— Головой надо думать, — сердито сказал Гольдман. — А ты сначала поехал, а потом…
Его прервал настойчивый звонок в дверь. Не успел Бобров ее открыть, как ему на шею кинулась Бетси:
— Андрюша, ты как?
— Осторожнее! — ойкнул он и отстранился. Не столько бок заболел, сколько душа заныла, когда он натолкнулся на тоскующий Осин взгляд. Бетси не должна при Гольдмане вешаться на шею Андрею Боброву. По крайней мере, не с таким лицом.
— Болит, да? Покажи, — Бетси задрала его футболку и уставилась на огромный кровоподтек. — Сволочи! — с чувством сказала она. — Кто бил? Андрей, назови мне их фамилии!
— Они не представились.
— Я все равно узнаю! — сверкнула глазами Бетси. — У меня учатся дети их начальников! Я этого так не оставлю!
— Лиза, не надо, — взмолился Бобров.
— Осип Осипович, что с ним? — Бетси, наконец, взглянула на Гольдмана. — Перелома нет?
— Даже трещины, — заверил ее Гольдман.
— Все равно надо сделать рентген! — решительно сказала Бетси.
Казалось, она обрадовалась, что Боброва избили. Теперь можно было стать ему родной матерью. Бетси разулась и решительно прошла к холодильнику.
— Все понятно, — сказала она, распахнув дверцу. — Мышь удавилась. Чем ты вообще питаешься? — повернулся она к Боброву.
— Вон, коньяком, — кивнул он на початую бутылку, стоящую в холодильнике.
— Коньяк в холодильнике! — ужаснулся Гольдман. — Да зачем ты его морозишь, чудила?
— Это по вашей части, Осип Осипович, — съязвила Бетси. — Ваш лучший друг сходит с ума, а вы ему потворствуете. Да еще и коньяк с ним пьете.
— Я только одну рюмку, — виновато сказал Гольдман.
— Даже суп сварить не из чего, — сокрушенно покачала головой Бетси.
— А давайте закажем суши! — с энтузиазмом предложил Бобров.
— Сухомяткой будешь питаться — желудок испортишь.
— Сегодня я все равно уже испорчен основательно, — Бобров показал на разбитую губу. — Так что хуже уже не будет.
— Хорошо, звони, заказывай суши, — милостиво кивнула Бетси. — Но завтра мы с тобой поедем по магазинам.
— Когда? — насторожился Бобров.
— Да хоть в обеденный перерыв. Учебный год на этой неделе заканчивается. У меня появится свободное время.
— И ты хочешь посвятить его мне? — грустно спросил Бобров и посмотрел на Гольдмана.
— Андрей, ты свинья, — резко сказал вдруг Ося. — Ты должен сказать спасибо Елизавете Григорьевне за…
— Зовите меня просто Лизой, — перебила его Бетси.
Гольдман порозовел от удовольствия. Бобров соединил их взглядом и подумал: «А что если они сойдутся у постели больного? У моей постели. Осе давно пора жениться, а Лиза хорошая девушка. Я бы и сам на ней женился, если бы сумел ее полюбить. И если бы не был так уверен, что не сделаю ее счастливой».
…Через час Бобров лежал на диване, сытый, умытый, умиротворенный, накрытый уютным клетчатым пледом, и с удовольствием смотрел, как Бетси и Гольдман играют в шахматы. Партия затянулась. Бобров подозревал, что Гольдман поддается, потому что ему приятно играть с Бетси. Гораздо приятнее, чем с Бобровым, у которого Гольдман выигрывал за пять минут.
Бутылка из-под коньяка была пуста, суши съедены, гречневая лапша уничтожена в один присест. Коньяка Боброву дали мало, но из-за бурных переживаний он все равно захмелел. Лежал и думал, что счастье гораздо меньше и проще, чем разговоры о нем, и масштабы, которые этому понятию приписывают. Потому что еще в полдень Бобров был несчастен и почти уже умер. А сейчас он дома, сытый, немножко пьяный, а у его постели сидят друзья, которые играют в шахматы. Вряд ли он бы чувствовал себе сейчас более счастливым где-нибудь на Мальдивах, в вилле с приватным бассейном, попивая «Шато Марго». И тем более, вряд ли он был бы там счастлив один.
«Счастье — это общение», — со вздохом подумал Бобров.
— Что, Андрей? — тут же вскинулась Бетси. — Болит?
— Нет. Я думаю.
— О чем?
— О шнурке. О сегодняшнем убийстве. Черт! Как я не подумал! Мартин ведь знает, кто убил Липкину и Толокно! Выходит — следующий он!
— Почему ты думаешь, что Мартин знает? — резко повернулся к нему Гольдман.
— Он мне сам сказал.
— Только тебе?
— Не знаю. Может, кому-то еще. Надо у него спросить. Предупредить. Он, кстати, звал меня к себе. Сказал: заходи в любое время.
— Лиза, вам шах, — Гольдман двинул вперед ладью.
— Тебе, — Бетси закрылась пешкой. — Осип, вам мат через три хода.
— Да что вы говорите? — притворно заволновался Гольдман.
— Вы мои друзья или кто? — разозлился Бобров, который у Гольдмана так ни разу и не выиграл. И подумал: «Это он нарочно. Хочет ей понравиться». — Перестаньте друг другу выкать.
— Хорошо, — согласно кивнули оба.
— Сдаюсь! — с широкой улыбкой поднял обе руки вверх Гольдман.
Бетси порозовела от удовольствия.
— Один я дурак, — мрачно сказал Бобров. — Ни врать не умею, ни в шахматы играть, — он выразительно посмотрел на Гольдмана. — Не удивительно, что именно я провел сегодняшний день в обезьяннике.
