитана.
– Сэр, рядовой Аккерман просит разрешения обратиться к вам.
Колклу не поднял головы.
– Пусть подождет.
Сержант повернулся к Ною:
– Капитан говорит, что тебе надо подождать.
Ной сел, поглядывая на капитана. Полчаса спустя Колклу кивнул сержанту.
– Обращайся, – бросил сержант Ною. – Только говори короче.
Ной встал, отдал капитану честь.
– Рядовой Аккерман обращается к капитану с разрешения первого сержанта.
– Чего тебе? – Колклу по-прежнему не поднимал головы.
– Сэр, – нервно начал Ной, – моя жена приезжает в город в пятницу вечером. Она просила меня встретить ее в отеле. Вот я и прошу вашего разрешения покинуть лагерь в пятницу вечером.
Колклу ответил после долгой паузы:
– Рядовой Аккерман, тебе известен установленный в роте порядок. Вся рота в пятницу вечером находится в казарме, готовясь к субботнему осмотру…
– Я знаю, сэр, но она смогла взять билет только на поезд, прибывающий в пятницу. Она надеется, что я встречу ее, и я подумал, что… если… один-единственный раз…
– Аккерман, – тут Колклу удостоил его взглядом, белое пятно на кончике носа задергалось, – в армии на первом месте стоит служба. Я не знаю, удастся ли мне этому вас научить, но я приложу к этому все силы. Армии без разницы, увидишься ты со своей женой или нет. В свободное от службы время ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится. А вот на службе ты должен исполнять свои обязанности. И никаких исключений тут быть не может. А теперь выметайся отсюда.
– Слушаюсь, сэр, – ответил Аккерман.
– Слушаюсь, сэр… А дальше?
– Слушаюсь, сэр, благодарю вас, сэр, – вспомнил Ной лекцию по военной этике, отдал честь и вышел.
Он послал жене телеграмму, хотя стоила она восемьдесят пять центов. Однако в течение двух следующих дней ответа от Хоуп Ной не получил и не знал, вручили ей телеграмму или нет. В ночь с пятницы на субботу он не сомкнул глаз, лежа в выдраенной казарме. Да и как он мог спать, зная, что Хоуп после стольких месяцев разлуки находится всего в десяти милях от него, в отеле, понятия не имея, почему он ее не встретил, не ведая, что для таких командиров, как капитан Колклу, для армии, требующей слепого подчинения и безразличной к нуждам ее солдат, любовь – пустой звук, проявление нежности – ничто. «Но я увижу ее сегодня», – подумал Ной, засыпая перед самым подъемом. Может, оно и к лучшему. За эту ночь исчезнут последние следы синяка под глазом и не придется объяснять, откуда он взялся…
До прибытия капитана оставалось пять минут. Ной нервно проверил углы заправленной койки, заглянул в тумбочку: правильно ли сложены полотенца, посмотрел на сверкающее окно. Увидел, что его сосед Силичнер застегивает верхнюю пуговицу дождевика, который висел на положенном месте среди другого обмундирования. Сам Ной еще до завтрака удостоверился, что его обмундирование висит в установленном порядке и застегнуто на все пуговицы, но решил еще раз в этом убедиться. Отодвинул шинель и ахнул. Китель, который он проверял час назад, расстегнут сверху донизу. В панике Ной принялся застегивать пуговицы. Если Колклу увидит, что китель расстегнут, увольнительной на уик-энд ему не видать. Другие оставались в казарме за куда меньшие прегрешения, а ведь капитан ясно дал понять, что не в восторге от Ноя. Оказалось, что и на дождевике не застегнуты две пуговицы. «Господи, – думал Ной, – только бы капитан не пришел раньше, чем я закончу».
И тут Ной резко обернулся. Райкер и Донелли, усмехаясь, наблюдали за ним. Заметив его взгляд, они тут же начали сдувать пылинки с начищенных ботинок. «Вот оно что, – с горечью подумал Ной, – значит, это их работа. Наверное, и остальные в курсе. Вся казарма знает, как поступил бы Колклу, если бы нашел мой китель незастегнутым. Небось прибежали сразу после завтрака и расстегнули пуговицы».
Ной успел проверить все обмундирование и вернулся к изножью койки как раз в тот момент, когда у двери раздался сержантский крик: «Смир-на!»
Внимательный, холодный взгляд Колклу надолго задержался на Ное. Тщательному осмотру подверглась и тумбочка, в которой царил идеальный порядок. Не поленился капитан подойти к развешанному на плечиках обмундированию. Ной слышал, как за его спиной шуршала одежда под руками капитана. Потом Колклу вернулся в центральный проход, и Ной понял, что на этот раз все обойдется.
Пять минут спустя субботний осмотр завершился. Солдаты по одному и группами покидали казарму, торопясь к автобусной остановке. Ной снял с крючка вещмешок, полез за клеенчатым конвертом, в котором хранились деньги. Открыв конверт, Ной увидел, что десятка исчезла. Ее заменил клочок бумаги с двумя словами, написанными печатными буквами чернильным карандашом: «Делиться надо».
Ной сунул бумажку в карман и повесил вещмешок на место. «Я убью мерзавца, который это сделал, – думал он. – Теперь Хоуп останется без подарка. Ни шарфа, ни блузки. Я его убью!»
