И тут она допустила одну непростительную ошибку, какую ни за что бы не совершила боевая сестра. Она оглянулась назад.
Ей пришлось. Хирургическое удаление инородного тела, проведенное второпях и без надлежащей подготовки, с применением самых примитивных инструментов и с молитвами об успехе, обращенными к Богу-Императору… Учитывая все обстоятельства, вероятность того, что она подарила Дециме милосердную смерть, против которой же и выступала, была весьма высока.
Но она нигде не видела следов искалеченной, истекающей кровью женщины. Перед глазами госпитальерки вновь предстала страшная открытая рана на шее Децимы, там, где она до кости срезала ей изрубцованную кожу вместе с мясом…
Она верила, есть шанс, что Смертоуказатель придет в замешательство после насильственного изъятия помеченного имплантата. Быть может, этого даже хватило бы, чтобы нарушить его логику. Сейчас это предположение показалось ей глупым.
Некрон находился прямо за Верити, и она споткнулась, когда он занес над ней сверкающий меч.
При падении Верити выронила скарабея, и тот, звонко ударившись о пол, начал кружить на месте, оставляя за собой след из крови Децимы. Смертоуказатель невозмутимо посмотрел на него и раздавил ногой, после чего свечение исчезло. В какой-то момент она подумала, что убийца расправится и с ней тоже, но невыразительная череполикая маска, отполированная до зеркального блеска, продемонстрировала лишь отсутствие к ней интереса. Некрон отвернулся и снова стал высматривать неумершую.
И наконец он нашел ее. Появившись из теней, женщина с криками понеслась прямо на него; ее лицо в шрамах и шея были влажными от свежепролитой крови. С охотничьей меткой, парящей у нее над головой, Децима выглядела поистине ужасающе. Она напоминала призрака мести, неупокоенную душу, вернувшуюся с того света отплатить тем, кто убил ее и сестер.
Держа в руке кусок скалобетона больше своей головы, Децима накинулась на Смертоуказателя и врезала ему с такой дикой силой, что ксеноассасин зашатался.
— Тебе не победить, — выл Наблюдатель. — Тебе никогда не заглушить мой голос.
Она обрушивала на своего преследователя удар за ударом с такой необузданной мощью и скоростью, что расколола булыжник о блестящие металлические ребра, вдавив их внутрь и сломав.
— Я не сдамся тебе! — закричала Децима. — Тебя нет! Я убила тебя! Оставь меня! — Она вопила что есть мочи, обезумевшая от переполнявших ее эмоций. Все это время они копились внутри нее и не могли найти выход, но теперь она буквально взорвалась.
— Никогда, — прозвучало в ответ. — Я в твоей голове. В тебе самой.
Чужак отбивался, махая мечом в попытке разрезать неумершую надвое, но пока что рассекал только воздух. Децима сделала ложный выпад, обошла защиту противника, и, прежде чем он успел отреагировать, схватила руку некрона за шаровой сустав и вывернула ее в обратную сторону. Вес механоида сместился, и он не смог предотвратить падение.
— Она вытащила машину, — зашипела женщина. — Я не должна больше слышать тебя. Я хочу вернуть свою душу! Хочу вернуть!
Децима удостоверилась, что Смертоуказатель медленно и неизбежно упадет на поднятый кверху конец собственного клинка; с неприятным скрипом гиперфазовый меч вошел в металлический череп через подбородок и, спокойно пройдя дальше, пронзил бронированный капюшон.
— Нет.
Она смотрела на собственное измазанное в крови отражение в блестящем лице Смертоуказателя и слушала, как голос в голове затихает.
— НЕ-Е-Е-ЕТ! — прокатилось глухое эхо.
— Я — не ты! — с желчью выплюнула она. — И никогда не была тобой! Никогда!
Некрон не отвечал ей. Изумрудный свет в его глазницах постепенно угасал.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Когда в атмосфере стали вспыхивать крошечные бело-синие огоньки статического электричества, в долину притянуло песчаную бурю, и бурлящие облака оксидной пыли начали смешиваться с клубами черного дыма от пожаров. Через это адское пекло невозмутимо продвигались захватчики, и горящая техника, сломанные беседки и почерневший каркас мобильного исследовательского модуля служили немым свидетельством проводимого ими планомерного уничтожения. Трупы людей оставались лежать там же, где и падали, игнорируемые убийцами и бросаемые товарищами, что в спешке отступали.
Яркие залпы гаусс-лучей, тесла-зарядов и ускоренных пучков частиц каскадом обрушивались на внутренний двор, при этом углы атаки медленно менялись по мере наступления некронов. Завывающие сгустки огня били по отвесным стенам последнего нетронутого сооружения на территории самого монастыря — цилиндрической крепости.
Темно-красный камень высоко возвышающегося донжона блестел от марева, создаваемого генератором пустотного щита. Энергетический барьер, отражающий потоки смертельного огня, рябил и вспыхивал, не давая пасть последнему оплоту человечества на Святилище-101. Некогда этот силовой экран стоял на громадном боевом титане, но после Войны веры его сняли с уничтоженной машины и отдали ордену Пресвятой Девы-Мученицы. Устройство прослужило сестринству триста одиннадцать лет, но сейчас находилось на грани катастрофической перегрузки ввиду запредельного давления.
