Как известно, летать над самим Спящим Миром запрещено. Почему именно — никто никогда не объяснял, но все знали это и так. Летать разрешалось только до скал, его окружающих. На перевалах и других местах, доступных для прохода, были установлены блокпосты Неустрашимого Легиона. А там, где пройти было невозможно, не было и охраны, но зато эти места ежедневно патрулировали боевые ангелы.
Но драконы не могли летать непрерывно, им тоже требовался отдых. Отдыхать на земле было опасно — из леса могли нагрянуть горцы, ушаны или зеленухи. У них имелось оружие, способное поражать драконов, а рисковать своим боевым ангелом не желал ни одни гвардеец. Поэтому и нашли очень удобную площадку на Кривом Пике. Она была довольно просторной, расположиться там могло одновременно три боевых ангела, а сухая пещера позволяла укрыться от ветра и дождя.
Долгое время это место не имело названия, и все говорили просто: «Отдохнули на Кривом Пике». Или же: «С утра мы с Гарти были в дозоре, а потом пообедали на Кривом Пике…»
Но одним летним днем гвардеец на боевом ангеле по кличе Лентяй остановился там на кратковременный отдых — перекусить и размять кости. И пока гвардеец ел свои консервы, сидя в сторонке на камне, Лентяй снес яйцо… Снес яйцо!
Как известно, при определенных перепадах температуры драконы способны порой менять свой пол. Из девочки могут стать мальчиком, мальчик способен обернуться девочкой. Это могло быть кратковременным эффектом, а могло остаться и навсегда. Такое не часто, но все же случалось.
Этот эффект этот изучен был слабо, поскольку угадать момент, когда подобное произойдет, было невозможно, да и анатомия у драконов такова, что увидеть какие-то внешние изменения при смене пола очень сложно. В основном это было связано с какой-то внутренней перестройкой организма.
И можно представить себе удивление того гвардейца, когда он, расправившись со своими консервами, вернулся к дракону и вдруг обнаружил снесенное яйцо! Самое настоящее драконье яйцо, серое с зелеными и красными разводами на пористой очень прочной скорлупе.
Из этого яйца позже вылупился драконенок, занявший впоследствии место в рядах боевых ангелов, а гвардейца стали называть не иначе, как Папаша. Имя его в историю не вошло, а вот это прозвище сохранилось — Папаша.
Сама же площадка на Кривом Пике отныне стала именоваться Гнездом Лентяя.
Именно сюда сейчас и направлялся Сило-Нумо. Они облетели вокруг Кривого Пика, зависли ненадолго над Гнездом Лентяя, высматривая место для посадки, а потом плавно пустились на площадку. Сило-Нумо бывал здесь уже ни один раз и потому сразу отполз на западный край площадки, подставляя под солнечные лучи свои бока. А Томми и Пагги перешли на ее южный край, откуда открывался отличный вид на всю горную гряду.
Томми бросил на камни свою увесистую сумку, раскрыл ее и достал треногу с раздвижными ножками. Надежно установил, вставив концы ножек в специальные углубления в камнях, которые уже давным-давно догадался сделать кто-то из гвардейцев. На самый верх треноги Томми специальным винтом закрепил зрительную трубу, навел ее на горную гряду и неторопливо осмотрел. Затем протер линзы рукавом и осмотрел снова.
Противника он пока не увидел, но скалы не были абсолютно пусты. Да, стены эти были отвесны, но и здесь кипела жизнь. Зрительная труба позволяла рассмотреть на фоне рыжих камней серые силуэты горных козлов, замерших на таких микроскопических уступах, что на них, казалось, трудно было устоять не то что крупному зверю, но даже небольшой птице.
А козлы стояли. И не просто стояли, в ужасе замерев, а прыгали по этим стенам, непонятно каким образом цепляясь своими копытами за мельчайшие выступы. Внизу под ними разверзлась бездонная пропасть, а и сверху простиралась ровная почти бесконечная каменная стена, но животные при этом чувствовали себя здесь в полной безопасности.
