в нем есть что-то... Что-то дающее понять: этот человек разберется с любой проблемой. Конечно, потом сделает всем выговор и лишит премии, но разберется. Корвус практически источает уверенность и силу. Прямой взгляд серых глаз, надежные руки с длинными изящными пальцами. Каждое движение отточено.
— Спираль? — спрашивает он и я испуганно поднимаю взгляд. Отвеклась. И ладно бы на что-то хорошее, а то ведь на гоблина. — Закручивается против часовой стрелки и выглядит слегка неправильно, потому что от центра отходит две линии и одна из них растворяется?
— Да, — последовал лаконичный ответ. И зачем спрашивать, если и так все видно? Вот же все перед вами, ректор Корвус.
— Замечательно, — хмуро сообщил он. — Я очень рассчитываю, донна Маккой, что эта информация останется между нами.
— Ага, — с готовностью кивнула я. — Вы, я и еще дюжина студентов второго курса, которые были на занятии в лесу. Саму спираль они не видели, для этого нужен вид сверху, но вибрирующие парящие камни не могли не заметить.
— Пусть так, — недовольно согласился ректор. — Но вот об этом, — он постучал указательным пальцем по моему блокноту с зарисовкой, — вы не расскажете никому. Вам понятно?
— Так точно, дон Корвус, — кивнула я, борясь с побуждением отдать честь. Интересно, новый ректор часом не из армии к нам прибыл?
Ректор Корвус довольно скрытный тип, который внезапно появился в академии, спущенный к нам волею высших сил, то бишь министерства, и не особенно распространяющийся о себе. В конце прошлого учебного года он только и успел, что навести страху на студентов, перевернуть тут все вверх дном и вручить дипломы выпускникам. Почти все лето он отсутствовал, появившись лишь незадолго до начала учебного года. Так что, хотя в должности Корвус уже четыре с лишним месяца, я так до сих пор и не знаю, что он за человек. Ну, это не исключая моей теории о том, что Корвус на самом деле голем. В конце концов, не может же живой человек быть таким… таким.. таким ректором Корвусом!
— И если я узнаю, что кто-то, повторяю, хоть кто-то шепчется о спиралевидном каменном объекте в лесу, вы, профессор Маккой, перестанете быть профессором. Я доступно изложил последствия ваших поступков?
— Вполне. Вы собираетесь лишить меня ученой степени, если буду много болтать, — энергично кивнула я.
— Донна Маккой, — устало насупился ректор.
— Буду молчать, как рыба, которую бьют об лёд, — торжественно пообещала я. — Могу быть свободна?
— Идите, — вздохнул он.
Пулей вылетела я из его кабинета.
Разумеется, у любого нормального человека возник бы вопрос, какой мантикоры я вообще пошла к ректору рассказывать всю эту историю? Ну, висит что-то там в лесу, так пусть висит! Каши не просит, пособие по безработице не требует — загляденье! Дело не только в персоне самого Корвуса.
Академия «Форише Глас» это крохотное учебное заведение на границе необъятного леса. Большое здание, что стоит на берегу реки Телл, выглядит довольно солидно и основательно, но блекнет на фоне других магических академий материка, которые занимают огромные площади и ежегодно принимают тысячи студентов. Форише Глас возникла по прихоти Хардена Гладстона*, бывшего главным канцлером нашей страны много-много лет назад. В государственную собственность тогда отошел особняк, который ныне занимает наша академия и Гладстон решил, что здание прекрасно подойдет для учебного заведения.
Дело движется быстро, если за него берется сам главный канцлер. В течение года особняк переделали под нужды академии, наняли преподавателей и начали набор студентов. Тогда-то и начались первые неприятности. Однажды утром во дворе перед академией возник гигантский огненный шар. Все эксперты страны бились в попытках разгадать суть этой магии и устранить ее, но безуспешно. Шар не нес на себе отпечатка создателя, он словно бы возник из ниоткуда, из ничего. Огонь полыхал и днем, и ночью в течение многих дней, пока однажды не исчез. Гораздо позже один из самых светлых умов страны — профессор Калибан догадался, в чем было дело: академия построена в месте повышенной концентрации природной магии. Роре-трольд знает, как первого владельца особняка угораздило построить дом именно здесь, но так оно и вышло. И когда юные неопытные маги принялись колдовать, магия слишком чутко откликнулась на их попытки. Природную магию невозможно использовать, но она сама может уловить чужое заклинание и, часто в гипертрофированной форме, проявить его. Студенты изучали огненные чары — огромный огненный шар возник во дворе. С помощью профессора Калибана очаг природной магии удалось скрыть. Они словно бы закопали колодец, но вода продолжает течь где-то там, глубоко внизу. Для опытного волшебника природная магия это не добро и не зло. Это просто чистая энергия, которая существует отдельно от мага. Она есть и все. Да, некоторые ритуалы проще совершать в местах с повышенным содержанием природной магии, но в остальном же это на нашей жизни никак не сказывается. Однако для неопытных студентов столь сильный источник природной магии был помехой, которую и устранили эксперты при помощи профессора Калибана.
