Поодаль стояла другая группа. Вооруженные работники с ранчо, охранявшие арестованных (сегодня последних было только двое).
Харди махнул рукой, дескать, поднимайтесь, первым вошел в дом и направился в библиотеку.
Люди последовали за ним.
Они расселись на стульях, стоявших на изрядном расстоянии от рабочего места Джеллисона. Свое оружие они оставили за порогом – все, кроме Эла и ранчеров – тех, на кого Харди мог полностью положиться.
«Надо бы, – полагал он, – обыскивать тех, кто пришел на прием».
Когда-нибудь он начнет так поступать, но сейчас досмотры породили бы слишком много затруднений. Поэтому – в соседней комнате двое вооруженных ребят – люди, которым Эл доверял безоговорочно, замерли, приникнув к прицелам. Книжные стеллажи скрывали снайперов от визитеров, зато мужчины могли неусыпно наблюдать за «гостями» с винтовками наготове.
«Напрасная трата человеческих сил и возможностей», – подумал Харди.
И чего ради? Кого заботит, что подумают о нем остальные? Любой человек в здравом уме должен понимать, как важно охранять сенатора.
Когда люди расселись, Эл вернулся в гостиную.
– Все в порядке, – произнес он и бросился в кухню.
Сегодня заправлял сам Джордж Кристофер. На судах всегда присутствовал кто-нибудь из его клана. Прочие Кристоферы сразу же занимали место, отведенное для представителей их семьи, причем вставали при виде сенатора. Все, но не Джордж. Он входил вместе с Джеллисоном. Не то чтобы как равный, но тем не менее…
Харди не сказал ему ни слова. В том не было необходимости. Уже установился определенный ритуал. Вслед за Элом мужчина зашагал к библиотеке, его бычья шея ярко алела… «ну, не совсем, – признал Харди, – но должна была бы».
Джордж приблизился к Артуру, и они вслед за Элом переступили порог библиотеки.
Присутствующие вскочили: Харди не потребовалось ничего говорить. Вот и хорошо. Ему нравилось, когда все шло как положено – точно, гладко (тогда казалось, что он, Эл, вообще не принимает во всем этом никакого участия).
Харди направился к своему личному столу, где уже были разложены бумаги. Напротив стоял пустой стул. Он предназначался для мэра, но тот на суды уже не являлся.
«Наш фарс ему надоел», – подумал Эл. Но Харди не мог его порицать. Сперва разбирательства происходили в зале мэрии, и у людей создавалось впечатление, что Зейц и начальник полиции – важные птицы, но теперь сенатор решил не тратить время на поездки в город…
– Можно начинать, – разрешил Джеллисон.
Первое дело было легким и связанным с вознаграждением. Двое ребятишек Стретча Толлифсена придумали новую крысоловку, в которую попались три дюжины грызунов-грабителей и десяток сусликов.
Еженедельно лучшим крысоловам выдавали награду – леденцы. Последние сладости на свете.
Харди проглядел свои бумаги. Сморщился. Теперь будет посложнее.
– Питер Бонар. Утаивание, – объявил он.
Тот встал. Ему было около тридцати, может, чуть больше. Редкая светлая бородка. Взгляд тусклый. От голода, вероятно.
– Утаивание чего? – осведомился Артур.
– Самого разного, сэр. Четыреста фунтов куриного корма. Двадцать бушелей посевного зерна. Электробатареи. Два ящика винтовочных патронов. Полагаю, есть еще что-то, но я не смог выяснить.
Джеллисон мрачно посмотрел на Бонара.
– Это правда? – спросил он.
Мужчина не ответил.
– Доказано? – обратился Джеллисон к Харди.
– Да, сэр.
– Есть смысл в разбирательстве? – Теперь сенатор уставился на Бонара. – Ну?
– Так ведь он без приглашения явился в мой дом и обыскал его! Он не имел никакого права!
Джеллисон рассмеялся.
– Понять не могу, как все узнают!
А это знал лишь Харди. У него повсюду были агенты. Он часто беседовал с людьми – труд невеликий. Поймал кого-нибудь на проступке – не выдавай его, а отправь его на разведку и очень скоро получишь новые сведения.
– Больше вас ничего не волнует? – произнес Артур.
– Это мой корм, – заявил обвиняемый. – И остальное – тоже. Мы все нашли – я и моя жена. А потом привезли на моем грузовике. И почему вы к нам цепляетесь, а? Мое имущество на моей земле!
– У вас есть куры? – продолжал допрос Джеллисон.
– Да.
– Сколько? – Бонар не ответил, и Артур обвел взглядом присутствующих. – Итак?
– Пожалуй, несколько, сенатор, – выпалила одна из ждущих своей очереди, женщина сорока лет, выглядящая на шестьдесят. – Четыре или пять куриц и петух.
– Вам не нужны четыреста фунтов корма, – вывод Джеллисона оказался логичен.
– Корм – он мой, – уперся Бонар.
– И посевное зерно. Здесь люди будут умирать с голоду – ведь если мы хотим собрать урожай в будущем году, мы должны сохранить для посева достаточно зерна, а вы спрятали двадцать бушелей. Таким образом, вы совершили убийство, Бонар.
– Эй…
– Вам известны законы. Нашел что-то – сообщи. И мы же не забираем все подчистую! Мы не ставим препоны предприимчивости. Но вам следовало сказать о находке, чтобы мы могли все распланировать…
– Но вы бы хапнули половину. А то и больше.
– Естественно. Ладно, нет смысла разговаривать, – вымолвил Джеллисон. – Кто-нибудь хочет высказаться в его защиту? – ответом было молчание. – Эл?
