— Представь себе, Максим, я не имею любовниц, значит, я не должен себя уважать? — едко усмехнулся оперативник. — Странно ты рассуждаешь — раз ты встречаешься с женщиной, почему исключаешь того, что и жена может иметь любовника? А, может быть, она и загуляла из-за того, что ты куролесишь на стороне?
— Вы решили читать мне нотации? — возмущенно раскраснелся мужчина. — Давайте, перейдем к делу — что вы хотели у меня узнать?
— Максим, я сейчас покажу тебе одну вещь. Посмотри, не принадлежала ли она твоей жене…
С этими словами Кравцов покопался в ящике стола, извлек оттуда заколку-автомат и положил ее на стол перед Весниным.
Мужчина взял заколку в руки, долго изучал его с близкого расстояния и дрогнувшим голосом спросил:
— Откуда она у вас?
Опешив от такой реакции собеседника, оперативник осторожно осведомился:
— Ты узнал заколку своей жены?
— Очень похожа — голубой перламутр, — волнуясь, проговорил он. — На свадьбе нам подарили целый набор разноцветных заколок.
— Среди них был голубой перламутр?
— Очевидно, был, поскольку заколок было много, штук двенадцать.
— А где они хранились у жены?
— Обычно в ящичке трюмо.
— У тебя имеются запасные ключи от квартиры?
— Есть.
— С собой?
— Да, в связке.
— Поехали, посмотрим, сколько осталось заколок и какого они цвета.
— Ой, вряд ли они остались у нее. Времени то прошло сколько…
— Максим, поедем, посмотрим, — убедительно попросил сыщик.
По пути следования Веснин тщетно пытался узнать у сыщика, при каких обстоятельствах обнаружена заколка, но тот напряженно молчал, прокручивая в голове зарождающиеся версии.
В ящике трюмо оказалась лишь одна сломанная заколка темно-вишневого цвета. С тыльной стороны пластмассовой накладки опер вычитал:
— Цена восемьдесят копеек.
— И что это значит? — непонимающе развел руками мужчина. — Все-таки объясните, что происходит?!
Тут на дне ящика сыщик увидел цветную фотографию, которая заставила его вздрогнуть — на снимке была запечатлена счастливо улыбающаяся Оксана в синем свитере со цветком на груди. Он отметил, что фотография была порвана, вторая половина отсутствовала и виднелась чья-то рука.
— Это что за фотография и кто стоит сбоку нее? — спросил опер.
Веснин присмотрелся и хмуро выронил:
— Это она порвала меня и выбросила. Фотографировались в ателье года три назад.
— Она в последнее время носила этот свитер? — спросил Кравцов.
— Это ее любимый свитер, — понуро ответил муж.
— Посмотри в гардеробе. Он там висит?
Веснин, открыв платяной шкаф, порылся в вещах и помотал головой:
— Свитера нет.
Опер, стараясь не выдать своего волнения, спросил:
— Оксана носила белые рейтузы?
— Да, носила.
— Поройся в вещах, нет ли там белых рейтуз?
— Так у нее их было много.
— Найди хотя бы одни.
— Вот, нашел! — крикнул Веснин, склонившись к тумбочке возле кровати.
Убедившись, что это действительно белые рейтузы, опер сунул их в карман и на недоуменный вопрос хозяина ответил:
— Я их изымаю. Также забираю фотографию. Кстати, она носила разноцветные платки?
— Да, носила. Только не разноцветный, а однотонный. Носила и шляпку.
— Посмотри, они на месте?
Осмотрев вешалку в прихожей, хозяин сообщил:
— Шляпка на месте, а вот платка не вижу. Висит только зимняя мохеровая шаль.
Закончив с делом, Кравцов решил открыться перед Весниным. Усадив его за стол на кухне, он сообщил:
— Обнаружены разрубленные части неизвестной женщины. Есть подозрение, что ею может оказаться твоя жена.
— Вы что, шутите? — побледнел мужчина. — Это точно она?
— Нет полной уверенности, поэтому придется поехать со мной в морг и опознать ее.
Веснин долго сидел, уткнувшись взглядом в стол.
— Вот этим и должны были завершиться ее похождения, — проговорил он упавшим голосом. — Она шла к этому и дошла. А ведь мы любили друг друга и поженились по любви. Зря вы говорите, что у нас не было никаких чувств. Были эти чувства, да еще какие! Просто в последнее время она стала совершенно несносной, с ней стало невозможно жить, и я нашел более спокойный уголок. Кто знает, может быть, я Оксану люблю до сих пор…
Веснин разрыдался, размазывая слезы по щекам. Опер, успокаивая, похлопал его по спине и приказал:
— Вставай, поедем в морг.
По пути опер поинтересовался:
— Можешь назвать кого-нибудь из тех подруг, которых она приводила домой?
— Нет, я с ними не знакомился. Это были разбитные девушки, разговаривающие только на матах.
— А мужчину, которого ты застал с ней?
— Не знаю. Но он был, по-моему, армянин.
Разглядывая останки неизвестной женщины с полными от ужаса глазами и зажатым носом, Веснин проговорил с неуверенностью:
— Не знаю, она ли это. Длина волос подходит, но, вроде бы, цвет другой — у нее каштановый.
— Овал лица не напоминает ее? — спросил опер.
— Не знаю, лицо же опухшее…
— Посмотри — ногти рук пострижены аккуратно. У нее такие были? Она делала маникюр?
