Бранд побледнел, но ответил прежним сдержанным тоном:
– Не думаю. Ты же знаешь Ивара.
– Знаю, – сказал Торвин.
– Бывают обстоятельства, когда его трудно вразумить. Я говорю не о прощении – мы не христиане, чтобы прощать оскорбления или плюхи. Если Ивар в бешенстве, он никого не слушает и не желает думать о пользе дела. Юнец увел у него наложницу. Забрал женщину, на которую у Ивара были виды. Если бы болван Мёрдох привел ее назад, то, глядишь… Нет, все равно сомневаюсь, потому что девица пошла добровольно. Это означает, что малый сделал что-то такое, чего не смог Ивар. Стало быть, должна пролиться кровь.
– Наверняка можно найти какой-нибудь довод, чтобы Ивар передумал и согласился на возмещение ущерба.
Лекарь принялся зашивать рану. Он колол и тянул; игла взлетала над его правым плечом.
Торвин положил руку на серебряный молот, висевший у него на груди.
– Клянусь, Бранд, это будет величайшая услуга, какую мы с тобой можем оказать Пути. Ты знаешь, что некоторые из нас обладают даром видения?
– Ты говорил, – подтвердил Бранд.
– Они путешествуют в царства Могучих, самих богов, и возвращаются рассказать об увиденном. Иногда это просто образы, которые не лучше слов, своего рода поэзия. Но они наблюдают одно и то же. Во всяком случае, иногда. Чаще бывает так, что они видят разные части одного целого. О давешней битве можно по-разному рассказать, и кто-то скажет, что одержали верх англичане, а кто-то – что мы, и все будут правы и выскажутся об одном и том же. Если их слова сходятся, то это не может быть неправдой.
Бранд хмыкнул – не то от недоверия, не то от боли.
– Мы уверены, что есть другой мир и люди могут туда проникать. Ну так вот: не далее как вчера произошло нечто очень странное. Ко мне пришел Фарман. Тот Фарман, который служит в этой армии Фрейру, как я служу Тору, а Ингульф – Идун. В отличие от меня, он много раз посетил Иномирье. Он говорит… что побывал в самом Великом Зале, где боги вершат судьбы девяти миров. Он находился на полу – крошечная тварь, мышь, прогрызшая дырку в деревянной обшивке. Фарман видел совет богов. И моего ученика Шефа. У него нет никаких сомнений в этом. В том видении мальчишка был в кузнице, одетый как охотник в лесах нашего Ругаланна или Холугаланда. И плохо стоял, будто ему… перебили ноги. Но лицо было точно его. И с ним говорил сам Отец богов и людей. Если Шеф вспомнит, что он сказал… Страннику в Иномирье, – заключил Торвин, – редко удается хотя бы увидеть бога. Боги тоже редко замечают пришельца и еще реже снисходят до беседы с ним. Но чтобы случилось и то и другое… И вот еще что. Тот, кто дал юноше имя, не ведал, что творил. Сейчас это собачья кличка, но так было не всегда. Ты слышал о Скьёльде?
– Это родоначальник Скьёльдунгов, древних датских королей. Тех, кого бы вытеснили Рагнар и его сыновья, если бы могли.
– Англичане зовут его Скильдом Скевингом, Щитом-со-Снопом, и рассказывают глупую сказку о том, как он переплыл океан на щите, держа при себе сноп, и так получил это имя. Но любой скажет, что «Скевинг» – это «сын Скева, или Шифа», а не человек «со снопом»[13]. Так кто же такой Шиф? Кем бы ни был, именно он отправил по волнам величайшего короля и научил его всему, что знал, чтобы улучшить и прославить жизнь людей. Это имя сулит неслыханную удачу, особенно если дано по неведению. «Шеф» – просто его разновидность; так произносят «Шиф» тамошние англичане. Мы должны спасти этого юношу от Ивара. Бескостного, да будет тебе известно, тоже видели по ту сторону. Но он не имел человеческого обличья.
– Он многолик, – согласился Бранд.
– Он из потомства Локи и послан сеять в мире раздор. Мы должны забрать у него моего ученика. Как это сделать? Если он не прислушается к нашим просьбам, то нельзя ли его подкупить? Чего он хочет сильнее, чем мести?
– Не знаю, что и думать об этих россказнях про Иномирье и странников, – ответил Бранд. – Тебе же известно: я, как и наш Ингульф, придерживаюсь Пути из-за знаний, которые он дает, а еще потому, что не люблю ни христиан, ни безумцев вроде Ивара. Но паренек совершил отважный поступок, явившись в лагерь за девицей. Для этого надо иметь храброе сердце, уж я-то знаю. Я отправился в Бретраборг, чтобы соблазнить Рагнарссонов этим походом по велению твоих соратников, Торвин.
– Вот я и желаю этому юноше добра, но не знаю, чего хочет Ивар, – да и кто знает? Зато могу сказать, в чем он нуждается. Ивар, наверное, тоже это понимает, даже если безумен. Но если не понимает, ему объяснит Змеиный Глаз.
Он продолжал свою речь, и двое собеседников задумчиво кивали.
Когда за Шефом пришли, тот сразу понял, что это не люди Ивара. Он пробыл в лагере викингов недолго, но успел разобраться хотя бы в простейших знаках различия, принятых у язычников. Это были не гадгедлары; в них не замечалось и ничего норманнского или полунорманнского, присущего островитянам с Мэна или Гебридов, где Ивар навербовал пропасть народа; они не отличались даже той неопределенно вольной и малопочтенной наружностью, что была свойственна его многочисленной норвежской дружине, чей костяк составляли младшие сыновья и изгои, оторванные от родных общин, бездомные и не знавшие другой жизни, кроме бродячей. Мужчины, явившиеся в загон, были крепки сложением и зрелы годами, волосы уже тронула седина. На этих людях сверкали серебряные пряжки ремней, золотые браслеты и гривны, свидетельствуя о годах, а то и десятилетиях славных побед.
