уж они тянут. Что они там делают? Мост взорвется до того, как они появятся из-за поворота. И все его труды пойдут прахом.
Геймс вновь рыгнул.
– Желудок подводит, – поделился он с Рихтером своей бедой.
Рихтер, глядя на магазинную коробку пулемета, кивнул, словно слышал об этом изо дня в день не один год.
Гарденбург, думал Кристиан, наверняка сделал бы все лучше. Не стал бы так рисковать. Уж неизвестно как, но риск бы он точно исключил. А если динамит не взорвется и мост не взлетит в воздух? Об этом узнают в дивизии, допросят несчастного сапера-сержанта, а уж он расскажет про Кристиана… Пожалуйста, мысленно взывал Кристиан к американцам, выходите из-за поворота, выходите, выходите…
Кристиан навел бинокль на прямой участок дороги перед мостом. Бинокль ходил вверх-вниз, и Кристиан понял, что его бьет озноб, хотя в тот момент он его и не чувствовал. Рядом что-то зашуршало, и он невольно опустил бинокль, повернувшись на звук. Воробей уселся на валун в трех метрах от них и с любопытством поглядывал на людей глазками-бусинками. Кристиану вспомнилось другое время, другое место. Пичужка сидела на дороге, ведущей в Париж, перед баррикадой, наспех сооруженной французами из двух спиленных деревьев, перевернутой телеги и матрасов. Ох уж эта живность! Войне они из любопытства уделяют минуту-другую, а потом возвращаются к своим, куда более важным делам.
Кристиан моргнул и вновь поднес бинокль к глазам. Американцы уже вышли на дорогу; они шли медленно, пригнувшись, с винтовками на изготовку. Еще бы, всем своим существом они чувствовали, что грубая ткань, прикрывающая тело, не спасет их от пуль, а на открытом участке дороги более удобной мишени просто не найти.
Но как же медленно они продвигались вперед! Крошечные шажки. Через каждые пять шагов остановка. И куда только подевались отвага и безрассудство молодежи Нового Света! Кристиану приходилось видеть трофейные фильмы о подготовке американской армии. Там американцы лихо спрыгивали с десантных барж в волны прибоя и, словно спринтеры, неслись на берег. Сейчас на спринтеров они никак не тянули.
– Быстрее, быстрее, быстрее… – не замечая того, зашептал Кристиан.
В Америке-то народ думает, что солдаты у них совсем другие.
Опять по-стариковски рыгнул Геймс. Этот противный звук резал ухо. Каждый человек по-своему реагировал на войну, у Геймса реакция шла из желудка. Какой только лжи не наслушаются домашние о подвиге Геймса и его товарищей.
– Что ты делал, совершая подвиг, за который тебя наградили Железным крестом?
– Я рыгал, мама.
Только Геймс, Кристиан и Рихтер знали правду, только они да сорок три солдата, медленно и осторожно приближающиеся к каменному мостику, возведенному неторопливыми итальянскими строителями в безмятежном, солнечном 1840 году. Только они знали правду, пулеметчики, он и сорок три солдата, волочившие ноги в пыли под прицелом пулемета, от которого их отделяло восемьсот метров. Правда эта накрепко связывала их друг с другом. Как никто они знали и о спазмах в желудке, вызванных страхом, и о робости и чувстве обреченности, нарастающих с каждым шагом, который приближал к мосту…
Кристиан облизнул губы. Последний пехотинец вышел из-за поворота, и командир – естественно, мальчишка-лейтенант – уже махал рукой солдату с миноискателем, который нехотя двинулся в голову колонны. Остальные сбились в кучу, словно, находясь рядом друг с другом, чувствовали себя в большей безопасности, полагая, что раз до сих пор их еще не убили, то и теперь все обойдется.
Солдат с миноискателем уже проверял дорогу в двадцати метрах от моста. Действовал он медленно и очень аккуратно. Офицер тем временем поднял бинокль к глазам и оглядывал окрестности. А бинокль-то цейсовский, отметил Кристиан, изготовленный в Германии. Он видел, что смотрит лейтенант на ту груду валунов, за которой они и расположились. Видать, не зря грыз гранит военной науки в училище и сразу понял, откуда может исходить наибольшая опасность. Кристиан пригнулся ниже, хотя знал, что заметить его невозможно. Лейтенант сместил бинокль, потом опять навел его на валуны.
– Огонь! – шепотом скомандовал Кристиан. – Бей по задним! По задним!
Загрохотал пулемет, разорвав хрупкую горную тишину. Кристиан заморгал, веки помимо воли сами опускались и поднимались. На дороге упали двое солдат. Остальные застыли на месте, в изумлении уставившись на упавших. Рядом рухнули еще трое. Вот тогда американцы бросились бежать. По склону оврага, под защиту моста. Умеют они, однако, бегать, подумал Кристиан. Где же оператор кинохроники? Некоторые из американцев несли и волочили раненых. Солдаты спотыкались, скатывались по склону, винтовки летели в сторону, руки и ноги нелепо болтались в воздухе. Кристиан наблюдал за происходящим, таким далеким и не имеющим к нему никакого отношения, без особого интереса, как смотрел бы на жука, которого муравьи затаскивают в муравейник.
Взорвалась первая мина. Каска с болтающимися внизу ремешками взлетела вверх метров на двадцать, тускло поблескивая на солнце.
