— Александр, достаточно! Твоя версия будет одной из нескольких, а теперь определимся, что нам делать дальше.
— Из всего сказанного я сделал для себя следующие выводы, — взял слово Свиридов. — Будем исходить из того, что обнаруженные части тела принадлежат одной женщине, и эта женщина не Чемезова. А где в таком случае Чемезова? Как ее личные вещи попали к маньяку? А, может быть, это и вовсе не ее вещи, а очень похожие на них? При любом раскладе розыск Чемезовой надо вести параллельно с раскрытием убийства неизвестной женщины. Наша первоочередная задача — установить личность этой женщины. Что делает уголовный розыск в этом направлении?
Увидев вопросительный взгляд следователя, Кравцов доложил:
— Я тоже на сто процентов не уверен, что вещи могут принадлежать Чемезовой, но мы ее не отбрасываем со счетов и с сегодняшнего дня начнем обходить все злачные места города, наведаемся в рестораны и пивбары, чтобы показывать фотографию посетителям и официантам — авось кто-то узнает и подскажет нам, с кем она была в последние дни перед исчезновением. Параллельно составим подробную ориентировку с приметами трупа неопознанной женщины и раздадим всем службам, а также дадим объявление в газету. Естественно, поставим в известность свои «темные силы»* (агентура, негласные помощники милиции), чтобы обращали внимание.
— Хорошо, я так и доложу прокурору, что работа идет, можно сказать, кипит, — кивнул Свиридов. — Преступление серьезное, если не раскроем в ближайшую неделю, то республиканская прокуратура может поставить дело на контроль, а это лишняя головная боль для всех нас. Поэтому прошу всем поднапрячься и найти преступника.
После совещания, оставшись наедине с Кравцовым, следователь с улыбкой заметил:
— Смотри, как разбушевался Батискаф. Вот эту его энергию надо бы направить в правильное русло для раскрытия преступления.
— Батискаф… Александр такой, — рассмеялся старший. — То, что думает, то и говорит. В этом его превосходство перед нами — по-деревенски рубит правду-матку.
— А разве сыщик не должен быть гибким? — все с той же улыбкой спросил следователь. — Ведь иногда вам приходится перевоплощаться.
— Гибким надо быть, но не чересчур, а то можно сломаться на изгибе, — ответил сыщик. — С Александром мы дополняем друг друга: я в меру гибкий, а он в меру прямой. Поверь мне — это работает.
Когда следователь собрался покинуть кабинет, Кравцов сообщил:
— Аркадий, для пущей убедительности сегодня вечером повторно свожу Веснина в морг, чтобы показать зубы у найденной головы. Если и он скажет, что у жены были другие зубы, то версия с Чемезовой становится туманной.
— Добро, своди мужа этой Чемезовой в морг, а потом сообщи мне результаты, — согласно кивнул следователь. — Но все равно надо искать ее — странно все-таки она исчезла.
— Будем искать, — заверил его сыщик. — Отныне ее дело у меня всегда на столе.
Когда Кравцов позвонил Веснину, трубку подняла та же женщина и недовольно спросила:
— Опять милиция? Чего вы от него хотите? Вчера он пришел от вас домой — на нем лица нет!
— У кого-то лица нет, а некоторые теряют головы и руки! — внезапно вскипел оперативник. — Кто вы такая, чтобы решать за него, идти ему в милицию или не идти?!
— Я, я… — растерялась женщина. — Мы скоро с Максимом распишемся.
— Вот когда распишетесь, тогда и диктуйте ему условия! — жестко бросил оперативник. — Дело касается его бывшей жены, поэтому пусть после работы прибудет в милицию.
Ровно в одиннадцать вечера, когда оперативник потерял надежду, что Веснин явится к нему, послышался робкий стук в дверь кабинета. Будучи уверенным в том, кто же может стоять снаружи, Кравцов громко крикнул:
— Максим, заходи!
Когда мужчина зашел в кабинет, оперативник укорил его:
— Максим, ты объясни своей сожительнице, что я тебя вызываю не из-за праздного любопытства, чтобы узнать какие-нибудь пикантные подробности вашей личной жизни. Ты почему вчера не подсказал, что можешь опознать свою жену по щербинке на верхней челюсти спереди? Тогда бы сегодня тебя никто не вызвал и не беспокоил твою половину.
— Извините, я вчера был в таком состоянии, что плохо соображал, — виновато вздохнул Веснин.
— Значит, щербинка у нее имеется?
— Да, имеется.
— Поехали в морг, сделаем официальное опознание, — предложил сыщик.
В полуночном морге санитаров не было, мрачность помещения усиливало тусклое освещение. Обычно при проведении исследования трупов патологоанатом подключает операционный светильник, но выключатель был запрятан где-то в комнате санитаров, и сыщик не стал утруждать себя его поисками. Тщетно поискав в шкафах латексные перчатки, опер, чертыхаясь, открыл холодильник; превозмогая брезгливость, сел на корточки и голыми руками раздвинул губы у головы. Вдруг ему показалась, что губы у женщины зашевелились, и он резко одернул руки.
«Почудилось! — подумал он, мгновенно покрывшись холодным потом. — Неудобно получится, если опознающий заметит мой испуг».
