Хуже всего было то, что машиной требовалось управлять. Правая нога не доставала до педали сцепления. Хамнер задействовал левую, и каждый раз казалось, будто в кость втыкается ледоруб. Но Тим продолжал быстро гнать фургон по изуродованной рытвинами «трассе», отыскивая равновесие между необходимостью ехать быстро и не увязнуть в трясине.
На посту у баррикады стоял Кэл Кристофер, вооруженный автоматом армейского образца. В другой руке он держал бутылку «Олд Федкал». Парень лучился от радости, едва не лопался от важности, и ему хотелось поговорить.
– Хамнер! Привет! – Он просунул бутылку в окно машины. – Выпейте-ка… Эй! Что у вас с лицом?
– Песок, – ответил Тим. – Послушайте, у меня в кузове трое раненых. Может кто-нибудь сменить меня за рулем?
– Да нас здесь только двое… Остальные празднуют. Вы, ребята, одержали победу, да? Мы знаем, что у вас там была драка, и вы расколошматили их…
– Раненые, – повторил Хамнер. – В госпитале кто-нибудь есть?
– Наверное. У нас тут тоже много пострадавших. Но мы победили! Они не ожидали, да, Тим? И это было здорово! Варево дока их попросту угробило. Они будут удирать без остановки, пока…
– Они остановились. И, Кэл, у меня нет ни минуты на разговоры.
– Да, верно. Все наши собрались в мэрии, а госпиталь совсем рядом, и вам помогут. Думаю, там нет трезвых, но…
– Баррикада, Кэл. Я не могу помочь вам разобрать ее. Я тоже ранен.
– Ах ты, жалость какая! – Кристофер отодвинул бревно, чтобы фургон проехал.
Стемнело, но ни в одном из домов не горел свет.
Тим не встретил ни души, зато ехать стало легче: рытвины уже засыпали.
Вскоре Хамнер вырулил к мэрии. В каждом окне здания теплилась свеча или керосиновая лампа. Этот свет не слишком впечатлял после ослепительного сияния АЭС, но служил несомненным признаком того, что здесь действительно устроили торжество. Похоже, все не поместились внутри, и потому, несмотря на мелкую снежную крупу, народ высыпал на улицу. Холодный ветер был им нипочем: люди стояли тесными группками и громко смеялись.
Тим затормозил возле бывшего городского санатория.
Он вылез из кабины, и навстречу ему бросились люди. Кто-то ковылял вперевалку. Эйлин. Солнечная улыбка, широкая и знакомая.
– Осторожнее! – закричал Тим, но опоздал.
Жена врезалась в него и крепко обняла, смеясь. А он старался не упасть. Мучительная боль заворочалась в кости.
– Господи! У меня в бедре кусок металла.
Она отскочила от него, как ошпаренная.
– Что случилось? – и увидела его лицо. Улыбка пропала. – Что с тобой?
– Снаряд из мортиры. Разорвался прямо перед нами. Мы с радиоаппаратурой находились на верхушке башни охлаждения. Осколки разнесли технику в куски… и полицейского… э… да, его фамилия… Уингейт… а я, Эйлин, стоял как раз между ними. Вот. Но мне повезло… только песок из мешка полетел в лицо и осколок застрял в бедре. У тебя все в порядке?
– Да, конечно. А ты, Тим?.. Ты можешь ходить. Ты жив. Слава богу! – Прежде, чем он сумел перебить, Эйлин продолжила: – Тим, мы выиграли! Мы перебили половину людоедов, а те, кто уцелел, удирают! Джордж гнался за ними пятьдесят миль!
– Они никогда не полезут к нам снова! – хвастливо завопил кто-то.
Хамнера окружили люди. Впрочем, мужчина, выкрикнувший это, был ему незнаком. Судя по виду, индеец. Он сунул Тиму бутылку.
– Последнее ирландское виски на свете!
– Хорошо бы приберечь его для кофе по-ирландски, когда тот появится, – заявил кто-то и расхохотался.
Бутылка была почти пуста. Хамнер не стал пить.
– В кузове раненые! – громко проговорил он. – Нужны те, кто понесет носилки! – И повторил: – Кто понесет носилки. И носилки тоже нужны, кстати.
Кое-кто из празднующих направился к больнице. Славно.
Эйлин нахмурилась – не столько горестно, сколько изумленно. Она продолжала смотреть на мужа, чтобы увериться: он рядом с ней, он жив.
– Мы знаем, что АЭС атаковали, – произнесла она. – Но вы отбили нападение. Никто из наших не убит, не ранен…
– Это была первая атака, – сказал Хамнер. – Потом они напали снова. Сегодня днем.
– Сегодня днем? – недоверчиво переспросил индеец. – Но они бегут. Мы их преследовали.
– Уже не бегут, – возразил Тим.
Эйлин приблизила губы к его уху.
– Морин захочет узнать про Джонни Бейкера.
– Он погиб.
Она потрясенно уставилась на него.
Раненые лежали в кузове, завернутые в одеяла, словно в коконы. Здесь был и Джек Росс.
Подошли мужчины с носилками – да так и замерли, глядя на двух других: пострадавшие оказались чернокожими.
– Полицейские мэра Аллена, – объяснил Тим.
Он хотел помочь, но все, что ему кое-как удалось, – это самому не упасть. Да и то сперва пришлось взять палку, которую вместо костыля вручил ему один из рыболовов Хорри Джексона.
Прихрамывая, он вошел в больницу.
Леонилла распорядилась доставить раненых в жарко натопленную комнату.
