, что это сильное лекарство, то человек выздоровеет. В девяноста девяти случаев из ста мы, врачи, берем апломбом. Однако делаем, что можем: жизнь требует компромиссов.
— Ты хороший врач, — мрачно сказал Бобров. — И человек хороший.
— Брось, — поморщился Гольдман. — Нет плохих и хороших людей. Есть просто люди. В какой-то ситуации они хорошие, в какой-то плохие. Потому что ближе к телу что? Правильно: своя рубашка. И оценку их поступкам дают люди разные. Одни одобряют, другие осуждают. Нет единого мнения, есть совокупность мнений.
— Ты думаешь? — скептически посмотрел на него Бобров. — Вот я, к примеру, работаю в банке. Неплохо разбираюсь в том, что касается активов. В валютных операциях разбираюсь, пожалуй, лучше всех в Чацке. Мартина я в расчет не беру. И что я вижу? Люди — круглые идиоты, Гольдман. Ими легко манипулировать. Они не понимают, что подписывают, зачастую даже не читают мелкий шрифт. Финансовая безграмотность чудовищная. Итог — весь Чацк в кабале у банка. Клянчат кредиты, чтобы погасить долги по старым. Все поголовно в минусе. Закредитованность чудовищная. Не смотри на статистику, она, как всегда лжет. Поголовно все в долгах. Людям жить не на что, после того, как они выплатят проценты по кредитам. А я должен смотреть на это, и молчать. Не орать во всю глотку: «Что вы делаете?! Остановитесь!» Меня все равно никто не послушает. Все живут брюхом, не мозгами, ты правильно сказал. А тут еще Квашнин. Ну, почему именно он? Могли бы другого проверяющего прислать.
— Откуда такое предубеждение? — прищурился Гольдман. — Чем он тебе так уж насолил?
— Для меня он олицетворение Молоха, жестокой и неумолимой силы, требующей жертв от людей. Он и приехал сюда за жертвой.
— Нина, да? — тихо спросил Гольдман.
— Да что уж теперь, — махнул рукой Бобров. — Давай-ка лучше прикинем, до чего додумался Квашнин?
— До того, что убийство женщины и воровство в банке связаны.
— И что он теперь будет делать? — подался вперед Бобров.
— Не он, а…
— Повар, — усмехнулся Бобров. — Похоже, спец из службы безопасности банка. И крутой спец. Наверняка бывший фээсбэшник.
— Он будет проверять всех. И тебя, Андрюша, будет проверять.
— Я-то уж точно не брал эти деньги. На кой они мне?
— Ты не брал. Но надо это доказать.
— Не понял? — напрягся Бобров.
— Любого человека можно оболгать. Ты, возможно, считаешь другом своего смертельного врага.
— У меня нет в Чацке друзей, кроме тебя.
— Ну, приятеля. С кем-то же ты общаешься помимо меня?
— Постой… Ты думаешь, этот человек постоянно торчит у Зиненок?!
— Именно. Или это сам Зиненко.
— Почему ты так думаешь?
— Черт его знает, — Гольдман запустил руки в свою шевелюру, похожую на ворох пружинок. Но тут же отдернул руки: — Черт! Заразил меня! Тоже начинаю в нервяке волосы лапать. Вы ведь обсуждали у Зиненок приезд Квашнина?
— Ну, было.
— На то чтобы деньги взять из ячейки нужно время. Оно у вора было. Значит, он получил стратегическую информацию раньше всех. Смекаешь?
— Ну и что мне теперь делать?
— Готовь аргументы в свою защиту. Тебя будут тщательно проверять. Возможно, шантажировать. Или сделают предложение, от которого нельзя отказаться.
— Нет для меня такого предложения, — мрачно сказал Бобров. — Ты лучше мне скажи, почему сам не ездишь к Зиненкам? Я ведь тебя звал.
— Да, но они не звали.
— Неправда. То есть, не совсем. Ты ведь знаком с Бетси.
— У нее моя племяшка учится, — живо откликнулся Гольдман. — Елизавета Григорьевна — прекрасный учитель. Сонечка от нее в восторге. И детей Елизавета Григорьевна любит, а они ее. Ее уроки не прогуливают.
— Бетси сказала, ты ходишь на родительские собрания, — внимательно посмотрел на него Бобров. — Что, Сонины родители так заняты?
— Мне не трудно.
— А, может, есть другая причина? Почему ты не женишься, Ося?
— Да на ком?
— Да на той же Лизе Зиненко, — ляпнул Бобров.
— Не надо так шутить, Андрюша, — тихо сказал Гольдман. — Не говори, что не знаешь.
— Чего не знаю?
Гольдман молчал. Бобров невольно начал багроветь, потом схватился за волосы.
— Я никогда не думал, что Зубы могут кому-то нравиться, — пробормотал он.
— Я тебя сейчас ударю, — тихо сказал Гольдман и снял очки.
— Ося, ну прости! — Бобров сполз на пол и встал на колени. — Я, честное слово, об этом не думал! Я ничего для этого не делал, клянусь! Я не хотел переходить тебе дорогу! Да и не переходил я ее! Не думал даже! Она мне не нравится! Как женщина не нравится, я хотел сказать… Да не имел я в виду ее зубы! Просто вырвалось.
Гольдман, молча надел очки.
— Она умна необыкновенно, — горячо заговорил Бобров. — И добрая. Коньяк мне свой отдала. «Мартель» между прочим. А зубы можно повыдергать и вставить новые, какие захочешь.
— Ребенок ты, — в сердцах сказал Гольдман. — Встань с пола. Немедленно встань, слышишь?
