– Это в наших силах, – ответил кто-то.
Алим не сразу понял, кто это. Но затем понял – Джерри Оуэн.
– У тех, кто засел на АЭС, нет отравляющего газа. А даже есть, неважно. Мы установим наши мортиры и безоткатные орудия на барже и взорвем турбины. Тут станции и крышка.
– Бейте во имя Божие! – воскликнул Армитедж.
Его призыв нашел отклик.
– Аллилуйя! – выкрикнул кто-то.
– Аминь! – добавил какой-то мужчина.
И возгласы множились, теперь в них зазвучало явное воодушевление.
– Че-орт! – наверняка выругался сержант Хукер.
Нассору не хватало сил, чтобы взглянуть на него.
– Алим, ты меня слышишь?
Он едва заметно кивнул.
– Он слышит, – произнесла Эрика. – не трогайте его. Ему нужно отдохнуть. И поспать.
Нет! Сон точно убьет его. Он отчаянно боролся за жизнь: каждый вдох стоил усилия воли. Если он расслабится, в следующий миг будет мертвым.
– Что мне теперь делать? – рявкнул Хук. – Ты – единственный оставшийся брат, с кем я могу перетереть.
Губы Нассора зашевелились, беззвучно произнося слова. Эрика переводила.
– Он спрашивает, сколько братьев осталось.
– Десять, – ответил Хукер.
Ага. Десять, значит. Последние черные в этом мире? Вряд ли. Ведь есть еще и Африка. Да? А вот среди врагов черных, кажется, не было.
Пожалуй, негров в Калифорнии больше не осталось. Алим зашептал снова.
– Десять – мало, – объяснила Эрика.
– Да. – Хукер наклонился пониже и почти приник к уху Нассора (чтоб никто его не услышал). – Мне придется торчать возле Пророка, – выпалил он. – Алим, он псих? Или он прав? У меня башка не варит.
Нассор замотал головой. Его не тянуло развивать данную тему. Армитедж снова начал вещать – о рае, который ждет павших. Слова сплавлялись в мутные медленные мысли Алима. Рай. Может, псих-проповедник не ошибся. Да, лучше думать, что он не врет.
– Он знает правду, – выдохнул Алим.
Костер согревал. В голове сгущалась тьма, несмотря на проблеск солнечного света, который, как казалось Алиму, он увидел.
Фразы проповеди плыли сквозь тьму, тонули.
– Нанесите удар, Ангелы! Не медлите! В сей день, в сей час! Такова воля Божья!
– Аминь!
Вопль сержанта стал последним, что услышал Нассор.
Когда Морин добралась до госпиталя, ее перехватила Малик и отвела в приемную.
– Я хочу помочь, – заявила дочь сенатора. – И еще я бы хотела побеседовать с ранеными. Один из сыновей Толлифсена был в моей группе, и он…
– Он мертв, – холодно сообщила Леонилла. – А вот помощь бы нам не помешала. Вам приходилось пользоваться микроскопом?
– С уроков биологии в колледже – нет.
– Нельзя забыть, как обращаются с микроскопом, – заметила Малик. – Сперва мне нужно взять образец крови. Сядьте сюда, пожалуйста. – Она вытащила из скороварки иглу и шприц. – Мой автоклав, – похвасталась она. – Не слишком красивый, но свое назначение выполняет.
Морин стало интересно, на что употребили остальные скороварки из фермерского дома. Игла вонзилась в ее руку, и молодая женщина поморщилась. Острие было туповатым.
Леонилла потянула поршень и осторожно выцедила кровь в пробирку, которую отыскали в детском наборе для химических опытов.
Пробирка отправилась в носок, к которому заранее был привязан нейлоновый шнур.
Малик принялась вращать носок над головой.
– Центрифугирую, – пояснила она. – Я просто показываю вам, как все это делается. Нам в лаборатории нужны помощники.
Она продолжала крутить пробирку и говорить.
– Мы отделили кровяные тельца от плазмы. Последнюю мы удаляем, вот так, видите? А сами тельца помещаем в соляной раствор. – Работала она очень быстро. – Здесь на полке у нас собраны образцы телец и плазмы тех, кому требуется переливание. Сейчас надо проверить ответную реакцию…
– А вы не хотите узнать, какая у меня группа крови? – спросила Морин.
– Чуть позже. Я в любом случае должна провести анализ. Пока мне даже неизвестно, к каким группам относится кровь раненых, и не могу это определить. Но ничего не поделаешь…
Комната, в которой находились женщины, раньше служила кабинетом. Стены недавно покрасили и оттерли до блеска. Стол, за которым работала Леонилла, был пластиковым – и стерильно чистым.
– Я помещаю ваши кровяные клетки крови в сыворотку крови раненого, а клетки пациента – в вашу сыворотку. Посмотрим в микроскоп…
Прибор тоже был из детского набора. Кто-то сжег местную школу раньше, чем Харди догадался послать туда людей за исследовательским оборудованием.
– Работать с ним трудно, – призналась Леонилла, – но я справилась. Надо аккуратно наводить на резкость. – Она помолчала. – Ага. Эритроциты слипаются в так называемые монетные столбики. В доноры для пациента вы не годитесь. Поглядите, сами все поймете.
Морин послушалась. Сперва она ничего не увидела, но потом настроила фокус, пальцы еще не забыли навык…
«Верно, – подумала она. – На самом деле это не забудешь».