Когда часовой пресек их самоуверенную поступь и велел поворачивать восвояси, Шеф не расслышал ответ. Похоже, говоривший не считал нужным повышать голос. Часовой снова рявкнул и указал на разоренный лагерь, должно быть имея в виду сожженные палатки Ивара. Но не успел он закончить фразу, как прозвучали глухой удар и стон.
Вожак пришельцев посмотрел на лежащего, словно прикидывал возможность дальнейшего сопротивления, вернул в рукав мешочек с песком и зашагал дальше, даже не оглянувшись.
На лодыжках у Шефа перерезали ремни, его рывком поставили на ноги. Сердце безудержно забилось – неужели конец? Его вытащат из загона, найдут свободное место, поставят на колени и срубят голову? Юноша с силой закусил губу. Нет, он не будет молить о пощаде, не даст варварам повода посмеяться над смертью англичанина. Он заковылял, храня угрюмое молчание.
Всего несколько ярдов. За ворота, вдоль ограды загонов и дальше. Резкая остановка перед другими воротцами. Шеф осознал, что предводитель незнакомцев глядит ему прямо в глаза, в самую их глубину, словно хочет внушить тугодуму какую-то крайне важную мысль.
– Ты понимаешь по-норвежски?
Шеф кивнул.
– Тогда пойми вот что. Твои слова никому не интересны. Но если заговорит он, то, возможно, ты останешься жив. Ответить придется за многое, и от этих ответов будет зависеть, выживешь ты или умрешь. В любом случае тебе скоро понадобится товарищ. На суде, на месте казни. Умереть можно по-разному. Ну все. Забросьте его внутрь да хорошенько прикуйте.
Шеф очутился в кутке, отгороженном внутри загона. С прочного шеста свисало кольцо, от которого тянулась цепь к другому. Юноше мигом надели ошейник, в отверстия протолкнули штырь из ковкого железа. Пара ударов молотком, быстрый осмотр, еще удар. Мужчины повернулись и потопали прочь. Ноги у Шефа были свободны, но руки остались связанными. Цепь позволяла отойти лишь на несколько шагов.
Шеф понял, что находится здесь не один. Его сосед был в таких же оковах, и цепь уходила во мрак. Рассмотрев лежащего, Шеф исполнился стыда и страха.
– Господин? – молвил он неуверенно. – Господин? Ты король?
Человек шевельнулся:
– Я Эдмунд, сын Эдвольда, король восточных англов. Но кто такой ты, говорящий, как уроженец Норфолка? Тебя не было среди моих воинов. Прибыл с рекрутами? Схвачен в лесу? Повернись, чтобы я видел лицо.
Шеф повернулся. Лучи солнца, уже склонявшегося к западу, через распахнутую дверь упали ему на голову, когда он прошел, сколько хватило цепи. Юноша со страхом ждал, что скажет король.
– Вот оно как… Я помню: это ты встал между мной и Иваром. У тебя не было ни оружия, ни доспехов, но ты десять ударов сердца удерживал моего славного Виггу. Когда бы не ты, эти мгновения стали бы последними в жизни Бескостного. Зачем англичанину спасать Ивара? Ты убежал от хозяина? Был рабом Церкви?
– Моим хозяином был Вульфгар, твой тан, – ответил Шеф. – Когда пришли пираты… Ты знаешь, что они сделали с ним?
Король кивнул. Глаза Шефа привыкли к свету, и он различил обращенное к нему лицо. Оно было мрачным и решительным.
– Викинги забрали его дочь, мою… мою молочную сестру. Я пришел за ней, а защищать Ивара даже не думал, но твои люди хотели убить обоих, заодно со всеми. Если бы ты позволил мне увести ее из лагеря! Тогда я присоединился бы к тебе. Я не викинг – сам прикончил двоих. И помог тебе, когда…
– Да, так и было. Я звал на помощь, просил кольцо прорвать, и ты это сделал. Откуда ни возьмись явился с оравой керлов, и у вас была корабельная мачта. Если бы это придумал Вигга, или Тотта, или Эдди, или любой другой, я сделал бы его богатейшим человеком в королевстве. – Он молча покачал головой, затем посмотрел на Шефа. – Знаешь, какая расправа меня ждет? Они возводят алтарь для своих языческих богов. Завтра меня выведут и положат на него. Потом за дело возьмется Ивар. Умерщвление королей – его ремесло. Часовой мне сказал, что присутствовал при казни мунстерского короля. Люди Ивара все затягивали веревку, и на шее у ирландца вздувались жилы, и он призывал проклятия всех святых на голову Рагнарссона. А потом захрустел и сломался на каменной плите хребет. Они все это помнят.
Но на завтра Ивар готовит нечто новое. Мне сказали, что он припас эту казнь для того, кто убил их отца, для Эллы, короля Нортумбрии. А теперь пираты сочли, что я заслуживаю ее не меньше.
Меня выведут и уложат ничком на алтарь. Ивар приставит меч к спине. Потом… Ты ведь знаешь, ребра крепятся к хребту и вместе с ним образуют клетку. Ивар отсечет их все до единого, начиная с нижних. Говорят, меч ему нужен только для первого надреза. После он берется за молоток и зубило. Перерубив же все кости, срезает плоть, а потом сует руки внутрь и выдергивает ребра.