– Позвольте… – заверещал француз.
– Теперь нам осталось узнать лишь одну маленькую подробность… – Лейтенант выдержал паузу. – Фамилию человека, который был там с тобой.
– Позвольте, но я могу доказать, что всю вторую половину дня провел в городе.
– Естественно. – Лицо лейтенанта осветила улыбка. – Ты можешь доказать что угодно, за час принесешь сотню подписей. Нас они не интересуют.
– Но…
– Нас интересует только одно: фамилия человека, который составлял тебе компанию, когда ты слез с велосипеда, чтобы убить беспомощного немецкого солдата.
– Что вы такое говорите? У меня вообще нет велосипеда.
Лейтенант кивнул рядовому СС. Солдат не слишком крепко привязал француза к одному из стульев.
– Я ничего не хочу от тебя скрывать. – Лейтенант уже не улыбался. – Я обещал сержанту, что он вернется в расположение роты к обеду, и намерен сдержать слово. Вот и тебе я обещаю: если сразу все не расскажешь, то потом горько об этом пожалеешь. Так что…
– У меня даже нет велосипеда, – промямлил француз.
Лейтенант прошел к столу, выдвинул ящик, достал щипцы и, небрежно пощелкивая ими, неспешным шагом вернулся к стулу, на котором сидел француз. Зайдя сзади, он схватил правую руку француза, а затем быстро, умело, отточенным движением профессионала выдернул ноготь большого пальца.
Такого дикого крика Кристиану слышать еще не доводилось.
– Я же тебя предупреждал, – лейтенант остался за спиной француза, – что слов на ветер не бросаю и всегда говорю только правду. Нам предстоит долгая война, и я не из тех, кто тратит время попусту.
– Послушайте… – простонал француз.
Лейтенант наклонился вновь, последовал новый крик. По лицу лейтенанта разлились спокойствие и скука, словно он вновь встал за свой станок на фабрике кожевенных изделий в Регенсбурге.
Француз обвис на веревках, но остался в сознании.
– Это же стандартная процедура, друг мой. – Лейтенант обошел француза спереди. – И смысл ее в том, чтобы показать, что настроены мы очень серьезно. А теперь будь любезен сообщить мне фамилию своего дружка.
– Я ничего не знаю, я ничего не знаю… – стонал француз. Пот градом катился по его лицу, теперь оно не выражало ничего, кроме животного страха.
Наблюдая за допросом, Кристиан почувствовал легкую тошноту, у него закружилась голова. В этой маленькой голой комнате с нелепой карикатурой на Черчилля, которую использовали как мишень для игры в дартс, крики француза били по ушам, как разрывы фугасов.
– Тогда послушай, что я теперь с тобой проделаю. Ты мне, возможно, не поверишь, – лейтенант повысил голос, чтобы пробить стену боли, окружившую сознание француза, – но я всегда говорю правду, в чем ты уже успел убедиться. Я не выношу долгих допросов. Предпочитаю добираться до цели быстро, большими шагами. Повторяю: ты, возможно, мне не поверишь, но, если я не услышу от тебя фамилии твоего сообщника, я вырву тебе правый глаз. Прямо здесь, мой друг, сейчас, в этой самой комнате, собственными руками.
Француз закрыл глаза и подался назад, стон вырвался из его пересохших губ.
– Нет, – прошептал он. – Это чудовищная ошибка. Я ничего не знаю. – И, все еще не понимая, что законы логики в этой комнате не действуют, он добавил: – У меня даже нет велосипеда.
– Сержант, – лейтенант повернулся к Кристиану, – в твоем присутствии необходимости нет.
– Благодарю вас, господин лейтенант. – Голос Кристиана дрожал. Он вышел, тщательно затворив за собой дверь, и привалился к стене. У двери застыл рядовой СС с винтовкой в руках.
От крика, раздавшегося через тридцать секунд, перехватило горло. Крик этот, казалось, старался пробраться в легкие и разорвать их. Кристиан закрыл глаза, вжавшись затылком в стену.
Он знал, что такие вещи время от времени происходили, но и представить себе не мог, что столкнется с этим среди бела дня здесь, в провинциальном городке, в маленькой, пыльной комнатушке с окном на продовольственный магазинчик, в витрине которого висели связки сосисок, в комнатушке, украшенной карикатурой на толстого мужчину с голой румяной задницей…
Какое-то время спустя дверь открылась и в коридор вышел лейтенант. Он улыбался.
– Сработало. Правда – самый прямой и быстрый путь к цели. Оставайся здесь, я скоро, – бросил он Кристиану и нырнул в другую комнату.
Кристиан и рядовой СС остались в коридоре. Рядовой закурил, не предложив сигарету Кристиану. Курил он, закрыв глаза, словно старался поспать стоя, прислонившись к каменной стене старой мэрии. Из комнаты, за дверью которой скрылся лейтенант, появились двое солдат и направились к выходу из мэрии. А из-за двери, около которой стоял Кристиан, доносились всхлипывания и неразборчивое мычание, словно кто-то молился без слов.
Пять минут спустя солдаты вернулись с невысоким лысым толстяком, глаза которого в испуге бегали по сторонам. Держа толстяка за локти, солдаты ввели его в комнату, где оставался лейтенант. Через минуту один из солдат вновь появился в коридоре и махнул Кристиану рукой.
