Теперь похудевший Форрестер продолжал идти вперед. Кстати, он чувствовал себя здоровее, чем когда-либо в прошлом. Правда, незаживающие волдыри на стопах причиняли дискомфорт (диабет мешал нормальному кровообращению) – но то были в принципе незначительные мелочи.
Он, астроном, не имеющий возможности наблюдать за звездами, человек, посвятивший себя науке и потерявший все в мгновение ока, брел по лесной чаще – ничего другого ему не оставалось.
Ветер дул не столь свирепо, чем прежде, да и ураганы случались значительно реже. Дождь лил без конца, но иногда лишь моросил, а изредка – благодарение Богу! – и вовсе ненадолго прекращался. Но он сделался холодным, и порой вместо капель падали снежинки. Снег в июле на высоте четыре тысячи футов над уровнем моря. Похолодание началось гораздо раньше, чем ожидал Дэн. Облачный покров, окутавший Землю, отражал большое количество солнечного света, и планета остывала. Ученый понимал, что на севере началось образование ледников. Сейчас они представляли собой лишь тонкий слой снега на склонах гор и в долинах.
Так или иначе, но сколько бы ни прожил Форрестер, при его жизни новый снежный покров не растает.
Наконец он решил отдохнуть. Присев на корточки, он прислонился к дереву, уперев рюкзак в грубую кору. Дэн разгружал ноги, давал им передышку, и это было легче, чем сперва снимать рюкзак, а потом опять взваливать его на спину.
Четыре недели – и уже пошел снег. Зима будет весьма суровой.
– Не двигайтесь.
– Хорошо, – откликнулся Форрестер.
Откуда донесся голос? Дэн затаил дыхание. Он всегда считал себя безобидным, но теперь он похудел и мог похвастаться густой клочковатой бородой, а в нынешнем царстве страха никто не казался безобидным. Из-за дерева вышел человек в солдатской форме. Винтовку он нацелил на Форрестера: черное дуло показалось ученому огромным и неумолимым, как смерть.
Незнакомец повел глазами влево-вправо.
– Один? Вооружен? Есть еда?
– Да. Нет. Не очень много.
– Не борзей. Выкладывай, что там у тебя в рюкзаке. – Молодой мужчина был бледнокожим и слишком нервным: он то и дело подозрительно оглядывался и озирался. Как ни странно, он почти не оброс бородой – только щетиной. И он вроде бы не так давно брился.
«Зачем?» – удивился Дэн.
Ученый расстегнул поясной ремень и стащил с плеч рюкзак. Поставил на землю. Солдат наблюдал, как Форрестер расстегивает молнии на карманах.
– Инсулин, – произнес Дэн, откладывая в сторону коробку. – Я диабетик. У меня две упаковки. – Он вытащил вторую упаковку, положил ее возле первой.
Затем пришла очередь завернутой книги.
– Разверни, – тут же приказал парень.
Дэн подчинился.
– Где еда?
Астроном раскрыл пластиковый пакет. Запах ужасал. Он отдал рыбу солдату.
– Консерванта не нашлось, – объяснил Дэн. – Извините. Но полагаю, она еще съедобна… особенно если проголодаешься.
Незнакомец сожрал вонючую сырую рыбу так, будто неделю не ел.
– Что еще есть? – спросил он.
– Шоколадка, – безропотно ответил Форрестер.
Это был последний на Земле шоколад, и он берег его для какого-нибудь радостного события. Ученый смотрел, как парень в форме ест шоколад – не торжествуя, не смакуя, просто жует и глотает.
– Открой, – теперь он показал на кастрюли.
Дэн снял крышку с самой большой, внутри находилась другая, поменьше, а в ней – походная плитка.
– Для плитки нет горючего, – пояснил Форрестер. – Не знаю, почему я ее не выбросил. А от кастрюль, если в них нечего варить, пользы немного.
Он старался не смотреть на отрезки медной проволоки, вывалившиеся из рюкзака. Она была необходима для силков. Без нее Дэн, вероятно, умрет с голоду.
– Я заберу себе одну, – заявил солдат.
– Конечно. Вам какую?
– Большую.
– Пожалуйста.
– Спасибо. – Он, похоже, отчасти успокоился, хотя по-прежнему рыскал глазами и вздрагивал при любом, даже самом слабом, шуме.
– Где вы были, когда это… началось? – Солдат неопределенно махнул рукой.
– В Лаборатории реактивного движения. В Пасадине. Я все видел. Шла прямая трансляция со спутника «Молотлэб».
– Ну и как вам?
– Множество столкновений. В основном по территориям к востоку отсюда, по Европе, по Атлантическому океану, а некоторые – произошли неподалеку, южнее. Пока я не лишился машины, я ехал на север. Не знаете, атомная станция Сан-Хоакин еще работает?
– Нет. На месте долины Сан-Хоакин теперь океан.
– А что в Сакраменто?
– Без понятия. – Мужчина, казалось, не решил, что делать, но его винтовка по-прежнему была нацелена в голову Дэну.
Одно-единственное движение пальца – и Форрестера не станет. Он удивился, осознав, как сильно его волнует, убьет его солдат или нет. Как же ему хочется жить, пусть даже он понимал, что никаких реальных шансов у него почти нет: может, он и дотянет до заморозков, но зимой точно умрет. Он подсчитал, что больше половины тех, кто доживет до января, наверняка не увидят весны.
