подстрелят. Как же нам быть?
– Послушайте меня, – сказал Шеф, набрав в грудь воздуха, – и я вам отвечу.
Глава 11
Вскоре после рассвета франкское войско, похожее на огромную стальную рептилию, покинуло гастингский лагерь. Первой шла многосотенная легкая конница, нагруженная лишь стальными шлемами, кожаными джеркинами и саблями: ее обязанностью было высмотреть врага, защитить фланги и расчистить область прорыва. За ней двигались лучники, тоже верхом, как и все, но готовые спешиться в пятидесяти ярдах от вражеских позиций и осыпать неприятеля стрелами из легких луков: их задачей было сдержать врага, вынудить его прикрыться щитом и присесть, чтобы сберечь незащищенные ноги.
В середине шла тяжелая кавалерия, благодаря которой франки одерживали победу за победой на равнинах Центральной Европы. Всадники были одеты в кольчуги и набедренные латы; спины и животы прикрыты высокими седельными луками; на головах красовались шлемы, каждый воин держал длинный меч и был экипирован щитом, пикой и стременами. Щит, напоминавший очертаниями воздушного змея, прикрывал корпус; пикой полагалось разить сверху и снизу; стремена позволяли привстать для удара. Редкий человек, и уж точно не англичанин, был в состоянии держать пику, просунув другую руку в ремень неподвижного щита, да еще управлять боевым скакуном, сжимая его бедрами и погоняя лишь свободными пальцами. Те же люди, которым это было по плечу, считали себя способными затоптать любую пехоту, лишь бы та сошла со своих кораблей и стен.
Король же Карл Лысый, возглавивший свой ударный отряд в девятьсот всадников, повернулся в седле и оглянулся на знамена, которые развевались над охраняемым фортом; окинул взором корабли, сгрудившиеся на рейде. Разведчики принесли добрые вести. Ему навстречу вышла последняя к югу от Хамбера армия – беспечная и неподготовленная, но рвущаяся в бой. Именно этого он и хотел: один могучий удар – и все вожди лежат бездыханные, а остальные сдаются и вручают ему бразды правления страной. Хорошо бы этому произойти раньше, после разгрома армии благородного, но глупого Альфреда. Тогда и лето было бы не таким тягомотным.
Карл заметил, что перспективу заволокло пришедшим с Франкского моря дождем. Он обернулся и, не сбавляя хода, махнул английскому перебежчику, что подъехал с толмачом.
– Ты живешь в этом богом проклятом краю, – сказал он. – Сколько продлится дождь?
Альфгар взглянул на поникшие знамена, оценил слабый юго-западный ветер и решил, что ненастье установилось на неделю. Он понял, что король ждет другого ответа.
– По-моему, скоро кончится, – сказал он.
Король хмыкнул, пришпоря коня. По мере того как войско двигалось через нетронутое жнивье, сырая земля постепенно раскисла и превратилась в грязь. Передовые отряды проделали в торфянике широкую черную борозду.
Шеф наблюдал за приближением франков с небольшого холма Колдбек-Хилл, находясь в пяти милях к северо-западу. Над воловьей упряжкой развевалось его знамя со скрещенными молотом и крестом. Он знал, что разведка уже доложила королю Карлу о его местонахождении. Шеф выступил накануне, как только сгустились сумерки, после ухода конного отряда франкских мародеров. Ночью его воины – и воительницы – заняли позиции. При нем не осталось почти никого. Он больше не мог управлять этой схваткой и понимал, что главный вопрос заключался в способности его армии придерживаться плана и действовать самостоятельно.
Шеф был рад, что войско неожиданно оказалось многочисленным. Минувшим днем он часто натыкался на группы людей, стекавшиеся к полю будущей брани, – керлы с копьями, лесорубы с топорами, даже угрюмые углежоги из Уилда, призванные Альфредом в фирд, древнее ополчение Уэссекса и его окрестностей. Всем было сказано одно: не строиться в виду неприятеля. Ждать на флангах. Ударить, если возникнет возможность. Это был простой приказ, и его приняли с охотой тем большей, что он был отдан лично их королем.
«Но тут пошел дождь, – подумал Шеф. – Поможет он или помешает? Скоро это выяснится».
Первый выстрел был сделан с полусожженного хутора. Пятьдесят легких конников, прилично оторвавшиеся от основных сил, угодили в прицел «Выкоси поле». Озви нажал на спуск и увидел росчерк длинной стрелы, улетевшей на полмили и вонзившейся в самую гущу всадников. Расчет, состоявший из семерых мужчин и четырех женщин, немедленно занялся перезарядкой. До следующего выстрела осталось тридцать неспешных ударов сердца.
Предводитель хобиларов[50] увидел, что его человек лежит на земле со стрелой под ребрами, и удивленно закусил губу. Осадные орудия на открытой местности?! Впрочем, он знал, как надо действовать в такой ситуации: рассредоточиться и зайти неприятелю с тыла. Стреляли, похоже, с открытого правого фланга. Он пришпорил коня, крича своим людям, чтобы скакали в поле.
