Однако где-то в вертикали власти смысл распоряжения был утерян. Возможно, приказ был доставлен во время дружеской рождественской вечеринки. Так что никто не понял и не потрудился выяснить, в чем цель опроса. Но один из давно работающих чиновников вспомнил, что такая информация уже поступала – не в тысяча ли восемьсот четвертом году? Стали проверять регистрационные книги, дата подтвердилась. Ответы должны были находиться в министерстве. Но Рождество – не тот день, чтобы копаться в реестрах документов семилетней давности. Гораздо разумнее взвалить работу на других и обязать клерков магистратов выслать копии. Следуя этой мысли, в семь муниципальных органов был разослан циркуляр, помеченный 25 декабря 1811 года со ссылкой на письмо от 19 ноября 1804 года. В циркуляре содержалось требование незамедлительно направить господину Райдеру для информации копию ответа на вышеупомянутое письмо. Получив это малопонятное и неизвестно для чего нужное распоряжение правительственного органа, магистраты разумно посчитали, что менее хлопотно подчиниться, чем спорить, и, порывшись у себя в бумагах, переписали каллиграфическим почерком адреса давно забытых сторожей, некоторые из которых наверняка уже умерли. И только когда на второй день Рождества стали приходить ответы, был спешно разослан второй циркуляр, в котором содержалось требование предоставить информацию на сегодняшний день. Оба письма подписал Беккетт, но второй циркуляр не отменял первый, и магистраты послушно отправляли два вида ответов – со свежими сведениями и семилетней давности. Хотя с точки зрения расследования убийств и то и другое было одинаково бессмысленно.
Чувствительная к настроению общественности «Лондон кроникл» посвятила в рождественский праздник наболевшему вопросу всю передовицу. Ее темой стала лондонская полиция. «Обстоятельства недавних убийств настоятельно требуют серьезного пересмотра системы, – писала газета. – Сторожей и констеблей нельзя винить как таковых. Они – жертвы системы, абсурдно несоответствующей требованиям большого города, где существуют все виды и типы человеческого порока и где зло предстает в самых разных формах и обличиях… Где даже преимущества развитого, цивилизованного общества способствуют разжиганию страстей. Где обитают существа, кому неизвестна мораль и кто никогда не знал Бога, кто не боится предстать перед вечностью, кто был воспитан по законам Каина, совершившего первое в мире убийство, и кто готов поднять на любого руку». Автор вспоминает: в 1792 году, когда были организованы полицейские суды с их мизерным штатом полицейских, «уже высказывались опасения, что полиция является вполне инквизиторским и вмешивающимся в личные дела органом, и расширение ее полномочий невозможно без ущемления свободы индивидуума». Теперь следовало идти на риск, и неотложно. «Дано ли человеку спокойно отходить по вечерам ко сну или в постели его будут мучить видения ночных убийц и кровавые образы?»
Многие лондонцы задавали подобные вопросы и давали на них вполне практичные ответы. Если их не способны защитить ни правительство, ни полицейские суды, придется защищаться самим. Общество успело проникнуться страхом, вызванным убийством Уильямсонов, и мужчины принялись вооружаться: шпагами, пистолетами, абордажными саблями, всем, что попадало под руку. Это была спонтанная реакция в традиции не знавшей полиции Англии, где в трудные времена рассчитывали только на себя и не ждали ниоткуда помощи. Уже существовало около пятисот добровольных союзов для совместной защиты, моделью которым послужил тот, что был образован в Барнете в 1784 году. Нанималось несколько полицейских, которые патрулировали район, чтобы прогнать грабителей в другие места. Вот характерное объявление на дверях лондонских храмов и трактиров:
«ЖИТЕЛЯМ ЛОНГ-ЭЛЛИ И ПРИЛЕГАЮЩИХ УЛИЦ
Во времена, такие тревожные для всех мирных горожан,
когда убийца подкрадывается с яростью разбойников из тевтонских лесов,
когда недавняя свирепая, леденящая кровь резня свидетельствует о том, что среди нас скрываются монстры, невиданные даже у самых диких народов,
когда список краж, ежедневно объявляемый нашими полицейскими, становится таким бесконечным, что это бросает вызов закону,
и когда коронер говорит, что наши дома больше не наши крепости,
долг повелевает нам самим стать защитниками нашей собственности и семей.
Собрание по этому поводу состоится в таверне мистера Булла “Замок” на Лонг-Элли ровно в семь вечера. Будем обсуждать необходимые меры защиты, и, чтобы претворить их в жизнь, убедительная просьба всем жителям присутствовать.
