На следующее утро Голах сказал своим пленникам, что они пойдут к источнику и остановятся там на целый день.
Это известие было передано Гарри круменом, и все были в восторге, что наконец-то отдохнут и, кроме того, будут иметь воды вволю.
Гарри довольно долгое время разговаривал с круменом, и последний выразил свое удивление, что белые пленники так легко подчиняются неволе. Он сообщил, что дорога, по которой они идут, если продолжать держаться все в том же направлении, поведет в глубь страны, по всей вероятности, в Тимбукту. Поэтому крумен советовал просить Голаха отвести их скорей в какой-нибудь береговой порт, где их мог бы выкупить английский консул.
Крумен обещал действовать в качестве переводчика при Голахе и сделать все, что будет в его силах, чтобы содействовать удачному окончанию переговоров. Он пообещал убедить шейха изменить направление пути, сказав ему, что он сможет гораздо выгоднее продать свой «товар», если поведет своих пленников в такое место, куда приходят корабли, капитаны которых охотно выкупают пленников.
В заключение крумен прибавил таинственно, что есть еще один предмет, относительно которого он хотел сделать им предостережение. На предложение объясниться крумен долго молчал и видимо находился в сильном замешательстве. Наконец он кончил тем, что сказал, что их друг Колин никогда не покинет пустыни.
— Почему? — спросил Гарри.
— Потому что шейх убьет его.
Гарри попросил его определенно высказать свое мнение и объяснить, на чем оно основано.
— Если Голах заметит, что мать ребенка дает вашему товарищу хотя бы только по одному финику в день или по капле воды, он убьет их обоих, это верно. Голах вовсе не дурак — он все видит.
Гарри обещал предупредить своего товарища о грозящей ему опасности, чтобы спасти его прежде, чем пробудятся подозрения Голаха.
— Ничего хорошего, ничего хорошего, — добавил крумен.
Для того, чтобы объяснить эти слова, переводчик сказал Гарри, что если молодой шотландец откажет женщине в какой бы то ни было просьбе, оскорбленное самолюбие негритянки превратит ее симпатию в ненависть, и тогда она постарается возбудить против него гнев Голаха, что, конечно, будет иметь роковое значение для его жертвы.
— Что же тогда делать, чтобы спасти его? — спросил Гарри.
— Ничего, — отвечал крумен, — вы ничего не можете сделать. Любимая жена Голаха любит его, и он умрет — это верно.
Гарри передал Биллу и Теренсу весь разговор с круменом, и все трое стали советоваться.
— Мне кажется, черномазый прав, — сказал, наконец, Билл. — Если Голах заметит, что одна из его жен оказывает предпочтение мистеру Колину, — бедный малый пропал.
— В этом нет ничего невозможного, — добавил Теренс. — Я вижу, что с какой стороны ни взгляни, Колин попал в плохое положение: непременно надо его предупредить, как только он к нам присоединится.
Вскоре Колин нагнал своих друзей.
- Послушай, — сказал Гарри, — держись подальше от этой негритянки. Тебя уже заметили; крумен только что предупредил нас, и, если Голах увидит, что она тебе дает что-нибудь есть, ты погибший человек.
— Но что я могу сделать? — ответил молодой мичман. — Если бы эта женщина предлагала вам молока и фиников, когда вы умираете от голода и жажды, могли ли бы вы отказаться от них?
— Нет, признаюсь, и желал бы только, чтобы поскорей случилась подобная перемена; устраивай только так, чтобы держаться от нее подальше. Ты не должен отставать от нас и все время иди рядом с другими.
Между тем караван приближался к тому месту, где Голах рассчитывал найти известный ему источник и сделать долгожданный для всех привал.
Глава XII. ЗАЖИВО ПОГРЕБЕННЫЕ
Прошло еще два дня утомительного путешествия, прежде чем караван, наконец, дошел до источника.
Четверо белых невольников к этому времени находились уже в самом печальном положении. Тропическое солнце немилосердно жгло их своими знойными лучами; рот высох, кожа потрескалась, а израненные от долгой ходьбы по горячему крупному песку ноги отказывались служить.
Голодные, снедаемые мучительной жаждой, обессиленные, еле тащились пленники за своим хозяином, восседавшим на верблюде.
Увидев издали небольшой холмик, покрытый довольно густым кустарником, Голах обернулся и жестом указал невольникам на чахлую зеленую листву.
Все поняли значение этого сигнала, и у них вдруг явилась надежда на спасение. Силы прибавилось точно чудом, и каждый без всякого принуждения удвоил шаг и немного спустя караван был уже у подошвы холма.
Нечеловеческие усилия, которые употребили изнемогавшие от жажды невольники, чтобы поскорее достигнуть источника, должны были бы вызвать к ним сострадание черного шейха, но не такой он был человек. Чужие страдания его, по-видимому, только забавляли.
Сначала он приказал развьючить верблюдов и поставить палатки. Пока одни невольники занимались этим, другие отправились на поиски топлива.
Покончив с устройством лагеря, шейх собрал все имевшиеся меха и сосуды для воды и разместил их возле колодца.
Медленно, точно нарочно испытывая терпение остальных, привязал он затем на веревку кожаное ведро и, доставая им воду из колодца, начал наполнять все расположенные кругом сосуды, стараясь не пролить ни капли драгоценной влаги.
