– Я читаю только «Дейли экспресс», – огрызнулась Луиза.
– Времена нынче не такие крутые, – развивал свою мысль Майкл. – Я ни на ком не женюсь. А вину свою искупаю тем, что остаюсь в рядовых. Не так уж это и трудно. Таких, как я, восемь миллионов…
Матросы все пели, удаляясь в сторону дворца.
Майкл и Луиза свернули на боковую улочку, на которой немцы разбомбили только один дом. Молодые голоса матросов, хрипловатые, но приятные, хотя пели они откровенную похабщину (Вот попалась заводная, все ей мало, прям шальная!), с каждым шагом звучали все глуше.
«Союзный клуб», несмотря на громкое название, ничего особенного собой не представлял. Три небольшие подвальные комнатушки, украшенные покрывшимися пылью флагами, длинная доска, поставленная на две бочки, вместо стойки бара. Однако иной раз там подавали отбивные из оленины, шотландскую семгу и холодное пиво. Бутылки, потакая вкусам американцев, держали в жестяном корыте, наполненном льдом. Французы, забредавшие в клуб, практически всегда могли рассчитывать на бутылку алжирского вина по установленной государством цене. Чуть ли не все могли рассчитывать на кредит и женщину, если вдруг возникало такое желание. Официантками в клубе работали четыре или пять «голодных» леди, приближающихся к среднему возрасту, мужья которых служили исключительно в 8-й армии, воюющей в Италии. Спиртное наливали, в нарушение установленных правил, и после наступления комендантского часа.
Когда Майкл и Луиза вошли в клуб, в дальней комнатке кто-то играл на пианино. Два англичанина, сержанты авиации, тихонько пели в баре. Упившуюся американку, капрала женской вспомогательной службы, вели в туалет. За большим столом американский подполковник по фамилии Павон, который выглядел как комик средних лет, произносил речь перед четырьмя военными корреспондентами. В тридцатые годы Павон руководил цирком во Франции, а в начале войны служил во французской кавалерии. Он постоянно курил дорогие длинные сигары. В углу смуглый здоровяк француз, которого, по слухам, два или три раза в месяц с заданиями английской разведки сбрасывали на парашюте над Францией, грыз стакан для мартини. Такое с ним случалось, когда он напивался и пребывал в особенно мрачном настроении. В маленькой кухне, примыкающей к дальней комнате, высокий и толстый главный сержант военной полиции, к которому благоволила одна из дам, хозяйничающих в клубе, жарил на сковородке рыбу. За столиком у двери в кухню играли в покер военный корреспондент и двадцатитрехлетний майор авиации, который во второй половине дня вернулся с бомбежки Киля. Майкл услышал слова майора: «Поднимаю ставку на сто пятьдесят фунтов». После этого майор написал расписку на сто пятьдесят фунтов и положил ее на середину стола. «Принимаю и ставлю сто пятьдесят», – ответил его оппонент, одетый в форму американского военного корреспондента, хотя, судя по выговору, это был венгр. Корреспондент тоже написал расписку и бросил ее в кучку бумажек на середине стола.
– Два виски, пожалуйста, – обратился Майкл к англичанину с нашивками младшего капрала, который всегда вставал за стойку, приезжая в Лондон в увольнительную.
– Виски нет, полковник. – Зубов у капрала не было вовсе, а состояние десен говорило о том, что с питанием в английской армии дело обстоит не очень хорошо. – Извините.
– Тогда два джина.
Капрал, в сером фартуке поверх военной формы, ловко и с любовью наполнил два стакана.
К пианино присоединились дребезжащие мужские голоса:
Отец мой на рынке на черном шурует,
Весь день гонит мать самогон,
Сестра на панели и телом торгует,
А денежка капает в дом.
Майкл поднял стакан, повернулся к Луизе:
– Будем здоровы.
Они выпили.
– Шесть шиллингов, полковник, – напомнил капрал.
– Запиши на мой счет, – ответил Майкл. – Сегодня я на мели, но ожидаю крупный заем из Австралии. Мой младший брат – майор авиации. Получает там и жалованье, и суточные.
Капрал нацарапал фамилию Майкла в замусоленной бухгалтерской книге и открыл две бутылки теплого пива для сержантов-летчиков, которые, услышав музыку и пение, с полными стаканами направились в соседнюю комнату.
– Я желаю обратиться к вам от имени генерала Шарля де Голля, – подал голос француз, оторвавшись от недогрызенного стакана. – Всех присутствующих покорнейше прошу встать в честь генерала Шарля де Голля, лидера Франции и командующего французской армией.
Все поднялись, отдавая должное генералу Шарлю де Голлю.
– Мои дорогие друзья, – начал француз громким голосом с сильным русским акцентом. – Я не верю тому, что пишут в газетах. Я ненавижу все газеты и всех репортеров. – Он злобно глянул на корреспондентов, облепивших Павона. – Генерал де Голль – демократ и человек чести. – Француз сел и мрачно уставился на изгрызенный стакан.
