— Простите мое вторжение, миледи, — начала молодая женщина, — но мне приказали срочно сообщить вам о состоянии сестры Талассы.
— Скажи мне что-нибудь, за что можно быть благодарной, — резко сказала Сеферина. — Скажи мне, что сотворила чудо.
Верити слегка покраснела.
— Я вряд ли творю чудеса, госпожа. Но по милости Бога-Императора Таласса будет жить. Броня приняла на себя основную силу залпа автопушек и защитила жизненно важные органы от летальных повреждений. Однако я с прискорбием должна вам доложить, что она уже никогда не сможет ходить сама. У нас тут скудные средства, а среди тех, что сохранились в монастырском валетудинарии, нет нужных приборов для регенерации живых тканей. Я бы рекомендовала аугментико-хирургическую операцию, но после того как пройдет некоторое время, и она поправится.
Сеферина кивнула госпитальерке:
— Хорошо. Займись этим, сестра.
Это прозвучало как позволение уйти, но Верити не сдвинулась с места. Она не сводила янтарных глаз с канониссы.
— Что-то еще, девочка? — требовательно спросила Имогена, и Верити метнула на нее взгляд.
— Те сломанные механические рабы лишили женщину ног. Тут я ничем не могу помочь. Но поражаюсь, почему ей пришлось пожертвовать своим будущим ради миссии, цели которой остаются неясны.
Имогена выпучила глаза от вызывающего тона госпитальерки. «Кем она себя возомнила, чтобы разговаривать подобным образом?»
— Может быть, в ордене Безмятежности и дозволяется говорить необдуманно, сестра Верити, но эта миссия проходит под покровительством ордена Пресвятой Девы-Мученицы, и твое высокомерное поведение заслуживает порицания и сурового наказания!
— Разве неучтиво искать в чем-то правду? — возразила Верити. Голос ее дрожал, но она старалась держаться спокойно. — Каждая сестра здесь отдаст свое тело, жизнь ради Бога-Императора, но при имеющейся на то причине. Разве я прошу так много, спрашивая, ради чего бедная Таласса будет вынуждена до конца своих дней ходить на железных ногах, а не на данных ей от рождения? Сейчас я задаю этот вопрос, сестра Имогена, но он волнует не только меня. Он эхом отдается во всех залах монастыря.
Сеферина поднялась с кресла, и ее мантия, распрямившись, коснулась пола. Канонисса обошла стол и подошла к госпитальерке.
— Какой вопрос?
— Мы… — Верити не смогла с собой справиться и сделала шаг назад. — Мы прибыли сюда для переосвящения этого места. Но это не все, я думаю. — Молодая женщина нашла в себе смелость и встретилась глазами с Сефериной. — Что вы ищете, госпожа? Разве нельзя обо всем нам рассказать, чтобы кровь больше не проливалась понапрасну?
На долю секунды Имогена подумала, что канонисса ударит госпитальерку по лицу за ее опрометчивость, но затем напряжение Сеферины немного спало, и ее строгий вид смягчился.
— Я могу спросить тебя о том же, сестра Верити.
Ответ застиг ее врасплох.
— Я… я не понимаю, о чем вы.
— Мне известно, что случилось на Неве. Безумные планы заблудшего предателя Ла-Хайна, а до этого смерть твоей кровной сестры Леты. Ты похоронила ее и вверила ее душу Богу-Императору. И лично подписалась на участие в миссии — моей миссии — на Святилище-сто один, потому как ищешь что-то. Вопрос только в том, что именно.
— Я не…
— Не лги мне, — предупредила ее Сеферина. — Отвечай на вопрос.
У Верити перехватило дыхание.
— Признание. Я ищу способ повторно доказать свою преданность Священной Терре и клятве Сороритас.
— И здесь ты это найдешь, — сказала ей Сеферина, — пока помнишь, кто ты есть. Пока не забываешь о своем месте.
С этими словами канонисса отвернулась.
— Сестра Мирия. Она пустилась в это начинание, потому что ты ее поддержала. И так же, как ты, она ищет что-то. Тебе известно, что?
На то, чтобы придумать ответ, у Верити ушло время.
— Умиротворение? — наконец предположила она.
Канонисса позволила себе еле заметную улыбку.
— Это предстоит узнать. Мирия — опасная и непредсказуемая душа среди приписанных групп Адепта Сороритас. Она выступает тогда, когда это не нужно, и привлекает к себе неприятности. Подумай о ней. Ее многообещающей карьере препятствует высокомерие. — Имогена заметила, как Верити приоткрыла рот, чтобы сказать что-нибудь в ее защиту, но Сеферина не дала ей такой возможности. — Тот, кто слишком сближается с таким человеком, как она, испытывает на себе дурное влияние. — Она строго взглянула на госпитальерку. — Не вини себя за ее ошибки. Если только тоже не хочешь, чтобы тебя считали излишне прямой и взбаламошной.
— Это не так, — выдавила Верити, но Сеферина своим видом заставила ее замолчать.
— Ты свободна, — сказала Имогена, уловив намек старшей.
Верити сердито сдвинула брови, поклонилась и ушла.
Когда они снова остались вдвоем, Имогена посмотрела на канониссу.