Когда все сосуды были наполнены водой, шейх велел подойти к себе женам и детям и дал каждому из них почти по целой пинте воды. После этого всем им приказано было отойти и дать дорогу невольникам.
Женщины и дети безропотно покорились суровому голосу владыки.
Только после этого уже подошли невольники, и тут началась настоящая сумятица: вырывали друг у друга сосуды, наскоро наполняли их водой, залпом осушали по целой кружке и тянулись к воде, радуясь утолить так долго мучившую их жажду.
Шейх с усмешкой наблюдал за толчеей у колодца.
Часа через два после прибытия этого каравана к источнику подошел другой караван. Голах встретил прибывших настороженно. И, несмотря на традиционные приветствия, выставил на ночь охрану.
На следующее утро у Голаха состоялся длинный разговор с хозяином каравана, после чего все заметили, что он вернулся в свою палатку с недовольным видом.
Новоприбывший караван состоял из одиннадцати человек, восьми верблюдов и трех лошадей. Они шли с северо-запада. Кто они были и куда шли — Голах так и не узнал, а объяснения, полученные им от шейха, его не удовлетворили.
Несмотря на то, что Голах сильно нуждался в провизии и ему необходимо было как можно скорее возобновить истощившиеся запасы, он решился провести весь этот день у источника. Крумену удалось узнать, что шейх решился поступить таким образом, боясь неприязненных действий со стороны новоприбывших.
— Если он их боится, — заметил Гарри, выслушав соображения крумена, — так, по-моему, он должен уходить отсюда как можно скорее.
Крумен отвечал на это, что если предположение Голаха верно, и пришельцы действительно занимаются грабежом в пустыне, то они не тронут Голаха, пока он будет стоять у колодца.
Билл подтвердил, что крумен говорил правду: разбойники никогда не нападают на свои жертвы в харчевне, а всегда на больших дорогах, пираты не грабят кораблей в гавани, а непременно в открытом море. То же самое повторяется и на великом песчаном океане — Сахаре.
— Я бы очень желал, чтобы эти арабы оказались разбойниками и чтобы они отбили нас у Голаха, — проговорил Колин. — Может быть, они согласятся отвести нас к северу, где рано или поздно за нас заплатят выкуп. Если же нас поведут в Тимбукту, как заявил нам Голах, то мы никогда не выберемся из Африки.
— Об этом следует подумать теперь же, — сказал после некоторого раздумья Гарри. — Каждый день пути к югу удаляет нас от нашей родины и все уменьшает надежду возвратиться в нее когда-нибудь. Может быть, эти арабы могут нас купить и отвести на север. Что, если мы попросим крумена поговорить с ними об этом?
Все с этим согласились. Подозвали крумена и сообщили ему свои намерения. Он молча выслушал пленников и сказал, что никто из каравана не должен видеть, когда он будет говорить с арабами. Он подтвердил то, что заметили и сами мичманы еще раньше: Голах и его сын не теряли их из виду. И потому найти случай поговорить с арабским шейхом будет нелегко.
Вскоре невольники увидели, что арабский шейх направился к колодцу. Невольник встал и осторожно стал приближаться к нему. Но Голах его увидел и с угрозой приказал ему вернуться назад. Крумен согласно кивнул, но не особенно торопился повиноваться и сделал знак, что замучился от жажды. Остановившись рядом с шейхом спиной к Голаху, он принялся жадно пить.
Вернувшись назад, крумен передал Гарри, что ему все-таки удалось поговорить с новоприбывшим шейхом и сказать ему: «Купите нас, вы возьмете за нас потом хорошие выкупы.» На это шейх отвечал: «Белые невольники — собаки, они не стоят того, чтобы их покупать.»
— Значит, с этой стороны у нас нет никакой надежды! — грустно заключил Теренс.
Крумен покачал головой, как будто не разделяя мнения, только что высказанного молодым моряком.
— Как! Вы думаете, что еще есть какая-нибудь надежда?
Невольник сделал утвердительный знак.
— Как? Каким образом?
Крумен отошел от них, не дав другого объяснения.
Когда солнце собиралось садиться, арабы сняли свои палатки и ушли по направлению к высохшему колодцу, который Голах и его караван недавно миновали. Как только они исчезли за холмом, сын Голаха взобрался на вершину холма и оттуда следил за арабами, пока женщины и дети навьючивали верблюдов и складывали палатки.
Дождавшись, пока последние тени ночи спустились на землю, Голах отдал приказ продолжать путь по направлению к юго-востоку. Этим путем он удалялся от берега и отнимал у невольников всякую надежду когда-нибудь вернуть себе свободу.
Крумен, напротив, был по-видимому, рад, видя, что они едут этой дорогой.
Несмотря на ночное путешествие, Голах все еще боялся, что его нагонят арабы, и так велико было его желание насколько возможно увеличить между ними расстояние, что он сделал привал только тогда, когда солнце уже часа два стояло над горизонтом. Фатима, его любимица, несколько времени шла около него и говорила с ним очень оживленно. По жестам и поморщиванию бровей хозяина видно было, что он выслушивал важное известие.