Зажмурившись, он повторил попытку. На этот раз голова откатилась назад и, чтобы удержать на месте, оперативник одной рукой придерживал ее за затылок, а пальцами второй руки раздвинул губы. Тут он почувствовал, что под кожей головы пульсирует вена. Собрав всю силу воли и продолжая держать в руках жуткий объект, он крикнул Веснину, который испуганно топтался поодаль:
— Максим, подойди и погляди — зубы твоей жены?
— Темно, не вижу, — дрожащим голосом ответил мужчина, пододвинувшись поближе.
— Ну подсвети спичкой! — сердито бросил оперативник, продолжая чувствовать пульсацию.
«Очевидно, пульсирует не голова, а моя рука с испугу», — мелькнуло у него в голове.
Посмотрев при свете спички на зубы неизвестной женщины, Веснин отрицательно помотал головой:
— Нет, у этой нет щербинки, а у Оксаны была.
Закрыв холодильник, опер долго мыл руки под краном в мойке секционного стола, а потом объявил:
— Протокол составим у меня в кабинете. Поехали.
Составив протокол опознания, Кравцов отпустил Веснина и отправился домой.
Марина спала. Он долго сидел на кухне за чашкой чая, обдумывая в голове, что же на самом деле случилось в морге:
«Сдают нервы, трупы начинают оживать, — тревожась, размышлял он. — Если бы это показалось мне в первый раз, когда зашевелились губы, я бы подумал, что чудится, но это повторилось, когда я взял ее за затылок… Что это такое? Раньше имел дело с покойниками, но никогда подобного не случалось…»
Он залез в ванну и долго стоял под горячим душем. Затем тихо пробрался в зал и лег на диван — в эту ночь он решил не притрагиваться к жене руками, которыми только что держал устрашающие останки человека.
«Кто его знает, может быть, мои руки сейчас излучают какую-нибудь негативную энергию. От греха подальше на время буду держаться от Марины на расстоянии», — подумал он, закрывая глаза.
Ночью ему снились кошмары: он сидит в темноте какого-то разрушенного балагана, и на него надвигается женщина в черном. Приглядевшись, сыщик узнает ее — это была удаганка Кыйаара…
Утром Кравцов встал совершенно разбитым. Марины уже не было — она ушла на работу. Пытаясь настроиться на рабочий лад, он попил крепкого чая, но оживления не наступало. Добравшись непослушными ногами до телефона, он набрал работу. Когда Андросов поднял трубку, опер слабым голосом попросил:
— Саня, чувствую себя плохо, поэтому полежу до обеда. Сходи к Сорокину на планерку, а если он спросит меня, скажи, что, мол, с утра пошел в морг для составления протокола.
— Ты что, вчера выпил? — удивленно спросил сыщик. — С кем?
— С трупом, — съехидничал Кравцов. — Ни с кем не пил, просто нездоровится.
— Ладно, Витя, отдыхай, я тебя прикрою, — пообещал Андросов. — Можешь целый день отлежаться.
После обеда, почувствовав некоторое облегчение, Кравцов пришел на работу, и его сразу же вызвал Сорокин.
— Ну что там в морге? — поинтересовался он, когда оперативник зашел в кабинет. — Муж опознал свою ненаглядную?
— Ненаглядную? — поневоле усмехнулся сыщик. — Он чуть не протянул ноги рядом с ней от страха, увидев такую «ненаглядность».
— Опознал?
— Нет, так же, как и теща, отвергает, что это Чемезова.
— Батискаф говорит, что пойдете по ресторанам. Какой резон ходить по ресторанам, если это не Чемезова?
Тут Сорокин хитро прищурил глаза и пригрозил пальцем:
— Только не просите для этого мероприятия деньги на оперативные расходы. Опять напьетесь и свернете скулу какому-либо братку, а мне отписываться.
— Сергей Сергеевич, но тогда же за дело понадавали по шее этому Кочуру, — рассмеялся опер. — Меньше будет вымогать кровные у граждан.
Кочур Стас был бандитом, одним из первых еще советских рэкетиров в городе. Месяцем ранее Андросов и Семенов, отдыхая в ресторане «Север», застали там бандита и провели с ним, с их слов, «воспитательную работу с криминальным субъектом». Кочур обратился с жалобой в прокуратуру, операм «за недостойное поведение при обращении с гражданами» раздали по строгому выговору.
— Преступность сейчас не та, — безнадежно махнул рукой Сорокин. — Разве раньше такое можно было представить, что какой-нибудь криминальный элемент пожаловался прокурору на мента? Да ни в жизнь! А теперь что? Пошли маменькины сынки. У Кочура этого мама работает в горисполкоме на ответственной должности. Тьфу, не хочу даже говорить!
— Значит, Сергей Сергеевич, идем по ресторанам? — переспросил оперативник.
— Идите, но денег все равно не дам, — хмуро бросил руководитель. — Хватить гулять за счет государственной казны.
— Но мы же не гулять… — начал было оправдываться Кравцов, но Сорокин резко прервал его:
— Исчезни, иначе вообще запрещу появляться в кабаках!
Вернувшись в кабинет, Кравцов рассказал об ожившей голове и о ночных видениях Андросову. Тот, покачав головой, предположил:
— Неспроста она тебе приснилась. Это Кыйаара почему-то проснулась от долгой спячки и тревожит людей. К чему бы это? Будем надеяться, что она белая шаманка и не хочет нам зла. А насчет шевеления головы — все это чепуха, тебе померещилось от страха.