Когда противник пробился через все внешние стены, Сороритас, используя все доступные средства, отчаянно дрались до тех пор, пока их не обступили со всех сторон. Они ставили мины и огневые ямы, пробовали перекрестный огонь и контросадную тактику, которая считалась старой еще до прихода Древней Ночи на Священную Терру. Некроны погибали, но натиск не ослабевал. Идущие сзади ступали по искалеченным телам павших, а те, кто уже не мог подняться в строй, попросту исчезали в трескучем зеленом пламени. Место каждого уничтоженного незамедлительно занимал новый воин.
Канонисса снова и снова приказывала Сестрам Битвы отходить, пока наконец отступать стало некуда. И теперь они сидели в крепости: Сороритас и горстка напуганных выживших из числа бригадных рабочих и свиты квестора Тегаса.
Выглядывая из бойниц, изнуренные и раненые женщины наблюдали через прозрачный лиловый барьер, как внутренний двор постепенно наполняется морем серебряных скелетов. Некронам, казалось, не было числа, и их холодная жажда сражаться ни на йоту не ослабевала.
Затем где-то на третьем этаже громко запела боевая сестра, и безошибочно узнаваемый рефрен из Fede Imperialis эхом прошел по коридорам. Каждая женщина, которая слышала его, тут же добавляла свой голос к общему хору, и вскоре все Адепта Сороритас внутри стен крепости стали едины словом и духом. За шумом лучевого огня стремительно нарастала гармония боевого гимна.
С другой стороны пустотного щита толпы воинов и Бессмертных концентрировали огонь на отдельных участках энергетического барьера, определенных каноптековыми призраками как наиболее подверженные перегрузкам. Вокруг этого потрескивающего силового экрана лежало стальное кольцо из измельченных останков нападавших и одного неудачливого Смертоуказателя, попытавшегося совершить гипермерный переход внутрь донжона. Люди осторожно повышали мощь пустотного щита, пока он наконец не стал пространственно непроницаем, но для создания такого эффекта требовались чудовищно большие запасы энергии, и долго так продолжаться не могло — грозили страшные последствия.
Сидя на троне своего командного монолита, проплывающего над грудой булыжников — все, что осталось от внешних стен, — немесор Хайгис принялся изучать данные, собранные могильными пауками, которые кружили у края пустотного экрана. Просмотрев сводки, он поднял когтистый палец, и стрельба во дворе монастыря резко прекратилась. Воцарилась тишина, нарушаемая только треском статического электричества, гудением контргравитационных моторов и в значительно меньшей степени — человеческими голосами, производящими необычные тональные гармонии.
Ему нужно было только подождать. Рано или поздно барьер достигнет пика нагрузки и выйдет из строя, и потому немесор не видел нужды в том, чтобы его огромная армия напрасно тратила драгоценную энергию. От его солдат требовалось лишь молча стоять наготове. Энтропия сделает все сама. По его быстрым подсчетам, на это уйдет не больше нескольких оборотов вокруг солнца.
Конечно, это время можно было сократить до одного кавирского дня интенсивного обстрела, а может, даже и до нескольких часов, если подключить к процессу корпускулярный хлыст и гаусс-дуговые пушки его монолита.
А можно было покончить с проблемами прямо сейчас, в данную секунду.
Хайгис вознес руку и сделал жест, словно кого-то подзывает. К общему шуму присоединился новый звук — вой гравидвигателей, но совсем иной, более стремительный и высокий. Через считаные мгновения звено из двух «Могильных клинков» вырвалось из пыльных облаков на границе долины, прикрывая третью машину, которая арочным носом вперед неспешно парила в направлении центральной крепости.
Наземные войска расступались, пропуская барку. Сделанная из черненого углепластика и яркого сплава, она напоминала обращенную к земле грудную клетку, в основании которой в окружении сияющих панелей для контроля за функциями корабля сидел триархический преторианец, подключенный к специальному креслу. Под корпусом барки почти во всю ее длину тянулся цилиндрический агрегат, удерживавший спирали смертоносного излучения в челюстях своего коллиматора. Скорпионий хвост, нависавший над командной палубой, покрывали всевозможные символы, в которых были зашифрованы разные имена судна, знаки отличия и список всех битв, выигранных во имя Саутехской династии. Если бы люди перевели этот иероглифический текст на свой язык, то со слабым учетом нюансов название машины звучало бы как «Ковчег судного дня».
Барка остановилась, и, после того как «Могильные клинки» совершили беглый заход на атаку силовой стены, громадная пушка, расположенная под «хребтом» ковчега, пронзительно застонала. Яркие копья разрядов сорвались с теплонаправителей, отчего песок под ними спекся и превратился в стекло.
Когда настал момент, немесор сжал кулак, и «Ковчег судного дня» выстрелил. Мощность заряда была такова, что барка моментально лишилась всей энергии и опустилась на землю для восстановления питания. Выпущенный из орудия актиничный сгусток плазмы с ревом пронесся через весь внутренний двор, словно стрела, созданная из матер