— Миледи, — начала она, — я не решаюсь сказать, но девчонка права. Наступит время, когда нам придется все рассказать остальным сестрам.
Сеферина отвела взгляд.
— Согласна. Но я не позволю какой-то няньке указывать мне, когда придет это время.
Наблюдаемая знала, куда следуют вторгшиеся — люди с клацающими металлическими конечностями и вездесущей вонью машинного масла. Об этом нетрудно было догадаться. Существовало всего одно возможное место, и она там уже бывала прежде. Много раз.
Фигура в лохмотьях сползла по гладкой поверхности скалы в высохшее русло, уже зная, где находятся опоры и выемки для ног. Пока люди в красных одеждах плыли на летающих платформах, она пряталась и наблюдала. В памяти всплыло воспоминание о дне, когда они явились. Неумершая была убеждена, что знает, зачем втайне прибыли сюда эти гости. Они пришли творить нечто дурное, что вызывало у призрака ощущение неправедности.
Чем ближе ко дну гладкостенного каньона, тем менее отчетливым казался призрачный голос Наблюдателя в голове. Он будто слабел, хотя все же никогда не затихал полностью. На всей планете не было ни одного места, где от него удалось бы скрыться.
Незаметно для стражей, патрулировавших местность, Наблюдаемая осторожно спускалась к лагерю, сильнее закутываясь в свою изорванную мантию, чтобы больше походить на тень. Словно два камня, внутри ее сломанного разума бились друг о друга мысли, высекая искры необъяснимых чувств. Наблюдаемая просеивала остатки своей расколотой личности, пытаясь наконец обрести понимание.
Только одно было ясно — что-то переменилось с тех пор, как в монастыре снова появились люди, и эти вторгшиеся являлись частью головоломки. Если бы только удалось осознать, как это связано между собой. Если бы только эти фрагменты огромной мозаики сошлись вместе.
Машина тряслась, щелкала и гудела, прерывисто содрогалась, что выглядело даже жалостно. Лежа на спине, конструкция беспомощно махала шестью лапками. Как видел Тегас, гравитационные катушки, расположенные вдоль ее торакса, насильственно удалили. Обрубки передних металлических конечностей, укороченных наполовину, были связаны стальными тросами. Феррен заметил, куда смотрит квестор, и глубокомысленно кивнул:
— Мне пришлось удалить манипуляторные клешни, после того как мы схватили его. С их помощью оно убило двух илотов.
— Разумная предосторожность, — пробормотал Тегас, хотя что-то внутри него выражало недовольство той небрежностью и жестокостью, с которой провели ампутацию.
Голова машины откинулась назад в попытке посмотреть на него, когда он к ней приблизился, но ее вернули на место сильно стянутые ремни. Квестор уловил скопление молочно-изумрудных глаз и сломанных зрительных линз за фигурами Механикус в красном, которые окружали инопланетного робота, словно падальщики. Серворуки и змеевидные механизмы копались во внутренностях конструкции, периодически вызывая плевки искрящих разрядов.
— Я думаю, что в ближайшие несколько дней мы полностью его демонтируем. — Феррен гордился проводимыми здесь работами. — Представьте, почти неповрежденный могильный паук, расчлененный и разобранный на детали.
Тегас наблюдал за работой людей его бывшего ученика и понимал, что они ему не нравятся. Им не хватало аккуратности, которую он бы потребовал. Мысль о том, как много данных пропало из-за их грубого экспериментаторства, вызывала в нем скорбь.
— Как тебе удалось добыть этот автомат?
— Исследовательская команда случайно потревожила его, — пояснил Феррен, но что-то в нем говорило о том, что он не хочет вдаваться в подробности. — Оно только вышло из сна… И одному из моих техногвардейцев удалось заключить его в стазисную сферу, прежде чем оно успело полностью пробудиться.
— Значит, тебе просто повезло. — Тегас продолжал следить за аутопсией машины. Вонь горячего металла и незнакомых смазок забивала его обонятельные датчики. — Это и есть твоя большая находка?
Феррен завертел головой. Язык его тела говорил о волнении.
— Нет. Нет, мой господин. Но я считал, вы будете довольны… Редко бывает, чтобы такая…
— Да, — раздражительно прервал его Тегас. — Я в курсе. Но в своем коммюнике ты дал много смутных обещаний, адепт. Я бы хотел увидеть нечто новое, что-то такое, с чем я никогда ранее не сталкивался, — при этих словах он указал на могильного паука, — а это, по сути, даже не некрон, а всего лишь один из их инструментов. Твои выводы имеют потенциал… Поэтому, пожалуйста, скажи мне, что ты способен показать мне большее, чем просто каменные башни и сломанные автоматы? Понимаешь, я не могу вернуться на Утопию Планацию лишь с одними твоими теориями, Феррен. Мне нужны знания, которые изменят галактику.
Техножрец помедлил с ответом, а затем отправил передачу одному из своих низших адептов, которые проводили разборку дрона.
— Принеси артефакт, — на машинном коде приказал Феррен.
Голова могильного паука задергалась, когда он попытался проследить за покидающими комнату людьми, и откуда-то из недр его оболочки раздался слабый гул, напоминающий животный крик боли. Тегас оглянулся назад.
— Вы его мучаете, — хладнокровно заметил он.