– Поднимаю ставку на пятьсот фунтов, – донесся с пола голос венгра.
Майкл рассмеялся: он понял, что остался жив, а бомба упала где-то по соседству.
Замигали лампы. Все встали. Кто-то поднял хозяйку с пола, все еще спящую, и вновь усадил на стул у стены. Она открыла глаза, холодно посмотрела прямо перед собой.
– Это же отвратительно – красть шарф у старой женщины, пока она спит. – Глаза хозяйки снова закрылись.
– Вот беда: я расплескал виски. – Венгр покачал головой и вновь наполнил стакан.
– Видите, – Акерн опять оказался рядом с Майклом, – я мокрый как мышь.
Польские капитаны надели фуражки, пренебрежительно огляделись и направились к выходу. У двери они остановились. На стене висели бумажные плакаты – портреты Рузвельта, Черчилля, Чан Кайши и Сталина. Один из поляков протянул руку и рванул портрет Сталина. Он разодрал его на мелкие клочки и швырнул в направлении бара, словно конфетти.
– Большевистские свиньи! – крикнул поляк.
Француз, который грыз стаканы, поднялся с пола и швырнул в поляков стул. Тот ударился об стену рядом с их остроконечными фуражками. Поляки повернулись и юркнули за дверь.
– Salauds![63] – крикнул им вслед француз, покачиваясь у своего столика. – Только посмейте вернуться, я вам живо яйца отрежу!
– Отныне этим господам запрещен вход на территорию клуба, – изрекла хозяйка, не открывая глаз.
Майкл поискал глазами Луизу. Генерал-майор обнимал ее и ласково похлопывал по заду.
– Не волнуйся, не волнуйся, крошка, – ворковал он.
– Все в порядке, генерал. – Луиза холодно улыбалась. – Битва закончилась. Можете меня отпустить.
– Поляки… – Венгр отхлебнул виски. – Дети природы. Однако нельзя отрицать, что они храбры, как львы. – Венгр поклонился и твердым шагом вернулся к столику, за которым уже сидел майор авиации. Венгр опустился на стул, написал расписку на тысячу фунтов и начал тасовать колоду.
Надрывно заревела сирена отбоя воздушной тревоги.
Вот тут Майкла начала бить дрожь. Он схватился за спинку стула, попытался сцепить зубы, но они продолжали стучать. Майкл виновато улыбнулся Павону, который раскуривал потухшую сигару.
– Уайтэкр, – спросил Павон, – а что ты, собственно, делаешь в армии? Куда бы я ни пришел, ты обязательно торчишь у стойки.
– Ничего особенного, полковник, – ответил Майкл и замолчал, потому что почувствовал, что от следующего слова челюсть может и отвалиться.
– Ты говоришь по-французски?
– Немного.
– Можешь водить автомобиль?
– Да, сэр, – ответил Майкл, как и полагалось отвечать старшему по званию.
– Хотелось бы тебе работать у меня? – спросил Павон.
– Да, сэр.
– Что ж, посмотрим, что можно сделать, посмотрим. Парня, который работал у меня, предают военно-полевому суду по обвинению в извращениях и скорее всего признают виновным.
– Да, сэр.
– Позвони мне через пару недель. Думаю, все у нас получится.
– Благодарю вас, сэр.
– Ты куришь сигары?
– Да, сэр.
– Держи. – Павон протянул ему три сигары, Майкл их взял. – Уж не знаю почему, но мне кажется, что ты интеллигентный человек.
– Спасибо, сэр.
Павон посмотрел на генерала Рокленда.
– Пожалуй, тебе пора. Генерал того и гляди изнасилует твою девочку.
Майкл сунул сигары в карман. Ему пришлось повозиться с пуговицей, потому что пальцы так трясло, словно он сунул их в электрическую розетку.
– Я еще потею, – говорил Акерн, когда Майкл отходил от стола, – но вижу все чрезвычайно отчетливо.
Майкл остановился рядом с генералом Роклендом, почтительно вытянулся в струнку и ненавязчиво кашлянул.
– Извините, сэр, но я должен отвести даму домой. Обещал ее матери возвратить дочь домой до полуночи.
– Твоя мать в Лондоне? – В голосе генерала слышалось изумление.
– Нет, – ответила Луиза, – но рядовой первого класса Уайтэкр знаком с ней по Сент-Луису.
Генерал добродушно расхохотался.
– Как я понимаю, мне дают отставку. Мать! Это что-то новенькое. – Он хлопнул Майкла по плечу. – Удачи тебе, сынок. Рад, что познакомился с тобой. – Генерал оглядел комнатушку. – А где Оттилия? Она и здесь раздает свои чертовы визитки? – И в сопровождении усатого капитана отправился на поиски миссис Керни, которая к тому времени заперлась в туалете с одним из сержантов-летчиков.
Луиза улыбнулась Майклу.
– Хорошо провела время? – спросил тот.
– Бесподобно. Генерал повалился на меня в тот самый момент, когда взорвалась бомба. Я думала, он собрался провести на мне все лето. Уходим?
– Уходим, – кивнул Майкл.
Взявшись за руки, они с Луизой направились к выходу.
– Поднимаю ставку на пятьсот фунтов, – донесся до них голос венгра из-за закрывающейся двери.
В воздухе стоял зловещий запах дыма. На мгновение Майкл замер. Почувствовав поднимающуюся волну паники, он понял, что у него вот-вот снова застучат зубы. Майкл едва не развернулся, чтобы нырнуть в клуб, но совладал с нервами и вместе с Луизой зашагал по темной, задымленной улице.
