– Ага. Народное лобби.
– Верно. – Выражение ее лица не изменилось.
Странно. Обычный обыватель из толпы был бы польщен, если бы оказалось, что прославленный документалист вспомнил его имя. Журналист еще продолжал удивляться, когда она произнесла:
– А вы не представились.
– Харви Рэндолл.
– Теперь моя очередь сказать «ага». Вы делаете фильмы про комету.
– Правильно. Они вам нравятся?
– Они ужасны. Опасны. Глупы.
– Вы говорите без обиняков. Разрешите полюбопытствовать, почему у вас сложилось такое мнение?
– Пожалуйста. Во-первых, вы перепугали пятьдесят миллионов придурков…
– Я не…
– И им следует бояться, но не вашей проклятой кометы! Знамение небес! Предвестники бедствий! Средневековая чушь – и это в то время, когда на Земле и так куча причин для тревоги, – громко проговорила Мэйб.
В ее голосе прозвучали нотки горечи.
– Чего же надо бояться? – осведомился Харви.
Вообще-то ему вовсе не хотелось услышать ответ, и, задавая вопрос, он мысленно уже обругал себя. Спросил он машинально, по репортерской привычке, но беда была в том, что она наверняка проглотит наживку.
Он не ошибся.
– Пугает следующее: аэрозольные баллончики губительно влияют на атмосферу, уничтожают озон, вызывая всплеск онкологических заболеваний. Только что построенная атомная электростанция в долине Сан-Хоакин производит радиоактивные отходы, которые никуда не денутся в ближайшие полмиллиона лет! Огромные «кадиллаки» и «линкольны» сжигают миллионы тонн бензина. Вот что требует внимания, вот с чем необходимо что-то делать, вот чего нужно бояться. Но люди в истерике бегут прятаться в погреб… из-за какой-то кометы!
– Вы правы, – согласился Рэндолл. – Даже если я не думаю, что это веские причины…
– Неужели? И что же вам кажется неважным? – резко бросила Мэйб с ненавистью.
Она явно намеревалась продолжать атаку.
«Я влип», – решил Харви. Иногда ему хотелось взять свою репортерскую объективность и, скатав поплотнее, засунуть напыщенному корифею журналистики в анатомически неудобное место.
– Послушайте, – произнес он. – Мы до сих пор сжигаем топливо в своих больших и комфортабельных машинах, потому что электромобилям пока не хватает энергии. А получить ее в достаточном количестве нельзя, поскольку воздух уже пропитан дрянью, которую изрыгают нефтеперерабатывающие заводы, а запасы ресурсов на исходе! И проклятые дураки медлят и откладывают пуск атомных электростанций, которые могли бы вывести нас из тупика. – Рэндолл поднялся. – И если я еще хоть раз услышу «аэрозольные баллончики» или «озон», я разыщу вас, где бы вы ни спрятались, и наблюю вам на колени.
– Чего?!
Он, не отвечая, вернулся к администратору.
– Пожалуйста, сообщите Джонни Киму, что Харви Рэндолл уже здесь, – повелительно произнес он.
Девушка с тревогой глянула на него и потянулась к коммуникатору.
За спиной что-то несвязно шипела Мэйб Бишоп – и это доставило журналисту огромное удовольствие.
Спустя минуту он уже поднялся на третий этаж и подошел к двери с интеркомом. Через мгновение раздался гудок.
– Войдите, мистер Рэндолл, – сказал женский голос по интеркому. – Извините за ожидание…
– Все нормально, – ответил он.
За дверью скрывался вытянутый в длину прямоугольный зал: по обеим его сторонам расположились кабинеты чиновников. Из одного вышел мужчина восточного типа, неопределенных лет, что-нибудь между тридцатью и сорока.
– Привет, Харви. Долго девица вас мариновала?
– Недолго. Как поживаете, Джонни?
– Прекрасно. Мэр на совещании, и оно затянулось. Обсуждают проблемы развития города. Может, посидите в кабинете?
– Нет, скоро явится моя команда. Мне надо пообщаться с ребятами.
– Они уже едут, – заявил Джон Ким, пресс-секретарь Бентли Аллена, его спичрайтер, а временами и консультант по разным политическим вопросам. Харви знал, что при желании он мог бы перебраться в Сакраменто или Вашингтон. Вероятно, если он останется с Бентли Алленом, то все равно окажется там.
– Я распорядился, чтобы, когда они появятся, их проводили к служебному лифту.
– Спасибо, – поблагодарил Рэндолл. – Они точно оценят такое внимание.
– Ха! Ладно, пока ваши люди не прибыли, пойдемте, переговорите с самим, совещание-то заканчивается. – И Ким повел визитера в глубь зала.
Кабинетов оказалось два. Первый – просторный, уставленный дорогой мебелью и с толстыми коврами на полу. На стенах висели грамоты в рамках, в углу стояли знамена, на полках разместились памятные подарки и почетные значки на подушечках. За этим богато убранным официальным кабинетом располагался смежный, гораздо меньшего размера. Правда, письменный стол там был просто огромным – на нем высокими стопками громоздились бумаги, доклады, книги, распечатки и меморандумы. На некоторых переплетах красовались красные звезды в количестве двух штук, а на одной их было целых три.
Когда вошли Ким и Рэндолл, мэр как раз потянулся к самой «звездной» папке.
Они поздоровались, и Аллен принялся читать какую-то докладную. «А он неплохо смотрится», – подумал Харви.