— Ты мне это как врач говоришь? Боишься, что простужусь?
— Я боюсь, что ты вены себе вскроешь, — сердито сказал Гольдман. — Ты человек с неуравновешенной психикой. Бывший наркоман. Ты в зоне риска. А люди тобой заинтересовались серьезные. Я тебя об одном прошу: держись, Андрей. И звони мне в любое время дня и ночи. Плохо станет — сразу звони. Я тут же приеду.
— На велосипеде? — рассмеялся Бобров.
— На велосипеде, — улыбнулся и Гольдман.
— А я уже потерял веру в дружбу.
— Это ты ее в Москве потерял. А в Чацке нашел.
— Выходит, не такой уж он плохой, этот Чацк? — подмигнул ему Бобров.
— Не плохой, — подтвердил Гольдман. — Вы просто не умеете жить в провинции, Андрей Ильич. Вас все какие-то горизонты манят. А старость горизонты неумолимо приближает. Пока они не сожмутся в кольцо и не начнут душить. Так вот в провинции у тебя всегда остается небо. А в каменных джунглях только камень. Почему и старики в провинции добрые. А в Москве злые.
Бобров не стал с ним спорить. Завтра начнутся проблемы. И никуда от них не деться, потому что вор, похоже, заметает следы. Он напуган, зол, озадачен. И кто его знает, во что это выльется?
Глава 7
Бобров с самого утра ждал, что его вызовут в кабинет директора, где обосновались «повар» с Квашниным, и начнут допрашивать. Но никого туда не заводили, да и «повара» сегодня в банке не было. Квашнин приехал к полудню, всем своим видом давая понять, что ему тут делать нечего. Банковская отчетность его мало интересовала.
Клиентов было, кот наплакал, видимо, слух о том, что в банке «Счастливый» побывала полиция, по городу гулял. Бобров в своем валютном отделе откровенно скучал. От скуки он пошел бродить. У Боброва были две ипостаси незапланированного перемещения по банку и вообще по Чацку: бродить и шататься. Под «шататься» он имел в виду бессмысленное передвижение без всякой цели, просто убить время. А под «бродить» перемещение без цели, но со смыслом. Можно было на что-нибудь набрести. Или на кого-нибудь. Хотя бы на мысль.
Сегодня Бобров набрел на Протопопова и Олега Миллера, которые вышли на улицу покурить. Приближался обед. Сам Бобров не курил, но от скуки был не прочь понежиться под майским солнышком и обменяться новостями. Кто что думает по поводу убийства и пустой банковской ячейки? На Миллера Бобров особо не надеялся, Олег был туп и хорошо умел разве что петь. В банк его взяли за красоту, он очень уж нравился клиенткам, в особенности дамам в возрасте. Внешность у Миллера была слащавая: правильный овал лица, глаза синие-пресиние, волосы светлые, почти белые, Бобров даже подозревал, что Миллер их подкрашивает. И еще Олег все время глупо улыбался. Потому что улыбался на автомате, безо всякого повода. Вот и сейчас, увидев на улице Боброва, Миллер улыбнулся и сказал:
— Похоже, посиделки у Зиненок закончились. Там теперь все время торчит Квашнин.
«Ну и чему ты лыбишься?» — хотелось сказать Боброву. Но рядом с Миллером стоял Колька Протопопов, начальник охраны, и Бобров решил Олега с его тупой улыбкой проигнорировать.
— Коля, тебя уже допрашивали? — без обиняков спросил он.
— На предмет? — оторопел тот.
— Так мы все теперь под колпаком. Убийство женщины и кражи из ячеек напрямую связаны. В этом замешан сотрудник нашего банка.
— Кто тебе это сказал? — заволновался Миллер. — Почему связаны? Как?
«Идиот», — чуть не вырвалось у Боброва. Но толку объяснять что-то тупому Миллеру? Поэтому Бобров обращался исключительно к Протопопову:
— Повар Квашнина тебя чем-нибудь нагрузил? Привлек к расследованию, или действует в одиночку? Ты, как-никак, начальник банковской охраны!
— Никуда он меня не привлекал, — продолжал обижаться Протопопов, который, похоже, весь был в предстоящей свадьбе с Зиночкой. — Записи с камер только изъял. Причем все. Аж за год!
— А зачем? — продолжал тупить Миллер.
— Олег, бога ради, заткнись, — не выдержал Бобров.
Теперь обиделся и Миллер. Бобров хотел уже, было уйти, потому что на разговоре сразу с двумя обиженными можно было поставить крест, но на крылечко вышел Свежевский. Прищурился на солнышко и достал из кармана пачку сигарет. Сказал:
— Денек-то, а? Как по заказу.
— Ага, — хмуро сказал Бобров. — Перед казнью самое оно на солнышке погреться.
— Он все время нас пугает, Стас, — пожаловался Миллер. — Будто кто-то из банковских причастен к убийству. А полиция говорит, что это было ограбление. И я так думаю.
— Думаешь?! — возмутился Бобров. — Олег, думать это явно не твое. Ты думал, что американцы не были на Луне, пока я не доказал обратное.
— Ничего ты не доказал! — возмутился Миллер. — Это невозможно доказать! Ты что там был, на Луне, вместе с ними?
— На Луне был ты, в раннем детстве, и свалился с нее, — огрызнулся Бобров. — Причем, крепко ударился головой.
— Андрей, ты сегодня дерганный какой-то, — внимательно посмотрел на него Свежевский. — Мы все уже привыкли к твоим подколкам, ты же москвач, — с иронией сказал он. — Но, по-моему, головой ударился ты.