– Что он сделал? – осведомился Бейкер.
– Установил порядок, – проговорил Дик. – Это его долина, – он показал на северо-восток, в сторону предгорий Высокой Сьерры. – Его люди выставили патрули, пограничную стражу, и никого не впускают без его разрешения. Если тебе нужна помощь, они окажут ее, но цена чертовски высока. Надо кормить его отряды и отсылать ему пищу, горючее, военное снаряжение, удобрения, короче все, что теперь нелегко добыть.
– Хорошо, что у вас имеется горючее, – сказал Деланти.
Уилсон пожал плечами.
– Да, и как нам продержаться здесь? Никаких границ. Здесь нет скал, которые можно сделать укреплениями. Некогда строить. Никакой возможности не давать беженцам грабить нас, забирать то, что мы еще не нашли. Кстати, вы не хотите запереть вашу штуковину? Лучше б тут не околачивалось столько народу… Много работы. Всегда есть работа.
– Да. Записи нужно сохранить. – Петр вскарабкался на «Союз» и задраил люк.
– Нет электричества, – задумчиво произнес Бейкер. – Как обстоят дела с атомными станциями? Кажется, поблизости от Сакраменто была такая?
Фермер хмыкнул.
– Сакто располагался примерно в двадцати пяти футах над уровнем моря. Но из-за землетрясений многое изменилось. Возможно, станция ушла под воду. А может, нет. Отсюда дотуда больше двухсот пятидесяти миль болот и озер, и почти всю долину затопило… Перекрыть заставами такой район? Ладно, идемте.
Они поднялись по склону холма к дому. Бейкер заметил брустверы из мешков с песком и стрелковые окопчики, вырытые вокруг здания. Женщины и дети добавляли к имеющимся укреплениям новые. Взгляд Уилсона затуманился.
– Генерал, для вас нужно бы придумать что-то получше, чем эти окопы, но я пока не пойму что.
Джонни промолчал. Его ошеломило увиденное и то, что он узнал. Цивилизация исчезла, остались только отчаявшиеся фермеры, пытающиеся отстоять несколько акров земли.
– Мы можем работать, – откликнулся Деланти.
– Вам придется, – поправил его Уилсон. – Послушайте, через пару недель придут вести от сенатора. Я передам ему, что вы здесь. Вдруг он захочет с вами встретиться, а потом решит, что он перед нами в долгу? Думаю, мне удастся это использовать.
Неделя Четвертая: Пророк
Из всех держав хуже всего та, где правители не обладают более полнотой власти, достаточной для всеобщего охотного им повиновения, но где их власть над частью подданных такова, что позволяет им приневоливать прочих.
Тогда мир обезумел. Алим Нассор живо помнил те дни. Как только белые деятели вздумали уделить часть своих благ жителям гетто, надеясь остановить мятеж, он взял свое. Не просто деньгами, есть такая штука – власть, и вот уже его знают в мэрии, он готовится к большим делам.
Но затем мэром стал «дядя Том», черный. Поток баксов иссяк, а все остальное тоже улетучилось. Такое Алим уже не мог стерпеть. Без денег, без символов богатства и власти ты – ничто, ничтожнее сутенеров, торговцев наркотой и прочей шушеры, наживающейся на жителях гетто.
Нассор потерял былое влияние – и почти вернул его, но его взяли на ограблении магазина. Единственной возможностью выпутаться было заплатить судье и полицейскому, белым.
Алима выпустили под залог, и тогда, чтобы дать взятку им, ему пришлось ограбить другую лавку. Шиза!
Потом сотни белых, побогаче, удрали в горы. С небес на людей обрушилась Судьба! Нассору и его братьям было суждено разбогатеть – навсегда! Они нахапали шикарного барахла, после чего…
Безумие, безумие. Он вспоминал – как наркотические глюки – мир, существовавший до Молота. Однако он, Алим, сделал все, от него зависящее. Он хотел защитить братьев, тех, что повиновались ему. Четыре бригады (из шести отрядов взломщиков) двинулись в путь вместе со своим лидером. Дождь, землетрясения и толпы беженцев – это было им нипочем. И они прорвались. Им удалось добраться до хибары возле Грейпвайна. Двигатель одного из грузовиков сдох. Они сняли с него все, что можно, слили бензин, а саму тачку бросили. Заодно выкинули и электрический хлам: телевизоры, магнитофоны, радиоприемники, компьютер. Бинокли и телескоп прихватили с собой.
Сперва жизнь вроде бы налаживалась. Неподалеку обнаружилась ферма с коровами и другой жратвой, ее надолго хватило бы двум дюжинам братьев. Не пришлось даже драться за добро. Фермер был покойником: на него обрушилась крыша, перебила ему ногу, – он помер то ли от голода, то ли от потери крови. Но потом явилась ватага белых с пушками и отобрала ферму.
Восемнадцати черным на трех машинах пришлось уехать в никуда.
А еще все и впрямь пошло к черту. Нечего есть, некуда податься. Они оказались никому не нужны. И что им сейчас делать – дохнуть с голодухи?
Алим сидел под льющим на него дождем, скрестив ноги, и в полудреме о чем-то размышлял. Раньше на земле царил странный мир с законами, придуманными ополоумевшими идиотами. Зато там была совершенно неправдоподобная роскошь: горячий кофе, мясо на обед, сухие полотенца.
