— Квеалакх, вернувшись в стойбище, знал, что ему несдобровать. Возле типи мать в котле варила выводок мышат, который ей удалось найти под снегом. Малышам было совсем худо, матери некогда было бранить сына, пропадавшего где-то ночью. Мальчишка рассказал всё как было. Мать горько заплакала, прижав его к себе.
— Что же ты наделал, Квеалакх? Что ты наделал, сын мой.
С этого дня мать боялась выпускать Квеалакха из типи, да и сама никуда не ходила, ждала, когда за ними придут.
— Мать, послушай, может всё обойдётся. Ведь никто ничего не знает.
— Эх сынок. Ты навлёк беду на нас. Ты навлёк беду на племя.
От печалей и болезней мать совсем слегла, слегли и братишки с сестрёнкой. Квеалакх был смелым мальчишкой, со временем он станет настоящим воином, да и в семье теперь он главный добытчик. Конечно он уважал и боялся Вождя. Ещё больше он боялся Шамана, но разве есть страх, что хуже голода родных ему людей. Он оделся и пошёл к костру, за которым собирался Совет Сильнейших. Вытащив острый каменный нож, вложил его в руку Вождя и высоко подняв голову вверх, подставил ему своё горло.
— Я был в Таинственном Лесу, я нарушил завет. Пролей мою кровь. Спаси мать и её детей. Им больше нечего есть.
Он рассказал всё как было Вождю, Шаману и Совету Сильнейших. Мнения разделились. Краснобровые не проливали кровь своих соплеменников. Даже отъявленных преступников изгоняли прочь, вручая нож, лук и одну голубую стрелу. Но чрезвычайные времена требовали чрезвычайных мер.
— Мальчишку надо убить, он навлёк беду на племя!
— Закон есть закон — мальчишка виноват, но семье стоит помочь.
— Позор. У кого хватит духу перерезать глотку ребёнку? Трусы, не способные дать отпор настоящим врагам. Да будут прокляты эти жуткие времена.
— Пусть убирается в тот лес, откуда пришёл.
Никто не хотел брать на себя окончательное решение. Все спорили, ссорились, дело чуть не дошло до потасовки. И тогда Вождь сказал:
— С древних времён наше племя славилось своим могуществом. Мы были сильными, но есть племена сильнее. Мы были ловкими — но есть и те, кто много ловчее нас. Мы — прекрасные охотники, великие воины и лучшие следопыты. Но племя славилось не этим. Краснобровые всегда имели добрые и храбрые сердца. В этом наша сила, честь и благородство. Что с нами стало? Племена убивают друг друга. Мы истребляем себе подобных. Я спрашиваю вас, что же случилось? Почему мы стали превращаться в чудовищ?
Воины смотрели хмуро и даже Шаман ничего не сказал.
— Нас, словно диких зверей загнали на самый край мира. Туда, где кроется страшное зло. Туда, где в жуткой колючей могиле дремлет Тцеталь. Мы боимся лесных духов, приносим им жертвы, а наши матери и дети гибнут от голода. Дороги назад нет. Дороги вперёд тоже нет. Нас везде ждёт гибель. От страха мы сковали сердца обручами чёрствости и злобы. От страха мы казним мальчишку, что пошёл в этот проклятый лес добыть еды на пропитание своей умирающей семье. Не вы ли клялись на погребальном костре его отца, что не оставите в беде жену и детей? Сейчас вы готовы перерезать мальчишке глотку лишь бы не навлечь беду на себя. Трусы. Позорные трусы. И я — самый первый из трусов, потому что не хватило смелости сразу сказать вам — нет!
Вождь злобно плюнул перед собой и продолжил свою гневную речь:
— Если мы двинемся туда, где прячется ночью солнце — враги отрубят нам ноги. Если мы пойдём в сторону вечного холода — другие враги выпотрошат наши тела. Если мы отправимся к великому теплому морю — враги, живущие там съедят нас заживо. В стороне, где каждое утро рождается солнце, Тлакток-тцеталь-окркагх дремлет в пучине леса. Сейчас передо мной жалкая горсточка запуганных трусов, судьба которой предрешена. И я оставляю выбор — смотреть как наши матери умрут от голода или погибнуть в бою.
Вождь выхватил свой нож. Высоко поднял его над головой.
— Сейчас я уйду в горы и буду петь там великую песню победы. Завтра я спущусь обратно и спрошу вас, со мной вы и или нет. Нам нужно будет решить в какую сторону идти. И клянусь этим ножом, я уйду в свой последний поход один, если среди вас не разыщется храбрецов, способных оседлать свой позорный страх.
Воины одобрительно зашумели, но когда Вождь ушёл — совсем приуныли. Слова — это хорошо, но идти на верную гибель — боязно. Да и на кого оставить жён, детей, стариков. Квеалакх, которому было стыдно, что его помиловали, решил тоже идти в лес и просить Небо и Звёзды указать ему путь. В лесу он дождался ночи, развёл костёр, закрыл глаза и стал беседовать с Небом.
— Здравствуй, мальчик.
Квеалакх резко повернулся. Спасённый им воин стоял и улыбался.
— Ты спас меня. За это я дарую тебе и твоему племени жизнь. Я — Урдорх. Скажи своим людям, что сюда нельзя ходить — смерть ждёт вас здесь. Покиньте мои леса и убирайтесь отсюда прочь.
Луна осветила Урдорха и Квеалакх затрепетал от страха, увидев его истинную ужасную сущность. Квеалакх уже готов был дать стрекача, но вспомнил свою голодную мать и умирающих братишек и сестрёнку.