И вот сейчас я невольно задумываюсь, а не прорывается ли вода из нашего колодца наружу? Возможно ли, что магия обошла заслоны, созданные волшебниками, и просачивается сюда, в академию? Если камни в лесу это дело рук какого-то магического существа, то это одно, но если это природная магия отреагировала на заклинание студента и приняла такую форму? Что это значит для всех нас? И почему я не смогла ощутить метку колдующего на камнях? Потому что колдовал не человек — магические существа редко оставляют следы — или потому что колдовала сама магия?_______________________________________________________* Хардена Гладстона я назвала в честь Уильяма Гладстона, родившегося в поместье Харден. Он был британским премьер-министром и большим любителем Гомера. Он написал обширное исследование о Гомере, которое было разнесено научным сообществом в пух и прах. Однако, нельзя отрицать того факта, что именно Гладстон первым сделал наблюдение относительно ограниченного запаса слов, которыми Гомер описывает цвета. Гладстон выдвинул теорию, согласно которой анатомические особенности зрения древних греков отличались от современных людей (ну, современных Гладстону, который жил в 19 веке). Весьма любопытная теория, которая стала предметов множества оживленных дискуссий. А наш Гладстон просто был главным канцлером своей страны много-много лет назад. И, возможно, любителем поэзии. Я почти в этом уверена.
Глава 9.
Дни потянулись чередой, словно коровы на водопой в жаркий летний день — неторопливо и слегка вальяжно. Я молчала о том, что видела в лесу, студенты задали пару вопросов и переключились на другие вещи. У второкурсников слишком бурная жизнь, чтобы надолго задумываться о лесных находках, пусть даже природа этой магии не до конца ясна.
Я учила, проверяла, заполняла, ругала, хвалила и выслушивала. Это мой четвертый год в академии, так что у меня уже есть некоторые ритуалы, привычки и маленькие приметы. Если на завтрак подают омлет, значит, день будет сложным: либо на занятии кто-то поранится, либо чай пролью на целую стопку студенческих работ, либо еще какая пакость случится. Омлеты это зло. Вообще прорицатель из меня никудышный, но такие вот маленькие приметы почему работают безотказно.Если во сне увидишь ректора Корвуса, значит, как ни странно, случится что-нибудь приятное. Ректор мне снится не слишком часто, но примета неизменно работает. Во сне Бриар Корвус не похож на ту его версию, с которой я имею дело днем. Ночной Корвус весел и остроумен. Его серые глаза искрятся от веселья, а от его смеха у меня мурашки. Глупости, конечно, но ведь сны на то и сны, что ничего логичного в них нет. Разумеется, если ты не провидец Визисерд. Наверное, уставший мозг пытается как-то компенсироват недостаток приятных впечатлений и обходительных мужчин, вот и превращает ректора в одного из них.
А вот дни педсовета почему-то всегда проходили хорошо. Наверное, это какой-то вселенский закон компенсации. В конце концов, невозможно же человеку — впрочем, я ведь не совсем человек — посылать лишь испытания, должны быть и краткие мгновения отдыха.
Ректор Корвус, видимо, решив побыть немного спонтанным и необузданным, начал назначать педсоветы еженедельно, но в разные дни. На этой неделе мы собираемся в понедельник. Можно подумать, что ничего хуже понедельника для такого мероприятия не придумаешь, но по мне так пятница хуже. Пятница это момент предвкушения, сладостный час свободы уже так близок, только руку протяни. Понедельник же никогда не скрывает своей сущности. «Рабочая неделя началась и никуда от этого не деться», — кажется, говорит он.
По пятницам преподаватели любят посидеть за кружкой эля, а в холодное время года и эгг-нога или глинтвейна в пабе «Старая ракушка», что в двух милях от академии. А вставать между уставшим профессором магической академии и кружкой эля в пятничный вечер просто-напросто чревато. Загрызут же. Загрызем. Ректору Корвусу еще предстоит это понять.
На педсовет я отправлялась с чувством выполненного долга — учебные планы я все же сдала — и с легким, почти незаметным ощущением дискомфорта. Может, мне не хотелось видеть ректора, а, может, хотелось провести вечер в пенной ванне и с новеньким журналом «Артефакты и ритуалы» в обнимку. А ведь еще новый выпуск ежемесячника для преподавателей заклинаний должен выйти…
В комнате отдыха преподавателей — проректор Каллахан наконец убедила ректора, что проводить совещания в комнате отдыха нормально и дисциплина от этого не пострадает — рекой лился чай. В ожидании ректора Корвуса преподаватели чаевничали и сплетничали.
— Слышал, ты отсадила дона Гаредоса от донны Первис, — обратился ко мне профессор Уэсливер едва лишь я устроилась в глубоком кресле с чашкой чая, куда профессор Мирскен плеснул украдкой немного виски из своей фляжки.
— И откуда информация? — ухмыльнулась я, пряча улыбку за чашкой.