Сейчас Алим щеголял в шубе, великолепно сидевшей на нем. Она была женская и влажная, как губка. Но никто из братьев не осмелился проехаться на данный счет.
К Нассору вернулась власть.
В поле его зрения показались чужие ноги: украденные у кого-то ботинки, расползшиеся по швам, стершиеся от беспрерывной ходьбы подошвы. Он поднял голову.
Свон был щуплым, невысоким, жилистым и имел обыкновение носить при себе всевозможные острые предметы. Когда Нассор пришел к нему с предложением совершить ограбление, парень продемонстрировал гибкость профессионального танцора. Да, он оказался хладнокровен и опасен, но теперь подыхал с голоду и растерял прежний кураж.
– Джеки снова полез к Касси. А она была против. Наверное, она все выложила Чику, – пожаловался он.
– Черт! – Алим поднялся.
– Нужно убить Чика, – добавил Свон.
– Брат, послушай меня.
Нассору стало страшновато: его голос звучал недостаточно внушительно. Но ведь он так устал. Он нагнулся к парню и тихо заговорил, придав своему лицу свирепое выражение:
– Без Чика нам не обойтись. Я раньше убью Джеки, чем Чика. И тебя тоже.
Свон попятился.
– Хорошо, Алим.
Нассор смаковал его ужас. Свону не хотелось, чтобы его пырнули ножом. Он продолжал пятиться.
Алим не потерял свою власть.
– Из всех наших братьев Чик самый большой и сильный, – объяснил Нассор. – Он – фермер. Сечешь? Ты хочешь заниматься вот этим до конца жизни? Парень, мы топаем пешкодралом уже десять дней! Тебе что, понравилось тут гулять, а? Где-то для нас должно отыскаться нормальное укрытие, но какая разница, отыщется оно или нет, если мы не умеем ни сажать, ни…
– Пусть кто другой впахивает, – пробурчал Свон.
– Хватит нести чушь! – рявкнул Алим. – Мы… – Он чуть не выдал охватившее его отчаяние. – Где Чик?
– У костра. Джеки там нет.
– А Касси?
– С Чиком.
– Ладно.
Нассор поплелся к огню. Приятно сознавать, что он может повернуться к Свону спиной и ничего не случится. Он необходим Свону. И остальным братьям и сестрам. Никто из них не сумел бы провести их настолько далеко, и они это отлично понимают.
Первые семь дней после Падения Молота беспрерывно лило. Потом дождь поутих, превратился в морось, которой не было конца, и от нее уже трясло, а она никак не прекращалась.
Спустя четыре недели морось не прекратилась, и, по меньшей мере, раз в сутки начинался сильный ливень.
Сегодня дождь шел трижды. Как он их достал! От него гнили ноги, обутые в кроссовки. Все стало безнадежно мокрым, за сухой клочок земли могли убить. К полуночи покрапывание почти прекратилось. Сейчас братья сгрудились вокруг костерка под навесом из пленки. Завтра Алим, вероятно, пожалеет, что позволил потратить часть горючего на костер, но – черт! – шоссе исчезнет раньше, чем в грузовике, украденном в «Ойл-Сити», закончится бензин.
В основном дороги обрывались на низменности – скрывались под водой, и приходилось возвращаться на мили, чтобы разыскать объезд, в итоге продвинуться лишь на несколько дюжин ярдов. Шиза…
Там, где трассы сохранились, их зачастую перекрывали заставы: фермеры с ружьями.
Еще им требовался огонь. Горячий бензин высушивал дрова достаточно, чтобы те горели, но страшно дымил. Двадцать братьев и пять сестер жались полумесяцем в наветренной, как они надеялись, стороне от костра, под вздувающейся волнами пластиковой пленкой, а дым клубился вокруг них. Иногда ветер нес дым прямо на сидящих.
Нассор услышал смех и обрадовался.
Женщины в такой банде – плохо. Но еще хуже, когда сестер нет.
Хотелось бы Алиму знать, не дал ли он маху, но сейчас поздно суетиться. Дерьмо. Крошечная ошибка могла повлечь за собой гибель всех – вот чем, если угодно, и являлась власть.
Когда они добрались до долины, их было восемнадцать. Братья и ни одной женщины. По пути им почти всегда попадались белые, умирающие от голода и в принципе неспособные дать бой. Ребята Алима грабили, в схватках добывая себе пищу и сухие пристанища, и если надо – убивали. Встретив негров, они вербовали их. Но здесь, на севере, их оказалось мало, а черные фермеры не хотели вступать в банду. Данное обстоятельство устраивало Нассора – зачем ему лишние рты – и не сулило ничего хорошего самим чернокожим. Там, где проходила шайка, чернокожие особой любовью уже не пользовались.
А они продолжали свой путь. Никак не удавалось найти приличное убежище, где можно отдохнуть, а не оборонять. Братьев не хватало, а позади и впереди были фермеры с пушками, копы и беженцы, которым, если они хотели жить, оставалось одно – убивать людей Алима Нассора…
Теперь банда насчитывала двадцать братьев и пять сестер. Четверо мужчин погибли в драках из-за женщин (из них трое мужей). Одна девка, овдовев, в тот же день покончила с собой.
Алим был благодарен ей за это. Самоубийство на время охладило страсти.