Харди пожал плечами.
– У него двое детей, одиннадцати и тринадцати лет.
– Это осложняет дело, – пробормотал сенатор. – Повторяю, кто-нибудь хочет высказаться в их защиту?.. Нет? – Голос его чуть дрогнул.
– Эй, вы не можете… Какого черта, Бетти – она ни при чем!!
– Она знала об утаенном, – произнес Артур.
– Но дети…
– Да.
– Он второй раз совершает преступление, сенатор, – проговорил Эл. – Кстати, в прошлый раз это был бензин.
– Мое горючее на моей земле…
– Вы чересчур болтливы, Бонар, – оборвал его Джеллисон. – Утаивание, значит. Тогда вы еще легко отделались… Похоже, имеется только один действенный способ убеждения! Джордж, вам есть что сказать?
– Нет, – отчеканил тот.
– Изгнание, – произнес сенатор. – Сегодня днем. Решать, что вам можно взять с собой, я предоставляю Харди. Питер Бонар, вы приговариваетесь к изгнанию.
– Господи, у вас нет права вышвыривать меня из моего дома! – закричал мужчина. – Оставьте меня в покое, и мы тоже не будем вам мешать! Нам ничего от вас не нужно…
– Черта с два! – крикнул Джордж. – Вы постоянно просили нас о помощи! Корм, теплицы, и, да, мы даже выдали вам бензин, а вы нас обкрадывали! Вы заправили грузовик, чтобы привезти к себе зерно!
– Думаю, брат Варли позаботится о детях, – добавила какая-то женщина. – И о миссис Бонар тоже, если ей разрешат остаться.
– Она поедет со мной! – заорал Питер. – И дети тоже! Не имеете права отбирать у меня родных!
Джеллисон вздохнул. Обвиняемый искал сочувствия, надеясь, что его вместе с семьей не станут отправлять в изгнание.
Конечно, Артур рисковал, но, поскольку нельзя же и впрямь отобрать у Бонара детей… Или можно? И тем самым создать в Твердыне гнойник. Язву.
Отпрыски Питера будут всех ненавидеть. Кроме того, семью нельзя разрушать.
– Как вам угодно, – сказал сенатор. – Эл, пусть его близкие отправляются с ним.
– Господи помилуй! – завыл Бонар. – Пожалуйста! Умоляю…
– Проследите за ним, Эл, – устало проговорил Артур. – Позже мы обсудим, кого можно будет поселить на ферме.
– Хорошо, сэр.
«Босс терпеть этого не может. Но разве у него есть выбор? Мы не можем сажать людей в тюрьму. Мы не сумеем даже прокормить заключенных».
– Поганый ублюдок! – взвился Питер. – Жирный сукин сын, чтоб ты провалился!
– Выведите его, – приказал Харди.
Двое вооруженных работников вытолкнули Бонара вон. Пока фермера выводили из библиотеки, он продолжал браниться.
Когда он оказался в холле, Элу почудились звуки ударов.
Так или иначе, но ругань внезапно прекратилась.
– Я прослежу за исполнением приговора, сэр, – промолвил Харди.
– Спасибо. Что дальше?
– Миссис Дарден. Явился ее сын. Из Лос-Анджелеса. Хочет остаться здесь.
Джеллисон заметил, что Джордж Кристофер плотно сжал губы. Сенатор очень прямо сидел в кресле с высокой спинкой и смотрел зорко. Однако он чувствовал себя усталым, потерпевшим поражение – но не имел права сдаваться.
«Надо дотянуть до следующей осени, – думал он. – Тогда я отдохну. Будет хороший урожай. Должен быть. Еще год. А больше я ничего не прошу. Пожалуйста, Господи».
К счастью, дело было простым. Старуха, за которой некому присматривать. Прибыл ее родственник. Ее сын – один из нас, тут Джорджу возразить нечего. Все по правилам.
«Хотел бы я знать, хватит ли на него еды? И что будет зимой?»
Сенатор взглянул на старую леди и понял: что бы ни случилось с ее сыном, она точно до весны не протянет. И Артур внезапно ощутил к ней сильнейшую неприязнь: прежде, чем умереть, старуха съест немало.
Неделя Девятая: Организатор
Нужно отметить, однако, следующее: многие из тех, кто сейчас сетует на угнетение, несправедливость и уродливость, присущую жизни в технически развитом перенаселенном обществе, впоследствии решат, что дела в ту пору обстояли лучше как раз тогда, когда было хуже. Они обнаружат, что без функций, присущих развитым обществам – например, без телефона, электрического освещения, автомобилей, писем, телеграмм, – можно очень неплохо прожить примерно неделю, но жить так всю жизнь – невесело.
Никогда в жизни Харви еще так не вкалывал. Поле усеивали валуны, которые следовало убрать. Кое-какие булыжники мог поднять и отнести в сторону один человек. Зато другие требовали усилий двоих, а некоторые и вообще дюжины.
Самые крупные приходилось раскалывать кузнечным молотом. Затем обломки уносили – из них строились низкие ограды.
Ромбическая решетка таких вот каменных заборов, которую можно увидеть в Новой Англии или в Южной Европе, всегда казалась Рэндоллу прелестной. До настоящего времени он и не подозревал, сколько человеческих страданий означает каждая такая стена. Их-то возводили не ради красоты, и не для того, чтобы обозначить границы, и даже не для защиты посевов от крупного рогатого скота и свиней. Или их сооружали исключительно по той причине, что надо бы ведь их куда-то девать, в конце концов, верно?