Геймс прекратил стрельбу. Взрывы мин следовали один за другим, гулкое эхо гуляло по кругу, отражаясь от склонов, окружающих долину холмов. Большое грязное облако пыли и дыма поднялось из-под моста.
Грохот взрывов медленно замирал, словно звук утекал по лощинам, чтобы скопиться где-то в другом месте. Установилась грозная, таящая в себе опасность тишина. Два воробья, возмущенно щебеча, пролетели над пулеметом. Из оврага, из-под арки моста появилась одинокая фигура. Шел человек очень медленно, был мрачен, словно врач, отходящий от постели больного, который только что испустил дух. Пройдя пять или шесть метров, он опустился на торчащий из склона оврага валун. Кристиан навел на американца бинокль. Взрывной волной с него сорвало рубашку, и глазам Кристиана предстало белое, как молоко, тело. В руках американец держал винтовку. В тот самый момент, когда Кристиан смотрел на него, этот человек поднял винтовку, поднес ее к плечу. «А ведь он целится в нас!» – с изумлением подумал Кристиан.
До них донесся жалкий треск выстрелов, а вот пули просвистели практически над их головами. Кристиан усмехнулся.
– Прикончи его, – приказал он.
Геймс нажал на гашетку. В бинокль Кристиан видел, как пули широкой дугой вспахали землю, поднимая фонтанчики пыли. Ни одна в американца не попала. А тот и не думал покидать свой валун. Неторопливо, словно плотник, подбивающий рубанок, он вставлял в винтовку новую обойму. Геймс чуть повел стволом пулемета, пули легли ближе к американцу, но тот по-прежнему не желал их замечать. Вставил обойму и вновь поднял винтовку к голому плечу. Во всем этом было что-то безумное, наводящее ужас. Полуголый белокожий мужчина – белое пятно на зеленовато-коричневом склоне оврага – сидел на валуне в окружении убитых товарищей и стрелял по пулеметчикам, увидеть которых невооруженным глазом он никак не мог; при этом он не придавал никакого значения пулям, падавшим все ближе и ближе, чтобы через пару мгновений убить его.
– Кончай этого парня! – раздраженно бросил Кристиан. – Не тяни, кончай.
Геймс перестал стрелять. Прищурившись, покачал пулемет, наводя на цель. Снизу донеслись винтовочные выстрелы. Безвредные и бесполезные, хотя пули то пролетали над головой Кристиана, то отскакивали от скалы чуть ниже того места, где он лежал.
Наконец Геймс точно прицелился и выпустил короткую очередь. Винтовка вывалилась из рук американца. Он медленно встал, шагнул к мосту и опустился на землю, словно усталость свалила-таки его с ног.
В этот момент сработал динамит. Глыбы камня взлетели в воздух, калеча придорожные деревья, вспарывая кору, сшибая ветви. Пыль оседала долго, а когда наконец осела, взору Кристиана открылись грязно-зеленые фигурки, торчащие тут и там из-под груд обломков. Полураздетый американец полностью исчез под маленькой лавиной из земли и камней.
Кристиан со вздохом опустил бинокль. Дилетанты, что они делают на войне?
Геймс сел, повернулся к Кристиану.
– Теперь мы можем покурить? – спросил он.
– Да, – кивнул Кристиан. – Теперь можете покурить.
Он наблюдал, как Геймс достал пачку сигарет, предложил одну Рихтеру. Тот молча взял сигарету. Кристиану пулеметчик ничего предлагать не стал. Каков подлец, с обидой подумал Кристиан и полез за своей пачкой.
Взяв одну из двух остававшихся сигарет, он долго держал ее губами, ощущая ее округлость, вдыхая запах табака. И лишь потом закурил, говоря себе: «Имею право, я ее честно заработал». Кристиан глубоко затянулся, стараясь подольше задержать дым в легких. Голова пошла кругом, зато разом снялось напряжение. «Я должен написать об этом Гарденбургу, – подумал Кристиан, вновь затягиваясь сигаретным дымом. – Он будет доволен, я хорошо усвоил его уроки». Кристиан привалился к валуну, улыбаясь синему небу и проплывающим по нему белым облачкам, которые куда-то гнал горный ветер. Он знал, что до появления Дена у него есть еще добрых десять минут.
До чего же хорошее выдалось утро, подумал Кристиан и тут же почувствовал, как тело начинает бить дрожь. «Ага, – с радостью отметил он, – малярия! Кажется, начинается настоящий приступ, вот теперь им придется отправить меня в тыл. Идеальное утро». Он вновь задрожал всем телом, еще раз затянулся и привалился к валуну, ожидая появления Дена и очень надеясь, что тот спешить не будет.
Глава 22
– Рядовой Уайтэкр, за мной.
Майкл поднялся и последовал за сержантом. Они вошли в большой зал с высокими темными дверями. Зал освещали длинные свечи, отблески которых тысячами желтых светлячков отражались от светло-зеленых зеркал на стенах.
Середину зала занимал длинный полированный стол с приставленным к нему посередине одним-единственным стулом. Собственно, Майкл всегда знал, что так оно и будет. Он сел на стул. Сержант застыл сзади. Перед Майклом стояла чернильница, рядом с ней лежала простая перьевая ручка.
Открылась другая дверь, через нее в зал вошли два немца. Генералы, в парадной форме. В свете свечей мягко поблескивали их сапоги, награды, шпоры, монокли. Чеканя шаг, они промаршировали к столу, остановились, щелкнули каблуками, отдали честь.