– Он просит вас зайти.
Кристиан отлепился от стены. Маленький толстый француз сидел на полу, закрыв лицо руками, и плакал. Вокруг растекалась темная лужа, указывающая на то, что в минуту испытаний его сильно подвел мочевой пузырь. Лейтенант сидел за письменным столом и что-то печатал на машинке. Писарь за другим столом составлял ведомость на выплату денежного довольствия. Второй солдат стоял у окна и наблюдал, как молодая мама со светловолосым ребенком на руках заходит в продовольственный магазин.
Лейтенант взглянул на вошедшего Кристиана и кивком указал француза.
– Этот был с ним?
Кристиан посмотрел на сидящего в луже мочи француза.
– Да.
– Увести, – приказал лейтенант.
Солдат отошел от окна, наклонился над французом, который уставился на Кристиана.
– Я никогда не видел этого человека! – воскликнул француз, но солдат уже схватил его за шиворот и поставил на ноги. – Бог мне судья, я никогда в жизни его не видел…
Солдат выволок толстяка в коридор.
– Вот и все. – Лейтенант радостно улыбнулся. – Теперь… через полчаса протокол уйдет к полковнику, а моя миссия будет закончена. Если хочешь, можешь прямо сейчас вернуться в казарму… Или ты предпочтешь остаться здесь, а завтра присутствовать при казни? У нас отличная столовая для сержантского состава. Казнь состоится в шесть утра. Как скажешь, так и будет.
– Я бы остался, – ответил Кристиан.
– Отлично, – кивнул лейтенант. – Сержант Денер сидит в соседней комнате. Пойди к нему и скажи, что тебя послал я. Он обо всем позаботится. Завтра жду тебя здесь в пять сорок пять. – Он вновь склонился над пишущей машинкой.
Кристиан вышел в коридор.
Казнь происходила в подвале мэрии, длинном и сыром помещении, освещенном двумя яркими лампочками. У одной из стен были вбиты в земляной пол два столба. Позади них на земле лежали два низких некрашеных гроба. Белые доски чуть поблескивали в слепящем свете ламп. Подвал использовался и как тюремная камера, поэтому на влажных стенах приговоренные к смерти мелом или углем писали свои последние обращенные к живым слова.
«Бога нет», – прочитал Кристиан, стоя за спинами шестерых солдат, которым предстояло привести приговор в исполнение… – «Merde, merde, merde[71]», «Меня зовут Жак. Моего отца зовут Рауль. Мою мать зовут Кларис. Мою сестру зовут Симона. Моего дядю зовут Этьен. Моего сына зовут…» – Дописать предложение человек не успел.
Ввели обоих осужденных. Они едва двигались, словно им уже давно не приходилось ходить; каждого вели два солдата. Увидев столбы, низкорослый толстяк жалобно заскулил, а вот одноглазый, хотя ноги и отказывались подчиняться ему, вскинул подбородок, дабы изобразить на лице пренебрежение, и Кристиан не мог не признать, что ему это почти удалось.
Солдаты привязали французов к столбам. Сержант, командовавший отделением, подал первую команду. Его парадный голос больше подходил для плаца, чем для сырого подвала.
– Нет! – крикнул одноглазый. – Вы не посмее…
Грохот выстрелов заглушил его голос. Пули разорвали веревки, связывающие толстяка, и он повалился на землю. Сержант подскочил к нему, произвел контрольный выстрел в голову, затем повторил то же самое с одноглазым. Запах сгоревшего пороха на какие-то мгновения заглушил зловоние подвала.
Лейтенант кивнул Кристиану. Тот последовал за ним на улицу. Над городком занимался серый рассвет. В ушах Кристиана еще отдавался грохот выстрелов.
Лейтенант улыбался:
– Как тебе это понравилось?
– Все нормально. Они получили по заслугам.
– Совершенно верно. Ты позавтракал?
– Нет.
– Пойдем со мной. Завтрак меня уже ждет. Через пару минут будем на месте.
Они шли бок о бок. Туман, надвигавшийся с моря, глушил шаги.
– Этот одноглазый совсем не любил немецкую армию, не так ли? – спросил лейтенант.
– Не любил, господин лейтенант, – согласился с ним Кристиан.
– Мы поступили правильно, избавившись от него.
– Да, господин лейтенант.
Лейтенант остановился и повернулся к Кристиану, улыбка не сходила с его губ.
– На велосипедах катили не они, так?
Если Кристиан и замялся, то лишь на мгновение.
– Откровенно говоря, господин лейтенант, полной уверенности у меня нет.
Улыбка лейтенанта стала шире.
– Ты у нас умница. Эффект-то тот же самый. Мы должны показать им, что настроены серьезно. – Он похлопал Кристиана по плечу. – Зайдешь на кухню и скажешь Рене, что я велел тебя хорошенько накормить. Пусть подаст тебе такой же завтрак, что и мне. Ты достаточно хорошо говоришь по-французски, чтобы передать ей мои слова?
– Да, господин лейтенант.
– Отлично. – Лейтенант в последний раз хлопнул Кристиана по плечу, отворил массивную дверь и вошел в серый дом, на окнах которого стояли горшки с геранью.
Кристиан направился к двери черного хода. Завтрак он получил отменный: яичницу с ветчиной и настоящие сливки.