В помещении был большой письменный стол, используемый в качестве хирургического. Носилки опустили на пол, и Малик быстро и внимательно осмотрела раненых. Сперва – Джека: она приставила стетоскоп к его груди, нахмурилась, передвинула прибор, подняла руку Росса и сильно надавила на ноготь большого пальца. Тот побелел и остался белым.
Леонилла молча натянула одеяло на лицо мужчины и склонилась над другими носилками.
Полицейский был в сознании.
– Вы слышите меня? – спросила Малик.
– Да. Вы – русская женщина-космонавт?
– Да. Сколько у вас ранений?
– Шесть. Шрапнель. Кишки огнем горят.
Пока Леонилла считала его пульс, Тим покинул комнату. Следом, цепляясь за его руку, шагала Эйлин.
– Ты ранен! Останься в госпитале! – взмолилась она.
– Кровотечения нет. Я могу вернуться. Кто-то должен сказать Джорджу о его зяте. И еще мне кое-что нужно сделать. Нам необходимы подкрепления. Быстро.
Поглядев в лицо жены, он все понял. Здесь не хотели слышать такие известия. Люди сражались, победили, и никому не хотелось узнать, что нужно снова воевать.
– Врача на электростанции нет, – добавил Тим. – Никто не пожелал выковыривать из меня железяку.
– Немедленно возвращайся в операционную, – приказала Эйлин.
– Хорошо, но сперва – полицейские. Им хуже, чем мне. На АЭС была санитарка, она залила мою рану вакциной и наложила стерильную марлевую повязку. Я пока продержусь. Я хочу переговорить с Харди.
Было трудно заставить мысли не разбегаться: левое бедро горело, как в огне, от боли в голове все путалось. Хамнер позволил Эйлин поддерживать его, пока они переходили через узкую улицу к зданию мэрии.
Черт, их снова окружили.
– Что случилось? – спросил Стив Кокс, управляющий поместьем Джеллисона.
– Не приставайте к нему, он сам все расскажет, – взревел еще кто-то.
А кто-то третий спросил:
– Хамнер, будете пить?
Тим обнаружил, что в его руке до сих пор зажата полупустая бутылка. Он протянул ее спросившему.
– Эй! – крикнул Кокс. – Отдайте ему алкоголь! Ну же, дружище, скажите тост! Мы ведь победили!
– Не могу. Мне нужно увидеться с сенатором. И с Харди. Нам нужна помощь. – Он ощутил, что Эйлин словно одеревенела. Люди терпеть не могут плохие новости. – Новой атаки нам не выдержать, – признался Тим. – Наши потери слишком велики.
– Нет. Война закончилась, – прошептала жена.
– Это ты решила, что она кончилась.
– Все так считают. – Лицо Эйлин исказилось от страдания.
Это должно было смягчить Хамнера, но должного результат не принесло.
– Никому не хочется идти в бой снова, – произнесла жена.
– Мы и не пойдем! – высоким чистым голосом выкрикнула Джоанна Макферсон. – Мы перебили этих сучьих детей, Тим! – Она пододвинулась и подставила ему плечо, чтобы он мог опереться. – Их осталось слишком мало! Они разбежались, те, кто спасся, никогда не сознаются, что хотя бы слышали о Братстве. И у них ничего не выйдет! Ясно? – Похоже, она уже распробовала вкус крови. – А Марк? Он в порядке? – вдруг спросила она.
– Ага, – лишь теперь Тим начал осознавать, какую гору пытается свернуть. Невыполнимая задача. Но ведь это нужно сделать, они должны понять. И он добавил: – Он здоровее, счастливее и чище, чем любой из вас. На АЭС есть душевые с горячей водой и стиральные машины.
Может быть, хоть что-то подействует.
В одной из комнаток, примыкающих к конференц-залу мэрии, Деланти защищал свою честь, отбиваясь от Джинджер Доу, которая твердо вознамерилась увести Рика к себе. Ее вдобавок до неприличия забавляло происходящее.
– Знаете, вам вовсе не обязательно жениться на мне.
Он ничего не ответил, и она рассмеялась. Джинджер – крепкая матрона за тридцать. Ее темные волосы были приглажены и мягко блестели. Вероятно, она причесалась в первый раз со дня Падения Молота.
– А если вам понравится, можете ко мне переехать насовсем. А не захотите, так утром уйдете. Остальным плевать. Сами понимаете, здесь не Миссисипи. На тысячу миль в округе вы не отыщете чернокожей женщины, разве что у людоедов.
– Признаюсь, меня слегка пугает такая ситуация, – сказал Рик. – И в общем-то, у меня… траур.
Он бы нервничал меньше, если бы им с Джинджер не приходилось перекрикивать пение, доносившееся из зала. Мелодии у песни, похоже, не имелось, зато исполняли ее громко.
Ни разу он не сбривал усов
Со своего лица.
И в пьяной драке всегда был готов
Насмерть стоять до конца.
Улыбка Джинджер увяла.
– Все мы горюем по кому-нибудь, Рик. Но мы не должны поддаваться. Гил, мой муж, поехал в Портервилл, на завтрак со своим адвокатом. И я его уже не видела. Бах! – и все. Думаю, оба они остались под рухнувшей плотиной.
Мой любимый идет, снег дробя плечом
Под очень опасным углом.
Но все преграды ему нипочем —
Он нервы связал узлом.
– Сейчас не время скорбеть, – добавила она. – Надо праздновать. – Она надула губы. – Мужчин у нас много. И побольше, чем женщин. И никто никогда не говорил мне, что я уродка.