Молоко львицы, или Я, Борис Шубаев — страница 38 из 46

Борис сложил письмо вчетверо и положил в конверт, надписал адрес. «Отправлю позже, – подумал он, – сегодня всё равно почта уже не работает». Всю ночь и всё утро Борис провёл не в спальне, а в избушке. Он уходил туда на ночь, когда чувствовал, что оптимизм покидает его. Он знал, что страх и тоска появляются от неверия, поэтому именно в такие моменты ему надо было много молиться. Отношения с Всевышним у него были особые, доверительные. Борис общался с ним за закрытыми дверями, так что никто не видел его лица, но однажды Зоя рассказала, что заметила необычный ярко-красный свет. «Выглядело это так, будто бы избушка горит». Полыхание казалось настолько достоверным, что Зоя, сделав несколько фоток для «Инстаграма», вызвала пожарных, но когда они приехали, всё прекратилось.

– А ты что-нибудь слышала? – спросил тогда Борис.

– Не-е-т, – ответила Зоя. – Я ничего не слышала, но Цукерберг был сам не свой. Носился как сумасшедший вокруг избушки, а потом спрятался в дальнем углу сада и заскулил.

В этот вечер всё было иначе. Не было никакого полыхания. Не было ни сил, ни вдохновения. Он бесчувственно простоял на коленях несколько часов, формально произнося слова молитвы, и внутри у него было пусто. Когда он встал и уже собирался уходить, он услышал голос.

– Барух! – Голос показался Борису знакомым. – Освободи человека из рабства! Верни человеку право на голос!

Борис открыл глаза и осмотрелся, но ничего не увидел. Только он хотел спросить, что имеется в виду под «человеком» – еврейский народ, всё население мира или какой-то конкретный человек, он услышал эхо, повторяющее часть предыдущей фразы.

– ЧЕЛОВЕКА ИЗ РАБСТВА…

Он сказал:

– Ашем, но как мне освободить человека из рабства? Какого человека? Разве я достоин? Из какого именно рабства? Ведь люди формально свободны. Да и государство у евреев уже имеется. Всё ведь хорошо. А то, что голос под запретом, так ведь это ты так велел, или нет?

Но ответа не последовало. Если считать, что молчание – знак согласия, то, закончив аудиенцию молчанием, Всевышний согласился с последней фразой. Но на что он ответил согласием, на всю фразу или только на последнюю её часть? На какую часть последней фразы Ашем ответил согласием? Впервые за последние десять лет Борис не знал правильного ответа.

Когда наутро Борис, уставший и изнеможденный, вышел на улицу, мать встретила его у избушки. Оказывается, пока он был там и ни о чём не подозревал, начался ураган. Несколько крепких многолетних деревьев были повалены и валялись в саду, словно расстрелянные преступники. По словам матери, ураган возник так же резко, как и стих, и нигде больше в городе не проявился. Зумруд была крайне взволнована.

– Это может убить тебя, – сказала она. – Ты слишком далеко зашёл. Если хочешь проникнуть в глубинные слои, ты просто обязан жениться и завести детей. Тора запрещает неженатым мужчинам заниматься Каббалой.

Борис поднял взгляд на небо. Оно было похоже на тихое море, если не считать чёрного пятна, как от пролитой нефти, прямо над их домом. Что происходит? Борис с ужасом осознал, что даже ураган не смог отвести от него тучу! Тревожное предчувствие закололо в груди. Похоже, он в самых крепких из всех возможных тисков. От этого судьи ему точно не уйти. Борис сказал матери, что подумает о женитьбе, а сам пошёл в свой кабинет. Ему нужно было решить, что делать дальше. Он хотел раскрыть Тору на любой странице и положиться на случай, он часто так «гадал», но после бессонной ночи у него слишком болели глаза. Поэтому он взял со стола пульт и включил иудейский канал.

– Каждое прегрешение должно быть искуплено жертвой, – вещал раввин с длинной бородой и сурдопереводчик рядом с ним с короткой. – Всевышний предписал приносить в жертву животных, чтобы не пришлось приносить в жертву себя. Рамбам объясняет, что, глядя на то, как животное режут, разделывают и сжигают, грешник испытывает чувство смирения. Он осознаёт, что то, что свершается над жертвой, в действительности следовало бы совершить над ним, ибо абсолютная справедливость требует, чтобы за каждое нарушение Божественных мицвот следовала смерть грешника. Всё, что возвышает человека над животным – это божественная душа. Глядя на принесённое в жертву животное, еврей спрашивает самого себя, как мог он быть настолько безумным, чтобы нарушить волю Всемогущего, позволив своей животной природе взять верх. Для того, чтобы пояснить, что я имею в виду, приведу один пример. Один молодой еврей, на первый взгляд искренне верующий, в душе своей погряз в грехах. Он возжелал жены брата своего в уме своём. Подсознательно он хотел, чтобы брата не стало и чтобы жена брата стала принадлежать ему. Жена брата не смогла вовремя уловить его греховные наклонности и потакала его порывам. Он так сильно возжелал её, что, придя домой в один из дней, он обнаружил, что брат убит. Убит самым немыслимым способом из возможных. Дело в том, что никто в него не стрелял и не помышлял этого. Отец положил пистолет на стол, намереваясь зарядить для защиты от возможных воров – как раз в этот день в доме было много денег. Он только положил его на стол, не зная о том, что буквально за несколько дней до этого пистолет был заряжен! И пистолет выстрелил, попав прямо в его любимого сына. Трагическая случайность? – спросите вы. Так, да не так. Кто же его зарядил и зачем? Ведь пистолет до этого много лет пролежал нетронутым, под грузом земли. Кому вдруг понадобилось заряжать пистолет? А я вам отвечу. Тому, кто возжелал жены брата своего. Хоть он и находился в момент смерти за тысячи километров, именно он является убийцей своего брата. Да не только брата, но и отца, который тут же умер от инфаркта.