Сплошные придорожные посадки, призванные не выпускать скотину с поля и перекрыть доступ для диких свиней, заставили его строй растянуться. Едва это случилось, из колючих кустов выглянули стрелки. Арбалетные болты, выпущенные с десяти футов, с чавканьем вонзались в кожаные джеркины. Дав залп, воины развернулись и бросились наутек, даже не глядя, поражены ли цели. В мгновение ока они вскочили на лошадей и помчались в укрытие.
– Ансо попал в беду, – сообразил командир другого отряда конников, следя за нараставшей сумятицей. – Там засада. Отрежем ей путь в тыл. Проучим каналий, чтобы не лезли впредь!
Как только он дал коню шпоры, сзади раздался глухой удар, сопроводившийся диким воплем: огромная стрела, прилетев невесть откуда, пронзила всадника насквозь и пришпилила к лошади. Стреляли не из засады, на которую напоролся Ансо. Командир привстал в стременах, обозревая невзрачный ландшафт в поиске неприятеля. Деревья, несжатые нивы, живые изгороди. Покуда он мешкал, стрела, выпущенная из зарослей со ста пятидесяти ярдов, с чудовищной силой ударила его в лицо. Меткий стрелок, браконьер из Фен-Диттона, и не подумал вскакивать и убегать. За десять ударов сердца он ужом отполз по канаве на добрые двадцать ярдов. Там выяснилось, что влага ничуть не вредила сплетенной из кишок и навощенной тетиве. Растерянные всадники помедлили, а затем устремились к месту предполагаемого выстрела, но тут же угодили под удар второй крутопульты.
Двадцать разрозненных стычек медленно, без горнов и труб перерастали в единое побоище – так зубчатое колесо натягивает канат.
Шеф видел со своего холма, что главные силы Карла Лысого продолжают двигаться вперед, но еле-еле, с пешей скоростью и часто отвлекаясь. Франки не любили наступать, не обезопасив фланги; на тех же подолгу не удавалось ничего рассмотреть. Всадники отъезжали, выстраивались в длинную шеренгу и мчались на купу деревьев или атаковали сожженный хутор. Обычно их цель оставалась необнаруженной.
Напрягши единственный глаз, Шеф сквозь пелену дождя заметил в стороне движение: две впряженные в крутопульту лошади неслись галопом, а позади, растянувшись в цепь, скакал расчет. Озви и «Выкоси поле» покидали селение, тогда как франки вливались с противоположного конца; обходной маневр, которым хотели отрезать засадный отряд, был сорван стрельбой с других направлений.
Крутопульта скрылась в лощине. Очень скоро она будет вновь готово к бою и сможет поражать неприятеля по широкой дуге в радиусе полумили.
Замысел Шефа опирался на три обстоятельства. Первое – знание местности: пути выдвижения и отступления были ведомы только тем, кто проживал, вел хозяйство и охотился в здешних краях. К каждому высланному отряду был прикреплен взрослый или подросток из беженцев. Остальные жители окрестностей рассредоточились по укромным местам на двадцать квадратных миль, имея приказ не сражаться, но при необходимости послужить проводниками и гонцами. Вторым обстоятельством была убойная сила новых арбалетов и натяжных катапульт с огромными стрелами. И те и другие заряжались медленно, но даже арбалет пробивал кольчугу за двести шагов. Стрелять же из них лучше удавалось тем, кто залег в укрытии.
Главной же частью стратегии Шефа было понимание того, что победить можно двумя способами. Все битвы, которые он повидал, да и все сражения в многовековой истории западного мира, выигрывались одинаково: сокрушительным ударом. Стенка наступала на стенку, и сеча длилась, пока не совершался прорыв. Добиться последнего удавалось топором и мечом, как предпочитали викинги; конницей и пиками, как было заведено у франков; или камнями и стрелами, как придумал Шеф. Сломить оборону означало выиграть бой.
Однако достичь той же цели позволяет совершенно новый прием: ни четкого строя, ни могучего натиска, а только изматывающий обстрел. И сделать это могут лишь необученные, безграмотные в военном отношении отряды Шефа, так как подобная тактика идет вразрез с обычаями искушенных ратоборцев. Поле брани не имеет значения, оно отдается противнику. Нет нужды в стойкости, без которой не выиграть рукопашный бой. Можно обойтись без привычных средств для укрепления духа, без рева труб и командирского ора, а главное, без чувства локтя. В сражении нового типа разрешается дезертировать или попросту спрятаться и выйти на поле, когда все кончится. Шеф надеялся, что его отряды прикроют друг дружку; они выступили, насчитывая примерно по пятьдесят бойцов – расчет катапульты, двадцать арбалетов да несколько алебардщиков. Но в ходе сражения они будут вынуждены разделиться. Сойдутся ли снова?
Он подумал, что это не исключено, вспомнив упорные ожесточенные наскоки йоркширских крестьян на войско викингов в снегах под Йорком. Все эти мужчины и женщины знают, за что сражаются; они видели неубранные нивы, сожженные амбары и вырубленные рощи. Для бедняцких детей земля и пища священны. Слишком много голодных зим довелось пережить этому народу.
Следя за развитием битвы, Шеф испытал странное чувство не просто свободы, но свободы от забот. Сейчас он был всего-навсего зубцом шестерни. Когда ее вращают, зубцы знай себе проворачиваются, и незачем думать обо всем механизме. Сломается тот или нет, от зубца не зависит. Он должен просто выполнять свою задачу.