— Ты лучше подумай, что делать будешь, — Гольдман смешал шахматы. Бобров заподозрил, что мата в три хода на самом деле не было. — Есть варианты?
— Убийцу ищут полиция и этот… Байдашев. В него я верю больше.
— А не он ли тебе звонил? — прищурился Гольдман.
— Зачем ему это надо?
— Квашнин велел тебя проучить.
— Но что я сделал? — спросил Бобров и мысленно ахнул.
Вчера к нему приезжала Нина. То есть, они с Ниной из заштатного кафе за пределами Чацка под покровом сумерек, тайно, приехали в съемную квартиру Боброва. А что если за ними следили?!
— Лиза, ты сказала, что вчера поругалась с сестрой. А причина? — напряжено спросил он.
— Я хотела бы поговорить об этом наедине. Осип, не обижайся, это личное.
— Я выйду на лестничную клетку, — с готовностью встал Гольдман. — Я бы поехал домой, но уже поздно.
— Ночуй здесь, — хором сказали Бобров и Бетси. Теперь уже Гольдман порозовел от удовольствия.
— Пойду, куплю что-нибудь к чаю, — сказал он. — Мы ведь будем пить чай?
Бобров не стал при Бетси совать ему деньги. В конце концов, в Чацке Гольдману всегда продадут любой товар в долг. Когда Осип вышел, Бетси встала и подошла к окну.
— Ну? — требовательно спросил Бобров.
— Нина приехала в одиннадцать, на такси, злая. Такой я ее еще никогда не видела. Я спросила: «Что случилось?» По-хорошему спросила. А она вдруг стала на меня кричать. — Бетси повернулась, и Бобров увидел, что ее щеки красные от смущения. — Я не хочу это повторять.
— Она ругала меня, да? Говорила, что я не мужик. Импотент. Небось, орала: «забирай его себе, это г… о!»
— Откуда ты знаешь?!
— Догадываюсь. Твоя сестра решила, что не достанется Квашнину девственницей. И хотела, чтобы это сделал я. А я не сделал. И не потому что я не мужик. Потому что не хочу. Не хочу и все.
— Если бы ты это сделал, я перестала бы тебя уважать.
— Лучше бы сказала: перестала бы тебя любить. Тогда бы я пожалел о вчерашнем вечере.
— Почему, Андрей? Чем я тебе так мешаю? Я же ничего не прошу.
— Ты хорошая. Умная. У Гольдмана, вон, в шахматы выиграла.
— Он мне поддался, — улыбнулась Бетси.
— Ты еще умнее, чем я думал, потому что ты это поняла… Лиза, нам надо найти убийцу. Тогда все закончится. Квашнин уедет обратно в Москву, твоя сестра, возможно, уедет с ним. И этот… Байдашев уедет.
— А ты?
— Я останусь. И все будет, как раньше. Я, ты, Ося. Шашлыки у вас в саду. Тихие вечера в беседке.
— Долгая-предолгая зима…
— И что? Посидев в тюрьме, я понял, что и зимой неплохо. На свободе-то. Гораздо лучше, чем в тюрьме в мае. Мы ведь не глупее, чем вор и убийца, который совсем, похоже, потерял голову от страха, что его разоблачат. Неужели мы не поймем, кто это?
— А если это мой отец? — тихо спросил Бетси.
— Ты тоже об этом думала? — жадно спросил Бобров.
— Папа в последнее время заметно нервничает. Он стал какой-то странный. И… он знал Толоконникова.
— Да ты что?!
— Они ведь родня. Дальняя, но все же. Василий Иванович к нам раньше заходил. Но потом перестал. Я не спрашивала у отца, что случилось, но могу.
— Вряд ли он тебе ответит… Значит, твой отец знал мастера, который делал дубликаты ключей от банковских ячеек, — задумчиво сказал Бобров. — А во сколько твой отец сегодня ушел из дома?
— Раньше меня. Хотя мне сегодня к первому уроку. Но когда я вышла на кухню завтракать, отца уже не было. Я подумала, что он в саду, или клетки чистит. У нас ведь никто ни за кем не следит. Работы много и по дому и в огороде.
— Он ведь ездит в банк на машине, — задумчиво сказал Бобров. — Не на Нининой, надеюсь?
— Что ты! На нашей старенькой «Ладе».
— Жаль. Нинина машина приметная. А вот вашу «Ладу» вряд ли вспомнят. — Бобров вздохнул: — Выход один: идти к Мартину.
— Мартин не всесилен, — грустно сказала Бетси.
— Что мы о нем знаем?
Хлопнула дверь. Гольдман дал понять, что он вернулся. Ося долго шаркал в прихожей ногами, хотя на улице стояла сушь, и незачем было так уж долго тереть подошвами чистых ботинок о коврик у входной двери. Бобров улыбнулся и подмигнул Бетси:
— Деликатничает. Как будто мы могли делать что-то предосудительное.
— Дурак ты, Бобров, — сердито сказала Бетси и пошла к Гольдману, забрать у него коробку с вафельным тортом и включить чайник.
Глава 13
Байдашев был в бешенстве, но изо всех сил старался это скрыть. Наступила среда, в пятницу, крайний срок в субботу он должен был назвать Квашнину имя вора. Он крайне самонадеянно заявил боссу, что управится меньше, чем за неделю. Но вор его опять опередил.
Утром Байдашев наведался в полицию, за результатами экспертизы и всем остальным, что успели нарыть опера, где узнал, что Андрея Боброва отпустили. У того оказалось железное алиби: квартирная хозяйка рано утром зашла за деньгами.
«Дуракам везет», — с досадой подумал Байдашев. Результатов экспертизы и официального протокола патологоанатомического вскрытия потерпевшего В. И. Т