С Сент-Джеймс-стрит донесся звон бьющегося стекла, сквозь дым полыхнул оранжевый язык огня, слышались какие-то странные звуки, словно некий великан полоскал горло. Они обогнули угол и направились к дворцу. Улицу освещало дрожащее оранжевое пламя, отражающееся в мириадах осколков разбитого стекла. Перед дворцом полыхал второй пожар – отражение первого на поверхности огромной лужи. Роль великана с больным горлом выполняли санитарные и пожарные машины, форсирующие эту лужу на второй передаче. Не обменявшись ни словом, Майкл и Луиза поспешили к месту падения бомбы. Под ногами хрустели осколки стекла, совсем как снег в морозный день.
Маленький автомобиль взрывной волной швырнуло в стену. Расплющило, словно гигантским прессом. Ни водителя, ни пассажиров, если они и были, Майкл и Луиза не увидели. Разве что старик на правой стороне улицы сосредоточенно сметал в совок то, что от них осталось. В двух-трех футах от автомобиля лежал уцелевший в катастрофе нарядный темно-синий женский берет.
Дома рядом с дворцом устояли, хотя их фасады и превратились в груды кирпичей. Глазам Майкла и Луизы открылось знакомое печальное зрелище: комнаты, в которых только что жили, столы, застеленные скатертями, кровати с откинутыми покрывалами, тикающие часы. Взрывная волна, как ножом, отсекла одну стену. А ведь к этому и стремятся в театре, подумал Майкл. Убрать четвертую стену, чтобы подсмотреть, а что происходит меж трех оставшихся.
Ни единого звука не доносилось из разрушенных домов. Майкл шестым чувством понял, что при налете практически никто не погиб. В этом районе было много глубоких бомбоубежищ, а обитатели домов, похоже, знали, как реагировать на сирены воздушной тревоги.
Не предпринималось особых усилий и для спасения тех, кто мог остаться под рухнувшими стенами. Пожарники форсировали лужу, образовавшуюся в месте прорыва водопровода, спасатели разбирали завалы. Спокойно и методично, без лишней суеты.
У стены дворца с прилепившимися к ней будочками часовых, вышагивавших вдоль здания, как автоматы, и отдававших честь каждому показавшемуся за полквартала офицеру, воцарилась пустота. Майкл знал, что часовым не разрешалось покидать пост, а потому эти отлично вышколенные солдаты в мундирах давно ушедших времен стояли навытяжку, вслушиваясь в свист бомбы, ожидая неминуемого взрыва, и умерли в звоне разбивающихся за их спинами стекол, в скрежете выворачиваемых из стены старинных часов, которые так и зависли над пустынной улицей. В это самое время он, Майкл, со стаканом виски в руке, улыбаясь, слушал, как венгр излагает свое видение будущего. В это время высоко в небе молодой парень, скрючившийся в кабине самолета, ослепленный лучами прожекторов, видел под собой вспыхивающий взрывами Лондон, где слились воедино Темза, здание парламента, Гайд-парк и Мраморная арка, а вокруг него рвались зенитные снаряды. Ничего не соображая, паренек нажал на кнопку, какую нажимают в немецкой авиации, когда хотят убить англичан, и бомба полетела вниз, на автомобиль и девушку в берете, на дома, которые простояли сотню лет, на двух часовых, которых освободили от всякой другой службы, удостоив чести охранять дворец, где в не столь давние времена жил принц Уэльский и где устраивались знаменитые приемы. Если бы пилот пронесшегося в вышине самолета нажал на эту самую кнопку на полсекунды раньше или позже, если бы самолет в тот самый момент не развернуло вправо от близкого разрыва снаряда, если бы прожектора не ослепили пилота мгновением раньше… если бы, если бы, если бы… тогда он, Майкл, лежал бы в луже собственной крови посреди развалин «Союзного клуба», а часовые стояли бы на своих местах, девушка в берете ехала бы в автомобиле, дома остались бы целехонькими, часы отсчитывали бы время…
Майкл понимал, что идея фатализма – пожалуй, самая банальная из всех, связанных с войной, но не мог не думать об этом, не мог не думать о неисповедимых путях его величества Случая, который сегодня спасает нам жизнь, чтобы завтра мы вновь рассуждали о бесчисленных «если бы…».
– Пойдем, милый. – Луиза потянула Майкла за собой. Он почувствовал, что она вся дрожит, и удивился: ведь именно Луиза всегда сохраняла хладнокровие, не показывала, что творится у нее на душе. – Пойдем домой.
Они молча повернулись и зашагали прочь. За их спинами пожарникам удалось-таки найти какой-то вентиль, поток воды из разорванного водопровода уменьшился, потом прекратился. Лужа перед дворцом застыла черной кляксой.
Много всякого произошло в тот день в Лондоне.
Генерал-майор, получивший план вторжения в Нормандию, подал рапорт с просьбой увеличить на одну пехотную дивизию численность войск, высаживающихся на побережье в первые два дня.
Сбивший шесть самолетов противника пилот «спитфайра», которого отстранили от полетов за пьянство, застрелился в спальне своей матери.
В театре начались репетиции нового балета. В одной из сцен исполнителю главной роли предлагалось на пузе переползти сцену, символизируя тем самым подсознательное сладострастие.