– Но у меня ничего не получилось. – Снова пауза. Затем сенатор пробормотал, не столько Шарпсу, сколько себе: – Значит, русские летят. И, несомненно, сделают из мухи слона.
– Убежден, так и будет.
Молчание. Чарли затаил дыхание.
– Ладно, – проворчал Джеллисон. – Я поразнюхаю в верхах и посмотрю, какая будет реакция. Но лучше бы вы говорили со мной откровенней.
– Сенатор, через неделю вы получите неопровержимые доказательства.
– Ясно. Я попытаюсь. Что-нибудь еще?
– В данный момент – нет.
– Замечательно. Спасибо за подсказку, Чарли.
В трубке послышались гудки.
«Резкий он человек», – подумал ученый и невесело улыбнулся, после чего опять ткнул в интерком.
– Ларри, соедините меня с Москвой, я хочу побеседовать с доктором Сергеем Фадеевым. Да, я знаю, который там час. От вас требуется только соединить меня.
«Сказание о Гильгамеше» являлось горсткой не связанных друг с другом преданий, которые распространились из плодородных краев полумесяца. Это произошло на Земле, в Азии…
…а комета почти не изменилась. Она до сих пор находилась далеко от почти необъятного вихря. Орбита былого спутника, Плутона, показалась бы поставленным почти на ребро четвертаком, который держат в вытянутой руке. Солнце, раздражающе яркая точка, по-прежнему изливала на кору небесного тела меньше жара, чем черный гигант в момент максимального сближения с кометой. Сейчас кора ее состояла в основном из водяного льда: он отражал большую часть падавшего на комету тепла в межзвездное пространство.
Но время шло.
Марс с очередным изменением его долгого вязкого погодного цикла поглотил свою воду. По Земле, царапаясь и хихикая, распространились люди.
А комета продолжала падение. Дыхание солнечного ветра, потоки протонов, разогнанных до колоссальных скоростей, обдирали ее поверхность. Улетучилась значительная часть ее водорода и гелия.
Вихрь приближался.
Март: 1
И Бог повесил радугу над нами
В знамение того, что ждет нас
Теперь уж не вода, а пламя.
Ческу посмотрел на дом и присвистнул. Стиль – калифорнийская позднеанглийская готика. Грязно-белые оштукатуренные стены, под разными углами встроены массивные деревянные брусья. Небось настоящая древесина. Кое-где, взять хотя бы Глендейл, дома строят в том же стиле, но вместо дерева там сплошная имитация, полоски фанеры.
Особняк возвышался посреди здоровенного участка. Марк подошел к парадной двери и позвонил. Дверь тотчас распахнулась. Открыл ее длинноволосый юнец с тоненькими, будто нарисованными карандашом усиками. Он взглянул на штаны («Рафрайдер») и ботинки, на вместительные коричневые чемоданы, уже поставленные на крыльцо.
– Нам ничего не надо, – заявил парень.
– А я ничего и не предлагаю. Я – Марк Ческу из Эн-би-си.
– Ох, извините! Вы не представляете, как часто являются коммивояжеры. Входите, пожалуйста. Меня зовут Джордж. Я здешний слуга. – Он поднял один из чемоданов. – Тяжелый.
– Ага. – Марк принялся изучать обстановку.
Картины. Телескоп. Глобусы Земли, Марса и Луны. Стеклянные статуэтки. Стубеновский хрусталь. Сувенирные чайки. Помещение словно предназначено для развлекательных постановок, диванчики стоят так, чтобы был виден телевизор.
– Должно быть, охренеешь втаскивать сюда все это, – сказал Марк.
– Точно. Ставьте вот сюда. В чемоданах есть что-нибудь «хитрое»?
– Не сказал бы, если знать, что такое видеозаписывающая аппаратура.
– Вообще-то я должен это знать, – заметил Джордж. – Я – студент театрального факультета, Лос-Анджелесский университет. Но мы пока не дошли до всякой техники. Лучше покажите, как она работает.
– Что, вечером съемка?
– Не-а. У меня репетиция. «Дикая утка»[2]. Классная роль. Снимать будет мистер Хамнер.
– Я ему и объясню, что и как.
– Тогда вам придется подождать. Его еще нет дома. Пива хотите?
– Неплохо бы.
Марк проследовал за Джорджем на кухню, просторную, сверкающую хромом и огнеупорным пластиком. Две сдвоенные раковины, две газовые плиты с вытяжками. Длинная узкая столешница заставлена подносами с канапе, прикрытыми пищевой пленкой. Отдельный стол и полки с поваренными книгами, последними романами Макги и шедевром Станиславского «Работа актера над собой». Лишь на романах и учебнике русского мэтра присутствовали следы того, что книги читали.
– Разве Хамнер не должен бы подыскать себе студента-астронома?
– До меня и был астроном, – ответил Джордж, доставая пиво. – Но они без конца цапались.
– И хозяин его вышвырнул.
– Нет, отослал в свои горные владения. Хамнер любит пособачиться, но только не у себя дома. У него легко работать. В моей комнате стоит цветной телевизор, и я могу пользоваться бассейном и сауной.
– Надо же! – Ческу сделал глоток пива. – А тут, похоже, клевые тусовки.
Джордж рассмеялся.