— В эти края нас загнала лютая нужда. Мы окружены врагами. Смерть ждёт нас везде и племя предпочтёт погибнуть, чем медленно умереть с голоду.
— Что? Ты смеешь торговаться?
Урдорх схватил Квеалакха за шею и поднял вверх, словно пушинку. Он грозно взглянул мальчишке в глаза и что-то увидев, растянул в улыбке свой ужасный рот, наполненный тонкими как иглы зубами. Отпустив мальчишку, он бросил ему под ноги медальон. Квеалакх схватил оранжевый как кровь деревьев сгусток. В его янтарной глубине тускло сияли образы тысяч воинов. На их лицах застыли гнев, страх и боль. Урдорх вновь улыбнулся.
— Мои вечные пленники, спустившиеся в Царство Ужаса. Надень его. Передай своим воинам, чтобы ничего не боялись. В час беды поднеси медальон к губам и прошепчи:
— Урдорх, хаере маи ки ки ау. Ко те тангата и хо май э ла ки охау, нана охау, и вхакарока. Тиакина и ти хоарири. Тцеталь хиа нга ора руа мо те уту. Котахи мо коэ. Котахи — мутунгэ.
Он попросил мальчишку повторить заклинание и отпустил восвояси.
Квеалакх передал Вождю и Шаману наказ Урдорха. Они не поверили мальчишке, но увидев в медальоне тех, кто не вернулся с охоты — призадумались.
Эльва остановилась на минутку, чтобы набить свою трубку. Достав кисет, высыпала пахучую горсть трав на ладонь. Слегка растерев травы, плотно набила трубку и проткнула спичкой точно посередине. С наслаждением затянулась не менее пяти раз и лишь после этого продолжила:
— Вождь и племя приняли решение. Они отправятся к великой горе Мануктан. Самые ловкие заберутся на вершину, оттуда осмотрят всё вокруг. Краснобровые не пойдут туда, где дымят костры. Племена, позволяющие кострам дымить, прокляты всеми, им нечего терять, с ними нельзя договориться. Пока Краснобровые не окрепнут, следует избегать стычек с ними.
У подножия горы племя сделало привал. На их беду неподалёку свой лагерь разбили Бурые, жестокие и коварные полукровки. Бурые никогда не брали пленных. В жуткой панике, среди стонов раненых и криков нападавших, Шаман разыскал Квеалакха и приказал мальчишке вызвать Урдорха.
Квеалакх, заливаясь слезами, прочитал заповедные слова и ужасный пятилапый монстр бросился в гущу битвы. Краснобровые мало что помнят о той жуткой распре. Кровь хлынула из их носов, головы заболели так, что многие потеряли сознание. А когда очнулись, весь снег вокруг был залит кровью, на деревьях и кустах висели лоскуты человеческой кожи. Когда развели костры — местами стаял снег, обнажив сотни маленьких белых костяшек. То были зубы Бурых. С другой стороны горы они нашли стоянку своих врагов. Урдорх не пощадил никого. Дети, старики, женщины — он разорвал их в клочья, словно серпом сжав невинные жизни.
Эльва умолкла. Треск догорающего полена прерывал тишину.
— Почему плакал Квеалакх, разве Урдорх не защитил их от врагов?
Эльва, глотнув изумрудного абсента, крякнула и прохрипела.
— И он, и Вождь заплатили страшную цену за эту победу. Урдорх сделал свой выбор. Мальчишка лишился матери, а Вождь — красавицы-дочери.
Джессика с недоумением посмотрела на Эльву.
— Вызывая Урдорха, мальчишка шептал «Урдорх, приди ко мне. Защити от врагов. Собери богатый урожай. Возьми взамен две жизни. Одну — тебе. Одну — твоему отцу».
Глава 26
Рори Макгоуэн второй час твердил одно и то же — врезался в машину сержанта Мэддиген случайно, о судьбе Саймона ему ничего не известно. Фелпс не мешал Карпентеру. Вчера он допоздна работал с делом Рори, стараясь найти хоть какую-то лазейку, но Рори был тёртый калач. Карпентер закончил, уступая место Фелпсу. Брэдфорд, словно призрак, сидел в тёмном углу допросной и молча наблюдал.
— Мистер Макгоуэн, я агент ФБР — Кайл Фелпс.
— Вот так новость. А я думал — ты хрен с горы. Что тебе от меня надо?
Фелпс что-то записал в блокнот.
— Я хотел поговорить не об убийстве сержанта.
— А с чего ты взял, что её убили — это всего лишь несчастный…
— Сэр, тема касаются ваших внуков. И дочери.
— Моя Кристи погибла, — руки Рори затряслись, он нервно потянулся за сигаретой.
— Я о старшей.
— А причём тут Лиззи. Какое отношение она имеет…
— Вас не смущает, сэр, что у Лиззи в её возрасте до сих пор нет мужа и детей?
— Черт побери, меня это нисколько не смущает. Это моя трагедия, только моя. Что вам надо?
Подражая интонации Рори, Фелпс ответил:
— А с чего вы взяли, что мне что-то надо? ФБР нашло в вашем деле много любопытных фактов. В том числе и то, что вы используете Лиззи как бесплатную няньку для своих внуков.
Рори рванулся со стула, но Карпентер удержал его.
— Слышишь ты, отморозок. Мне всяко разно сидеть. Если дам тебе разок по роже, прибавят немного.
— Я не пойму вашей реакции, сэр. Что с вами?
Рори снова рванулся к Фелпсу. На этот раз Карпентер и Фелпс скрутили Рори основательно и приковали наручниками. Старик задыхался от злобы.
— Щенки, если бы у меня была нога, я бы в два счёта разделался с вами.