До остановки он добрел как в тумане. Не хотелось ему ехать в одном автобусе с солдатами его роты. В это утро он не хотел их видеть. Ной знал, что вляпается в какую-нибудь историю, если окажется рядом с Донелли, Силичнером или Рикеттом, а в это утро ему и так хватало неприятностей.
Ной простоял двадцать минут в длинной очереди нетерпеливо переминающихся с ноги на ногу солдат и наконец втиснулся в воняющий бензином автобус. Из его роты в салоне никого не было, Ноя окружали чисто выбритые, вымытые, радостные лица, и он вдруг ощутил, что находится среди друзей. Парень, стоявший рядом с ним, здоровяк, с лица которого не сходила добродушная улыбка, даже предложил ему глоток ржаного виски из пинтовой бутылки, горлышко которой высовывалась у него из кармана.
Ной улыбнулся в ответ:
– Спасибо, не могу. Моя жена только что приехала в город, и я еду к ней. Не хочу, чтобы при встрече от меня пахло спиртным.
Рот парня растянулся до ушей, словно Ной сказал ему что-то особо приятное.
– Твоя жена. Надо же! И когда ты видел ее в последний раз?
– Семь месяцев назад.
– Семь месяцев назад! – Лицо парня стало серьезным. Это молодое лицо было белым и гладким, как у девушки. – Первая встреча после семи месяцев разлуки. – Он наклонился над солдатом, рядом с сиденьем которого стоял Ной. – Солдат, ну-ка поднимайся и уступи место этому женатику. Он семь месяцев не видел жену, а сейчас едет к ней. Ты же понимаешь, сколько ему потребуется сил.
Солдат заулыбался и встал:
– Тебе следовало сразу сказать об этом.
– Да ладно. – Ной смутился, но рассмеялся. – Все нормально. Я могу и постоять.
Но здоровяк с бутылкой уже усаживал его.
– Солдат, это приказ, – по-сержантски рыкнул он. – Садись и набирайся сил.
Ной сел, вокруг все довольно улыбались.
– У тебя, часом, нет фотографии дамы? – спросил здоровяк.
– Ну… в общем-то есть. – Ной достал бумажник, показал здоровяку фотографию Хоуп.
Тот долго смотрел на нее.
– Цветущий сад в майское утро! – воскликнул он. – Клянусь Господом, я женюсь до того, как позволю себя убить!
Ной, улыбаясь, убрал бумажник. Это добрый знак, решил он, теперь все пойдет по-другому. Дна он уже достиг, пора подниматься по другому склону.
Когда автобус остановился у почтового отделения, здоровяк подчеркнуто вежливо пропустил Ноя вперед, а уже на тротуаре дружески похлопал по плечу.
– А теперь иди, сынок. Удачного тебе уик-энда. И забудь о существовании армии Соединенных Штатов Америки до утреннего построения в понедельник.
Улыбаясь, Ной помахал ему рукой и поспешил к отелю, где ждала его Хоуп.
Она стояла в вестибюле отеля в толпе одетых в хаки мужчин и их жен.
Ной увидел ее раньше, чем она его. Чуть прищурившись, Хоуп близоруко всматривалась в лица мельтешащих вокруг солдат и женщин. Лицо ее было бледным и озабоченным. Хоуп просияла, когда Ной подошел сзади, коснулся ее локтя и сказал: «Если не ошибаюсь, миссис Аккерман?» И тут же ее глаза наполнились слезами.
Они поцеловались, словно рядом никого не было.
– Ну что ты, что… – успокаивал ее Ной.
– Не волнуйся, я не заплачу, – ответила Хоуп.
Она отступила на шаг, пристально оглядела его с головы до ног.
– Впервые вижу тебя в форме.
– И как я тебе?
У нее дрогнули губы.
– Ужасно.
Оба рассмеялись.
– Пойдем наверх, – предложил он.
– Не получится.
– Почему? – У него засосало под ложечкой.
– Я не смогла снять номер. Все занято. Но ничего страшного. – Хоуп коснулась пальцами лица Ноя и хохотнула при виде написанного на нем отчаяния. – Нам есть куда пойти. Пансион на этой же улице. Так что не грусти.
Взявшись за руки, они вышли из отеля и молча зашагали по улице, изредка поглядывая друг на друга. Ной не оставил без внимания короткие одобрительные взгляды проходящих мимо солдат, которые в тот день не встречались ни с женами, ни с девушками и могли скрасить досуг только пивом или виски.
Пансион давно следовало покрасить. Крыльцо заросло виноградом, нижняя ступенька сломалась.
– Осторожно, – предупредила мужа Хоуп. – Не провались. Не время сейчас ломать ноги.
Дверь открыла хозяйка, тощая старуха в грязном сером фартуке. От нее пахло потом, старостью и помоями.
Ухватившись костлявыми пальцами за ручку двери, она холодно взглянула на Ноя и спросила, обращаясь к Хоуп:
– Это ваш муж?
– Да, – кивнула Хоуп. – Это мой муж.
– М-м-м, – промычала хозяйка и не улыбнулась в ответ на широкую улыбку Ноя.