Тихонько сели и остальные. В дальней комнате запели летчики:
– Ну дела, ночь была, все объекты разбомбили мы дотла, но команда цела и машина…
– Господа! – воскликнула хозяйка. Она спала на стуле у стены. Очки ее болтались на одном ухе. Открыв глаза, она улыбнулась всей честной компании и указала на капрала из женской вспомогательной службы, в этот самый момент выходившую из туалета. – Эта женщина украла у меня шарф, – пробормотала хозяйка и вновь заснула, громко захрапев.
– Что мне нравится в этом клубе – так это атмосфера старой доброй Англии. – Майкл огляделся. – Здесь она ощущается особенно сильно. Крикет, чай в саду викария, музыка Делиуса[61].
– …нос пробит, хвост горит, но машина летит на честном слове и на одном крыле, – пели в дальней комнате.
Высокий, тучный генерал-майор службы снабжения, накануне прилетевший в Англию из Вашингтона, вошел в клуб под руку с крупной молодой женщиной. Майкл отметил ее длинные зубы и черную вуаль. За ними тащился пьяный капитан с пышными усами.
– О, моя дорогая миссис Маккимбер! – Генерал, широко улыбаясь, направился прямо к Луизе и поцеловал ее.
Женщина с длинными зубами обольстительно улыбалась всем и каждому. Должно быть, у нее болели глаза, потому что она постоянно моргала. Позднее Майкл выяснил, что фамилия женщины – Керни, а ее муж, английский летчик, погиб в бою над Лондоном в 1941 году.
– Генерал Рокленд, я хочу познакомить вас с рядовым первого класса Уайтэкром. Он обожает генералов. – Луиза повернулась к Майклу.
Генерал энергично пожал Майклу руку, чуть не раздавив ее в своей лапище. Майкл сразу понял, что в Вест-Пойнте генерал играл в футбол.
– Рад познакомиться с тобой, дружище. – Генерал пребывал в прекрасном расположении духа. – Видел тебя на приеме и заметил, как ты увел от нас эту очаровательную молодую женщину.
– Он хочет всю войну прослужить в рядовых. – Луиза улыбнулась. – И что нам с ним делать?
– Ненавижу кадровых рядовых, – отчеканил генерал, и капитан, стоявший за его спиной, согласно кивнул.
– Я тоже, – подал голос Майкл. – И с радостью стал бы лейтенантом.
– Ненавижу кадровых лейтенантов, – изрек генерал.
– Как скажете, сэр. Если будет на то ваше желание, можете произвести меня в подполковники.
– Может, и будет, может, и будет, – покивал генерал. – Джимми, запиши фамилию этого человека.
Капитан, пришедший с генералом, порылся в карманах и достал карточку-рекламу частной таксомоторной компании.
– Фамилия, звание, личный номер, – механически пробубнил он.
Майкл продиктовал фамилию, звание, личный номер, капитан все записал и убрал карточку во внутренний карман. Когда он расстегнул китель, Майкл заметил, что подтяжки у капитана красные.
А генерал тем временем зажал Луизу в углу и что-то нашептывал ей на ушко. Майкл уже направился было к ним, но путь ему загородила длиннозубая девица.
– Моя визитная карточка. – Она протянула ему белый прямоугольник из плотной бумаги.
Майкл опустил глаза. «Миссис Оттилия Манселл Керни, – прочитал он, – Риджент-стрит, 4027».
– До одиннадцати утра я каждый день дома. – Ее улыбка трактовалась однозначно. Миссис Керни повернулась и пошла от столика к столику, раздавая свои визитки.
Майкл заказал еще порцию джина и направился к столику, за которым сидели Павон и корреспонденты. Двоих Майкл знал по Нью-Йорку.
– …После войны, – вещал Павон, – Франция неминуемо качнется влево, и мы ничего не сможем с этим поделать. И Англия ничего не сможет, и Россия тоже. Присаживайся, Уайтэкр, у нас есть виски.
Майкл допил джин и сел; один из корреспондентов на четыре пальца наполнил его стакан виски.
– Я вот служу в Управлении гражданской администрации и не знаю, куда меня пошлют. Но если меня пошлют во Францию, это будет шуткой века. Французы уже сто пятьдесят лет сами управляют своей страной, и они поднимут на смех любого американца, который начнет указывать им, как подводить водопроводные трубы к мэрии.
– Поднимаю ставку на сто фунтов, – донесся с другого столика голос корреспондента-венгра.
– Принимаю, – отозвался летчик-майор.
Оба написали расписки.
– Что случилось, Уайтэкр? – спросил Павон. – Генерал увел твою девушку?
– Только на время. – Майкл искоса глянул в угол, где генерал прижимался к Луизе и радостно гоготал.
– По праву старшего по чину, – покивал Павон.
– Этот генерал любит девушек, – вставил один из корреспондентов. – Он провел в Каире две недели и оттрахал четырех сотрудниц Красного Креста. Когда он вернулся в Вашингтон, его наградили орденом «За заслуги».
– Тебе это тоже вручили? – Павон показал Майклу визитную карточку миссис Керни.
– Один из самых дорогих моих сувениров. Храню у сердца, – ответил Майкл, доставая из кителя точно такую же.
– Эта женщина тратит кучу денег на типографию.
– У ее отца пивной завод, – пояснил кто-то из корреспондентов. – Так что денег там куры не клюют.
– Не хочу я в авиацию, – пели в дальней комнате, –