Утром на Рождество жители Шэдуэлла тоже сошлись на собрание. В резолюции они поблагодарили приходские власти за своевременно назначенное вознаграждение за информацию о тех, кто совершил недавние ужасные убийства на Нью-Грейвел-лейн. Но при этом отметили, что ночные сторожа совершенно не справляются со своей задачей, и учредили патруль из тридцати шести крепких мужчин с хорошей репутацией, разделив его на две команды по восемнадцать человек. Их собирались вооружить пистолетами и саблями и платить по двенадцать шиллингов в неделю. Всех, кто не явился на собрание, обязали предстать перед магистратами. Команды должны были дежурить каждую ночь, меняя друг друга в полночь. Заниматься вооружением патрульных доверили Джорджу Фоксу – человеку, который жил напротив «Королевского герба» и помогал Андерсону взломать дверь таверны после того, как поднялась тревога. Фокс был местным силачом и пользовался уважением в округе. Он был управляющим всеобщего медицинского центра на Нью-Грейвел-лейн – благотворительной организации, обеспечивающей бедняков в бесплатных амбулаториях и на дому советами и лекарствами, а также «приносящей большую пользу предоставлением им прохладительных, теплых и паровых ванн». Центр многое делал для облегчения страданий обездоленных. И неудивительно, что Фоксу выпало сыграть ведущую роль в защите сообщества.
Однако и магистраты не бездельничали в праздник Рождества. Утром член городского совета Вуд посетил Кэппера и, по словам «Лондон кроникл», передал информацию чрезвычайной важности. В тот же день после полудня они вдвоем принесли в Ньюгейтскую тюрьму зловещий пакет. В пакете находились молот и стамеска, найденные в доме Уильямсонов. Они вторично допросили мистера Вермилло по поводу этих инструментов. Там уже находилась его жена, пришедшая в рождественский праздник утешить сидящего за решеткой мужа. Оба, как отмечала на следующий день «Таймс»:
«…были тщательно допрошены, в результате чего удалось получить улику, которая может связать место преступления и преступников. Миссис Вермилло, которую во вторник настолько потряс вид молота, что она не могла разумно давать показания, на сей раз свободно отвечала достойному олдермену и с уверенностью опознала окровавленный инструмент. Оказалось, что подозреваемый задержанный был известен не только как Уильямс, но и под другим именем. Выяснилось, он был не шотландцем, за которого выдавал себя магистратам в Шэдуэлле, а урожденным ирландцем. Также открылись другие детали, однако здравый смысл не позволяет разглашать их широкой публике, пока подозреваемого снова не допросят в полицейском суде Шэдуэлла. Вчера члены городского совета олдермен Вуд и олдермен Аткинс прибыли в Шэдуэлл и два или три часа занимались вместе с магистратами этим вопросом».
Интересно, как во время встречи с олдерменами изменилась позиция миссис Вермилло. Она провела утро с мужем, и вряд ли они говорили о чем-нибудь другом, кроме убийств. Вероятно, он внушил жене, в чем заключается их интерес. Выбитые на молоте инициалы и показания Уильяма Райса явно доказывали, что орудие убийства взято из сундучка Питерсона. Продолжать вилять значило рисковать навести на себя подозрение. Кроме того, за информацию обещали немалую награду, и Вермилло не видел причин, почему хотя бы часть этой суммы не досталась ему. Не стоило слишком активничать и навязываться со своими сведениями, но и отрицать то, что очевидно всем, значило восстановить против себя магистратов и лишиться возможности получить деньги. Под влиянием мужа миссис Вермилло победила отвращение, которое вызывал в ней молот, и опознала инструмент.
Репортер «Таймс» в основном интересовался молотом, а корреспондент «Лондон кроникл» обратил внимание и на стамеску:
«Встреча проходила без присутствия посторонних и продолжалась до четырех вечера. Мистер Вермилло давал показания по поводу инструмента, который носит название столярной стамески и который находился в сундучке для инструментов, оставленном на хранение в его доме. Напомним читателям, что эта стамеска примерно двух футов в длину была найдена подле тела миссис Уильямсон (sic) и была той самой, которую мистер В., как он показал под присягой, хорошо знал. Вермилло также поделился информацией о другом человеке, который, как он полагает, замешан в недавних безжалостных убийствах.
Магистраты немедленно приказали полицейским начать поиск. И вчера вечером были предприняты все усилия к поимке указанного лица. Можно с удовлетворением сказать, что этот человек будет, несомненно, обнаружен.
Насколько официально известно, есть только две персоны, связанные с обоими страшными преступлениями. Как утверждают, факт, что Уильямса видели бегущим неподалеку от дома Уильямсонов после того, как поднялась тревога, будет подтвержден показаниями некоего Джонсона во время следующих слушаний по делу подозреваемого».
Это был прогресс: мистер Вермилло навел следствие еще на одного человека, кроме Уильямса, скорее всего тоже проживавшего в «Грушевом дереве» или по крайней мере имевшего доступ к сундучку Питерсона. Вермилло ничего не стоило его опознать, и, как отмечалось, перспективы его поимки были весьма радужными. Полицейские уже прочесывали Лондон в поисках этого типа. Теперь полагали, что убийства Уильямсонов совершили двое. Если принять, что один из них Джон Уильямс, другим мог быть высокий мужчина, который, как увидел Тернер, наклонился тогда над телом миссис Уильямсон. Тот самый, который, по словам Джонсона, после того, как поднялась тревога, бежал по Нью-Грейвел-лейн в сторону Рэтклифф-хайуэй и кричал своему низкорослому товарищу (Уильямсу?): «Ну, давай же, Махони! (Или Хьюи) Давай же!»