Второй чернокожий мэр Лос-Анджелеса. Он всегда выбирал беспроигрышный вариант: высокий, сильный и одет, как одеваются успешные юристы, ведь прежде он и работал по юридической части – до того, как занялся политикой. Было заметно, что он смешанной крови, а еще он не скрывал своей образованности. Но Бентли не собирался показывать свое превосходство. Он вполне мог довольствоваться тем, что имел: фактически сейчас он находился в отпуске, а в одном престижном частном университете за ним была закреплена постоянная должность.
– Документальный фильм, мистер Рэндолл? – спросил мэр, поставив свои инициалы на докладной записке и положив ее в ящик для исходящих сообщений.
– Нет, сэр, – ответил Ким. – Вечерние новости.
– Чем могу быть полезен? – произнес Бентли.
– Сейчас мы отвлечемся от документалистики, – сказал Харви. – Новостное вещание, причем по всем каналам. О том, как руководство нашего города готовится к «часу икс», когда комета Хамнера – Брауна не столкнется с Землей.
– Все каналы? – уточнил Джонни.
– Да.
– Не было ли здесь оказано небольшое давление? – продолжал Ким. – Скажем, из некоего дома на Пенсильвания-авеню?
– Возможно, – сознался Харви.
– Главный хочет позитива, – вымолвил мэр. – В общем, когда произойдет встреча с Порцией Мороженого, будьте спокойны и сохраняйте хладнокровие.
– Полакомимся уже во вторник на следующей неделе, – отозвался Рэндолл. – Да, сэр…
– А если я заору «Караул!»? – проговорил Аллен. Глаза его блестели: он развлекался. – Или заявлю: «Братья, вот ваш шанс! Мочите белых! Хватайте свое, потом уж так не повезет!» А?
– Фигня! – усмехнулся Харви. – Кроме того, все просто хотят засветиться в выпуске вечерних новостей.
– А у вас самого никогда не бывало подобных побуждений? – спросил Бентли. – Вы ведь понимаете, иногда возникают непреодолимые… позывы, которые, если поддаться им, могут в корне изменить вашу жизнь. Например, желание облить жену декана мартини. Что, могу добавить, я однажды и сделал. Уверяю вас, нечаянно, по чистой случайности, но сами видите, куда это меня привело.
Теперь Харви по-настоящему встревожился, а мэр широко ухмыльнулся:
– Не беспокойтесь, мистер Рэндолл. Моя теперешняя работа мне по душе. Как и любая занятость в каком-нибудь более солидном учреждении где-нибудь восточнее… – Его голос затих.
Ни для кого не являлось тайной, что мэр не прочь стать первым чернокожим президентом США. Некоторые серьезные политики считали, что лет через десять с небольшим он своего добьется.
– Я буду паинькой, – продолжал Аллен. – И в тот день каждый из моих сотрудников должен присутствовать на своем рабочем месте, впрочем, как и я сам. Вообще-то я отсижусь здесь, но им скажу, что буду вон там, – ткнув пальцем в сторону парадного кабинета, добавил он. – Полагаю, мои топ-менеджеры подадут такой же пример своим подчиненным. И, вероятно, я умолчу о том, что не оторвусь от цветного телевизора… будь я проклят, если пропущу такое зрелище!
– Программа не изменится, хотя запланированы перерывы на световое шоу, – сказал Харви.
Мэр кивнул:
– Разумеется. – Лицо его сделалось серьезным. – Между нами говоря, я слегка встревожен. Слишком много людей уезжает. Вам известно, что почти все трейлеры – из тех, что сдаются напрокат, – уже разобраны? За неделю. И мы получили массу заявлений об отпуске от полицейских и пожарной охраны. Отдыхать их никто не отправил. В день появления Порции Мороженого даже отгулы отменяются.
– Боитесь, что начнутся грабежи? – спросил Рэндолл.
– Не настолько, чтобы объявить об этом во всеуслышание. Но, признаюсь, что – да, – заявил Бентли. – Дома, оставленные хозяевами без присмотра, сами понимаете… Но мы справимся. Если ваши люди уже пришли, давайте начнем. Через полчаса у меня совещание с начальником штаба гражданской обороны.
И они перешли в официальный кабинет.
Машин на Беверли-Глен было немного. Даже мало, если учесть, что уже наступил вечер четверга. Харви ехал по трассе и широко улыбался.
«Ох и сюжет у меня, – думал он. – Допустим, я больше ничего не сниму, но и в таком случае мой фильм будет сенсацией. Оказывается, многие миллионы людей не просто считают, что мир идет к гибели, нет, они надеются на это. Вот что очевидно. Им ненавистно то, чем они вынуждены заниматься, они тоскуют по «простому» незамысловатому существованию. Конечно, они бы не очень хотели стать фермерами или переселиться в коммуны, но если так придется жить всем…»
Абсурд, но людские желания часто бессмысленны, и данный факт ничуть не беспокоил журналиста.
А сверх того – очередной великолепный сюжет для дня, следующего за тем, когда мир не погибнет. И какое хорошее название для бестселлера. Естественно, тотчас объявится с тысячу писателей, которые устроят кучу-малу, стараясь пробить свои произведения в печать. Хлынут книги с названиями вроде «Страх», «День, когда мир не погиб» (Харви ухмыльнулся), «Гора, ты не раздавишь меня?» и так далее.