Борис встал и, подняв телевизор, бросил его со всей силы на пол. Как он смеет! Откуда он знает? Кто он вообще такой, чтобы судить его? Это он, Борис, финансирует все, в том числе иудейский канал! Что происходит в его жизни? Прокурор не отвечает на его просьбы о встрече, а генерал МЗО, которого он считал своим близким другом, вдруг перестал принимать его подарки. Вчера Николай вернулся и положил свёрток ему на стол.

– Так он даже не вышел?

– Нет, – пожал плечами Николай. Потом, немного помедлив, водитель нашептал на ухо, что секретарша генерала, которой нравился Николай, выдала ему гостайну – имя подозреваемого, – а потом показала записку, которую тут же съела. На ней было накорябано: «Он должен уничтожить все улики».

Туча не осталась незамеченной, но он не понимал, что именно ему вменяется. Он отодвинул ящик письменного стола, достал лист бумаги и ручку, секунду помедлил. Он напишет самое последнее письмо, а потом уничтожит всё. А это письмо они прочитать не смогут, потому что этот язык не сможет прочитать никто, кроме них двоих.

Завибрировал телефон в нагрудном кармане. Эсэмэска от губернатора. Через полчаса ему надо быть в «Гнезде глухаря». Борис подумал, что если губернатор хочет с ним встретиться, то, значит, – всё хорошо. Зря он волнуется. Борис не стал запечатывать письмо, потому что у него появилась надежда, что после встречи оно окажется неактуальным. Стрелой он собрался и вышел.

Ресторан «Гнездо глухаря» когда-то был лучшим в городе, но в последнее время готовить стали скверно. Возможно, потому, что заведение испытывало проблемы из-за массированных домогательств со стороны правоохранительных органов. Раньше здесь играли хорошую музыку и пели романсы, а теперь между столиками установили чёрные стекла – для сохранения интимности жестовых разговоров – и зал ресторана превратился в лабиринт. Однако не обошлось и без эксцессов. То ли в знак протеста, то ли из чувства юмора руководство ресторана установило на каждом столике экранчики, на которых попеременно показывались блюда. Каждое блюдо носило название известной песни, а внизу, под информацией о составе блюда, приводились слова песни и ноты. Это вызвало шквал неодобрения со стороны патриотически настроенных групп граждан, но руководство оправдывалось тем, что таким образом они пытаются вовремя выявить и изобличить тех, кто настроен петь, ведь кроме экрана со словами песни в столах установлены микрофончики, и любой звук попадает сразу в службу безопасности ресторана. Но поговаривают, что ресторан не закрывают, потому что это – любимый ресторан мэра и губернатора, им разрешено не только смотреть на слова, но и в специальных наушниках слушать соответствующие песни.

Когда официант увидел Бориса, он тут же проводил его в VIP-отсек. Там было больше места, и он был оборудован современнейшими шумонепробиваемыми стёклами, но самое главное, там были свободные от прослушивания столы, вместо экранных меню были обычные бумажные, и обслуживали эти столы немые официанты со штампом на лбу, но прекрасно читающие по губам, поэтому в этих отсеках можно было снять беруши и наговориться. Доступ к этим отсекам был под строгим надзором, никому, кроме самых высоких чиновников и считаных бизнесменов, к которым относился и Борис, не было дозволено пользоваться этими привилегиями.

Губернатор и краевой министр слуховой безопасности молча хлебали харчо. Борис кивнул в знак приветствия и вытащил беруши из ушей. Тут же подошёл официант и открыл перед ним меню.

– Грибное лукошко «Аллилуйя», овощная лужайка «Былые радости, минувшие печали», бастурма с ананасом «В час роковой» и чуду с бараниной «Лебединая песня», – заказал Борис.

– Лебединая песня – это они хитро придумали, – сказал губернатор. Дождавшись ухода официанта, посмотрел долгим взглядом на Бориса и тихо произнёс: – Туча требует жертв.

Борис хмыкнул, посчитав это хорошей шуткой. Заговорил министр слухбеза:

– Ничего смешного. Нас обязуют после обнаружения каждой тучи проводить сотни обысков, арестов, расстрелов. Заключённых почти не держат, потому что ведь известно, что это навсегда. Певец – это неизлечимый диагноз.

Борис посмотрел в глаза губернатору.

– Предупреждён, Боря, значит, Боря, вооружён. Мы тебя предупредили, решать тебе. Всё, что я могу для тебя сделать, я сделаю, но при одном условии. Ты должен передать краю стратегически важные производства. Ребята уже всё оформили, тебе надо только подписать.