— Раньше делала, а сейчас не знаю.
— Размер ног?
— Она носила тридцать шестой размер.
Опер пригляделся к ступням и проговорил:
— Примерно такой и есть.
Время было ближе к полуночи, поэтому Кравцов, отпуская Веснина домой, предупредил:
— В эти дни я тебя еще раз вызову, имей это в виду.
— Да, да, я всегда к вашим услугам, — пробормотал потрясенный мужчина.
В кабинете находился Андросов, он доложил:
— Алексей и Юрий ушли по домам, а я привожу дела в порядок и жду тебя. Удалось добыть какую-нибудь информацию?
— Есть немножко, — обрадовал его старший. — По-моему, мы выходим на потерпевшую…
Кравцов достал из карманов фотографию, заколку и рейтузы и бросил их на стол.
— …вот вещи, обнаруженные в квартире у Чемезовой.
Андросов кончиками пальцев взял рейтузы и, отложив их в сторону, взялся за заколку.
— Идентично с той, что мы нашли в лесу, — проговорил он, внимательно разглядывая вещицу. — Только цвет другой.
— Голубой перламутр, — подсказал старший. — У нее была целая коллекция этих заколок.
Удовлетворенно хмыкнув, опер взял фотографию и удивленно воскликнул:
— Так она же в том самом свитере, надетом на маньяке!
— Похоже на то, — проговорил Кравцов. — Завтра предъявим на опознание Петровой.
Еще раз приглядевшись к фотографии, Андросов сокрушенно покачал головой:
— Симпатичная девушка была при жизни. Что не жилось-то?
— А ее никто и не спрашивал, хочет она жить или нет, — усмехнулся Кравцов. — Ужасная смерть от топора.
— Вообще-то да, — кивнул опер, — попала она в какую-то страшную переделку.
— Завтра надо размножить фотографию и походить по ресторанам города, — распорядился старший. — Может быть, кто-то видел ее там.
— Надо и судебному медику отдать снимок — пусть попробует идентифицировать, — подсказал Андросов.
— Это надо сделать в первую очередь, — согласился Кравцов. — Завтра вызову маму Чемезовой и попрошу у нее фотографии дочери, снятые с разных ракурсов.
— Ну что, план на завтра намечен, поэтому идем по домам? — предложил Андросов, с хрустом потянувшись. — Следующий день обещает быть интересным.
— Да, идем и, как говорится, утро вечера мудренее! — живо отозвался старший.
Жена уже спала. Кравцов, даже не притронувшись к приготовленному на столе ужину, юркнул в постель и, крепко обняв любимую, шепнул ей на ушко:
— Марина, у нас все будет хорошо.
7
Утром Кравцов разговаривал с Бессоновой:
— Наталья Ивановна, у вашей дочери была заколка-автомат голубого цвета в перламутре? Веснин говорит, что на свадьбу ей подарили целый набор этих заколок.
— Да, были заколки, а какого именно цвета, я не помню, — ответила она и настороженно осведомилась: — Почему спрашиваете об этом?
— Нами обнаружен труп неизвестной женщины, и мы хотели бы уточнить у вас кое-какие детали, — ответил опер.
Женщина, услышав ужасную весть, с побледневшим лицом вскрикнула:
— Это Оксана?! Это моя дочь?!
— Пока не знаем, поэтому решили поговорить с вами.
— А где она сейчас, эта женщина? Может быть, это не Оксана? — с потаенной надеждой спросила она, голос ее дрожал.
Видя состояние женщины, опер налил ей стакан воды и спросил:
— Вы готовы поехать со мной в морг и поглядеть на эту женщину?
Бессонова с окаменевшим лицом судорожно кивнула головой.
Прежде чем выехать в морг, оперативник, закрывая на замок свой кабинет, поинтересовался:
— Наталья Ивановна, у вас имеются фотографии Оксаны? Мне нужны разные: сбоку, спереди, сзади, в разном возрасте. Это нужно для идентификации трупа.
— А зачем идентифицировать? — через силу выдавила она, поджидая опера в коридоре. — Я ее сразу узнаю. Как я могу не узнать родную дочь?
— Узнать ее сейчас сложно, — ответил сыщик, силясь прокрутить ключ, который в последнее время стал заедать. — Какие у нее были особые приметы?
— Особые приметы… — задумалась женщина. — У нее шрам от аппендицита.
— Наталья Ивановна, у нее нету туловища.
Женщина резко дернулась и, как показалось, на миг потеряла ориентацию в пространстве, поскольку двинулась в противоположную сторону. Опер, оставив ключ в замочной скважине, взял ее под локоть и повел по коридору к выходу из Управления милиции.
В машине Бессонова стала протяжно рыдать, опер не стал ее успокаивать, справедливо полагая, что вместе со слезами она выплеснет наружу тягость, и у нее восстановится хоть какое-то душевное равновесие.
Выбрав из домашнего альбома шесть фотографий Оксаны, Кравцов попросил:
— Наталья Ивановна, выпейте сейчас и возьмите с собой, пожалуйста, валерианки и поедем в морг.
В морге, когда сыщик подвел Бессонову к рефрижератору-холодильнику, успокоившуюся было женщину вновь стали душить рыдания. Взяв ее под руку, Кравцов открыл дверь. Холодильник был битком набит телами усопших, но оперативник облегченно вздохнул, когда увидел, что части тела неизвестной женщины складированы возле входа.