Когда изображение обрело резкость, Морин разглядела кровяные тельца.
– Вы имели в виду крошечные столбики, которые смахивают на покерные фишки? – спросила она.
– Покерные фишки?
– Как блюдца…
– Да. Это и есть «монетные столбики» эритроцитов. Выявляется слипание. Что касается группы крови, какая у вас?
– Первая.
– Хорошо. Нужно составить картотеку на всех. В вашей карточке я отмечу, что ваша кровь не годится для Джейкоба Винджа, и то же самое отмечу и в его бланке. Теперь проверим, как с остальными. – Леонилла проделала те же манипуляции снова, потом еще раз. – Ясно. Вы можете быть донором для Билла Дардена. Делаю соответствующие пометки. Вы познакомились с процедурой. Вот пробы крови с ярлычками. Каждую нужно проверить на совместимость с другими – с образцами доноров и пациентов. – Малик сделала паузу и продолжила: – Затем мы исследуем донорскую кровь на взаимную совместимость, хотя это сейчас менее важно. Тогда, если кому-нибудь из вас в будущем понадобится переливание, у нас уже будет необходимая информация…
– Разве вы не возьмете у меня кровь для Дардена? – Морин попыталась вспомнить, кто это такой.
Он появился в Твердыне позже остальных, но его приняли, поскольку здесь жила его мать. В сражении он участвовал – был в отряде шефа Хартмана.
– Я перелила ему пинту, – ответила Леонилла. – Спасибо Рику Деланти. У нас нет возможности хранить цельную кровь, вот в чем дело… Если Дардену опять понадобится переливание, я пошлю за вами. Но мне пора в отделение. Если вы действительно хотите помочь, продолжайте исследования на взаимную совместимость.
Первая самостоятельная проба у Морин не удалась, но затем она обнаружила, что если действовать скрупулезно, то это совсем не трудно, только скучно. Запахи, доносившиеся из очистных сооружений, работу не облегчали, но выбирать не приходилось.
Зданию требовалось тепло, выделявшееся в котлах, где происходило брожение. Прогоняя газ по трубам, проложенным через мэрию и госпиталь, они получали «отопление», не стоившее им ни гроша.
Но люди расплачивались за него по полной программе.
Через час зашла Леонилла и забрала какую-то пробу и карточку. Она ничего не объясняла, да в том и не было необходимости. Морин успела прочесть имя.
Раненой оказалась одна из дочерей Арамсона, шестнадцати лет (она бросала в противника динамитную «бомбу»).
– Будь у нас пенициллин, она бы точно выкарабкалась, – произнесла Малик. – Но про него теперь можно забыть.
– Мы не сумеем его производить? Почему? – спросила Морин.
Леонилла покачала головой.
– Вакцины, может быть, сможем. Но антибиотики – нет. Требуется сложнейшее оборудование. Точная регуляция температуры. Высокоскоростные центрифуги. Нет, мы должны научиться жить без него. – Леонилла поморщилась. – Поэтому глубокий порез будет означать смертный приговор. Люди должны это понять. Мы не вправе игнорировать правила гигиены и первую медицинскую помощь. Любая ранка должна быть тщательно промыта и продезинфицирована. И скоро у нас кончатся запасы противостолбнячной сыворотки. Хотя, вероятно, нам удастся наладить ее изготовление. Будем на это надеяться.
Арбалет был громоздкий и взводился с помощью колеса. Харви с усилием провернул его и наложил на тетиву длинную стрелу. Он взглянул на Брэда Вагонера:
– У меня такое ощущение, что следовало надеть черную маску.
Мужчина скривился.
– Давай, – сказал он.
Рэндолл прицелился. Арбалет уже установили на треноге. Видимость была отличная. Они стояли на холме, возвышающемся над Долиной Битвы.
«Теперь ее будут называть именно так», – подумал Харви и опять нацелил арбалет – мишенью был человек, который находился внизу. Он лежал ничком на земле, связанный, но шевелился.
Рэндолл снова проверил прицел и шагнул в сторону.
– Годится, – произнес и потянул спусковой рычаг.
Стальная тетива прожужжала, замок спускового механизма щелкнул. Вылетела стрела – тонкий стальной прут более ярда длиной, с металлическим оперением.
Стрела пронеслась по пологой траектории и вонзилась в человека. Его руки судорожно дернулись и замерли. Харви и Вагонер не видели его лица. Он, по крайней мере, не кричал.
– Еще один – примерно на сорок ярдов левее, – проговорил Брэд. – Его я беру на себя.
– Спасибо.
Харви отошел в сторону. То, что они делали, слишком задевало за живое. Винтовка была бы лучше. Или что-нибудь покруче. Стреляя из пулемета, не чувствуешь никакой причастности. Если убьешь человека гранатой, можно убедить себя, что убил не ты, а оружие. Но арбалет приходилось взводить самому. Лично.
Ничего иного не оставалось. Спуститься в долину означало обречь себя на верную гибель. Ночью похолодало, и горчичный газ сконденсировался; кое-где в воздухе еще плавали желтоватые струйки дыма. Никто не мог находиться в долине. Можно было просто оставить в ней раненых врагов – на медленную смерть или убить их. (Благодарение Господу, пострадавших защитников Твердыни удалось вовремя перевезти в тыл, но Харви знал, что Эл приказал бы начать атаку в любом случае.) Тратить в