– Как же! Они бывают, когда я привожу актерскую братию. Или, как сегодня, родню.
Марк внимательно осмотрел Джорджа. Усики. Тонкие «актерские» черты лица.
«Зачем парня взяли сюда?» – удивился Ческу.
– Хамнер голубой, что ли?
– Господи, нет! – воскликнул юнец. – Нет, просто он… с особенностями. Я познакомил его с дублершей главной героини из нашего последнего спектакля. Милая девушка из Сиэтла. Хамнер сходил с ней пару раз куда-то – и все. Айрин сказала, что, пока они не остались наедине, он был вежлив и вел себя по-джентльменски… а потом вдруг накинулся на нее.
– Ей надо было сперва набраться… или накуриться.
– То же самое сказал и я. Но она не из таких. – Парень склонил голову набок. – А вот и мистер Хамнер. Слышу его машину.
Тим прошел через боковую дверь в короткую анфиладу комнат. Вот его убежище, его настоящий дом. Именно здесь он чувствовал себя хорошо, хотя так или иначе использовал весь особняк. Сказать по правде, Хамнеру он не нравился. Он был куплен по ликвидационной цене – именно из-за нее, – и таким и оказался: полно места, чтобы владелец мог разместить свои коллекции, но ни следа домашнего уюта.
Хамнер налил себе скотча и опустился в кресло. Поставил ноги на маленькую скамеечку. Вот и отлично. Он выполнил свой долг. Побывал на совете директоров, выслушал отчеты и поздравил президента компании с получением квартальной прибыли. Тим в принципе предпочел бы предоставить все это тем, кому нравилось делать деньги, но его двоюродный брат уже разорился, действуя подобным образом.
Да и полезно иногда следить за теми, кто управляет твоими делами, и заглядывать им через плечо.
Думая о совещании, он вспомнил секретаршу. Она любезно щебетала с Тимом в офисе, но, когда он предложил ей завтра пообедать вместе, сослалась на занятость. Вероятно, она не врала. Держалась она довольно любезно. Но отвергла Хамнера. «Надо было пригласить ее пообедать в будущую пятницу. Или на следующей неделе», – подумал он.
С другой стороны, если бы она отказала, не осталось бы никаких сомнений почему.
Он услышал, что Джордж с кем-то разговаривает в гостиной, и лениво удивился: кто бы это мог быть? Парень не побеспокоит его, пока хозяин лично не выйдет к ним: единственное, примиряющее Тима с пребыванием в особняке, то, что никто не лез в его комнаты. Затем он вспомнил. Человек из Эн-би-си! Принес отснятые материалы, которые понравились Хамнеру, но в фильм не вошли.
Воодушевленный Тим встал и начал переодеваться.
К шести часам явилась Пенелопа Уилсон. На имя «Пенни» она даже с детства не откликалась. Так утверждала ее мать. Глядя на молодую женщину в дверной глазок, Тим вдруг вспомнил, что и от имени «Пенелопа» она отказалась. Она предпочитала второе, но у Хамнера оно вылетело из головы.
«Наберись смелости». Он широко распахнул дверь и – не скрывая, как это для него мучительно, – вскричал:
– Быстрее, как твое второе имя?
– Джойс. Привет. Я не опоздала?
– Разумеется, нет. Ты очень элегантна.
Он помог ей снять пальто. Они были знакомы целую вечность, по крайней мере с первого класса. Пенелопа Джойс ходила в ту же подготовительную школу для девочек, что и сестра Тима, и с полдюжины его кузин. Внешностью она тогда не блистала: широкий рот и чересчур квадратная нижняя челюсть, фигура, к которой лучше всего подходило определение «крепкая». Расцветать она начала в колледже.
А сегодня она действительно потрясающе выглядела. Длинные вьющиеся волосы уложены в затейливую прическу. Неяркое платье простого покроя сшито из ласкающей глаз материи. Тиму захотелось потрогать ткань. Он достаточно долго жил бок о бок с сестрой, чтобы понять, какой труд стоит за эффектом «сногсшибательности», – хотя и не имел ни малейшего понятия, как это делается.
Ему, как обычно, захотелось, чтобы гостье здесь понравилось. Она оглядела гостиную. Он ждал, удивляясь про себя, почему никогда прежде ее сюда не приглашал. Наконец она посмотрела на Хамнера с выражением, которого он не видел со школьных времен, когда Пенелопа полагала себя непогрешимым судьей в любых вопросах.
– Миленько, – одобрила она. И, разрушая впечатление, хихикнула.
– Чертовски рад, если честно.
– Правда? Мое мнение настолько важно? – Поддразнивая, она скорчила гримасу, памятную с детства.
– Да. Через пять минут в доме соберется вся семейка, и большинство родственничков тут не бывало. У тебя тот же склад ума, что и у них, значит, если понравилось тебе, они, конечно, будут в восторге.
– Гмм. Полагаю, так мне и надо.
– Эй! Я вовсе не хотел…
Она снова посмеивалась над ним. Тим протянул молодой женщине бокал со спиртным, и они сели.
– Странно, – промурлыкала Пенелопа. – Мы не виделись два года. Почему ты пригласил меня?
Хамнер был отчасти готов к подобному вопросу. Она всегда говорила прямо. Он решил сказать правду.