– Мы были на учениях, – выпалил парень. – Когда грузовики накрылись, наши пристрелили офицера и занялись своими делами. Послушать Гиллингса, так это было самое правильное. Я пошел с ними. Потому что ведь все уже накрылось, да? – Солдат захлебывался словами. Ему необходимо было найти оправдание перед тем, как он убьет Дэна. – Но мы вообще не могли найти никакой еды и… – внезапно он замолчал. Темная тень ненависти скользнула по его лицу. – Жаль, у тебя мало жратвы, – наконец проговорил он. – Куртку давай.
– Вот так просто?
– Снимай. Нам не выдают дождевиков.
– Она вам будет мала и не налезет, – произнес Форрестер.
– Ничего. Как-нибудь натяну. – Мародера трясло.
Разумеется, он промок так же, как и Дэн. А жира, который мог бы предохранить от холода, у него не было.
– Это обычная ветровка. Она промокает.
– Прекрасно. Могу тебе помочь, сечешь?
Конечно, и тогда он проделает в ней дыру. А может, и нет. Выстрел в голову не оставляет дыр в верхней одежде, верно? Ученый снял куртку и уже хотел бросить ее парню, но кое о чем вспомнил.
– Смотрите, – сказал он.
Спрятал капюшон в узкий карман на вороте и застегнул его на молнию. Затем вывернул внутренний карман и запихнул в него всю куртку. Получился маленький сверток. Дэн вжикнул молнией, застегивая его, и кинул сверток мародеру.
– Ух ты! – воскликнул тот.
– Знаете, что вы украли? – Горечь потери оказалась сильнее той горечи, к которой Форрестер уже привык. – Такой материал никто никогда больше не сделает. И никто не создаст технику, с помощью которой изготовлена эта куртка. Такую одежду производила одна компания в Нью-Джерси, в пяти размерах, и продавала так дешево, что можно было забросить шмотку в багажник и забыть на десять лет. Ее даже не надо было искать. Фирма присылала по почте толстые пачки рекламы. Сколько придется ждать, пока кто-то сумеет сшить нечто подобное?
Солдат кивнул и начал пятиться, но вдруг остановился.
– Не ходи на запад, – буркнул он. – Мы убили мужчину и женщину и съели их. Мы. Я не хотел, чтобы кто-нибудь еще знал, что у меня на душе. При первой же возможности я сбежал. И не лейте слезы по куртке, а радуйтесь, что вокруг лес. – Он расхохотался странным мучительным смехом и скрылся из виду.
Форрестер покачал головой. Каннибализм – так скоро?
У Дэна еще были майка-сетка, футболка, фланелевая рубашка с длинными рукавами и свитер. Ему повезло, и он хорошо это понимал. Он начал запихивать свое имущество в рюкзак. Проволока для силков – вещь гораздо более ценная, чем ветровка. Несколько футов тонкого прочного материала, можно сказать, моток – это сама жизнь, пусть даже и ненадолго.
Он взвалил рюкзак на плечи.
«Не ходи на запад».
Но там расположена атомная станция… а Сан-Хоакин залит водой.
Станция не могла уцелеть, а кроме того, она даже не достроена. Значит, Сакраменто? Дэн представил себе карту Калифорнии. Форрестер находился в предгорьях, образующих восточный край залитой наводнением центральной долины. Следовало спуститься ближе к низменности: там будет не так трудно. Но она располагалась на западе. От обширного озера, образовавшегося в долине Сан-Хоакин, ее отделяло новоявленное племя людоедов. Лучше, не спускаясь с гор, идти к северу.
Дэн не думал, что сумеет выжить, но ему совершенно не хотелось помогать каннибалам.
Томас Хукер шагал, глядя в небо.
Ветер вел себя как стая котят, одурелых от валерьянки. Он игриво забирался под каску, дергал за рукава и штаны, на мгновение утихал, чтобы засыпать пылью глаза, дул чуть ли не сразу со всех сторон. Черные брюхатые тучи грузно плыли по небу, суля недоброе. Уже много часов не было дождя. Даже по меркам Эпохи После-Падения-Молота погода могла выкинуть что угодно.
Врач шел в угрюмом молчании, заставляя себя не упасть. Сил на то, чтобы сбежать, не осталось. По крайней мере, Хукер на его счет не беспокоится. Зато его тревожило ворчание, доносящееся позади. Слов различить было нельзя, только тон – недовольный, гневный.
«Конечно, мы не станем есть друг друга, – думал Хукер, – есть ведь какие-то границы. Мы ведь не едим своих умерших. Пока. Может, стоило на них надавить? Они жаловались. Наверное, придется пристрелить Гиллингса».
Вероятно, следовало застрелить его сразу же: ведь когда Хукер вернулся, то обнаружил, что капитан Ора мертв, а командование захватил Роджер Гиллингс. Но тогда у него не было патронов, а капрал сказал, мол, теперь они сами за себя. Молот прикончил цивилизацию, и они все станут, мать их так, королями.
Смешно. Но Томас не смеялся.
Во внезапном приступе ярости он обернулся к врачу.
– Если нам еще раз придется остановиться, они сожрут тебя.
В животе у Хукера урчало.
– Знаю. Я объяснил вам, почему вы болеете, – ответил медик.
Он был низенький, с виду безобидный и смахивал на бурундука. Сходство усиливала щеточка усов под торчащим носом. Он старался держаться поближе к Хукеру. Разумное решение.