Хотя, нет, не в полной. Сквозь зрительную трубу Томми видел, как огромный снежный барс быстро и ловко спустился по склону, струясь промеж камней, похожий на пласт снега, и замер на краю обрыва, вжавшись в самые камни и даже слившись с ними. А какой-то горный козел не заметил его и в несколько прыжков перескочил со стены на край обрыва. И только тут он заметил опасность. Но было уже поздно. Снежный барс рванулся вперед, словно пущенная из арбалета стрела. Козел пустился было бежать, но в мгновение ока был сбит с ног и схвачен могучими челюстями прямо за голову.
Даже на таком расстоянии Томми показалось, что он слышит хруст раскалывающегося черепа. Козел затрепыхался всем телом, забил ногами, но это уже была просто агония. И барс, цепляясь за камни, поволок свою жертву куда-то наверх.
Впрочем, бал здесь правили не горные козлы и даже не снежные барсы. Горные ящеры — вот кто был здесь вершиной пищевой цепочки. Длинные, приземистые, на растопыренных лапах, они могли стремительно передвигаться даже по отвесной стене, и для этого им не нужны были никакие уступы. Они каким-то образом цеплялись за камни — толи многочисленными когтями, толи какими-то присосками на лапах, как это утверждал в свое время Рыжий Юл…
Как бы то ни было, но двигаться по скалам они могли с потрясающей скоростью, как будто сила тяготения на них не действовала вовсе. И это при том, что они не являлись крошечными ящерками размером с палец — это были гигантские динозавры в длину не менее десяти шагов, и высота их от брюха до кончика гребня на спине значительно превышала рост человека!
Томми даже представить себе не мог, каким образом они умудрялись удерживать такую тушу на отвесных скалах, не срываясь при этом вниз, да еще и передвигаясь по ним на высокой скорости…
Именно такую картину Томми сейчас и наблюдал. В окуляр зрительной трубы он уловил движение на скале. Наведя трубу чуть в сторону, Томми увидел, как матерый горный ящер, каких на уроках в гвардейской школе называли «иглозубами» (за то, что из пасти у них торчал наружу целый ворох длинных тонких зубов, похожих на иголки), стремительно проскользил по отвесной стене в том самом месте, где еще недавно стоял горный козел, и гибкой змеей выскочил на край обрыва.
Шагах в сорока от него снежный барс уже начал отрывать от своей жертвы куски, хотя она все еще продолжала в агонии бить ногами в разные стороны. Барс при этом ловко уворачивался от копыт, лапами прижимая козла к камням, а зубами терзал его брюхо. В какой-то момент он смог разорвать его, и наружу хлынули кишки, извиваясь и дергаясь. Козел сразу же затих, безвольно обмяк.
Иглозуба барс заметил слишком поздно. Но может быть он даже и смог бы спастись, если бы лапа его не запуталась во внутренностях козла. Барс кинулся бежать, но окровавленная козлиная туша тащилась за ним, цеплялась за камни, и гигантская горная кошка упустила драгоценные мгновения, необходимые для спасения собственной жизни.
Иглозуб метнулся, вытянувшись в стрелу, навалился на заднюю часть барса грудью и схватил его за бока передними лапами. Они у него не выглядели крупными, и не казались какими-то особо мощными, но это было обманчивое впечатление. Способные удерживать тяжеленую тушу на весу, они сжали барса с такой силой, что расплющили его в одно мгновение.
В окуляр зрительной трубы Томми увидел, как из раззявленной пасти снежного барса вывалился кровавый комок внутренностей, выдавленный наружу неудержимой силой, и грозный хищник сразу же перестал быть таковым. Он превратился в самую обычную трапезу для горного ящера.
А иглозуб не торопился пожирать свою жертву. Продолжая удерживать труп барса, он подождал, пока тот окончательно угомонится, и только затем разжал лапы. Неторопливо обполз вокруг трупа жертвы, схватил за голову и подбросил, резко задрав вверх длинную морду. И принялся коротким движениями заглатывать барса целиком, даже не пытаясь отрывать от него куски или пережевывать.
Минуту спустя все было покончено, от снежного барса не осталось и следа. Тогда иглозуб перешел к козлу и поступил с ним точно так же — заглотил целиком и тут же вытянулся на камнях, подставляя набитое брюхо солнечным лучам. Над ним нетерпеливо кружила стая «трупоедов».
Томми и Пагги наблюдали за всей этой сценой по очереди, то и дело восклицая: «Ничего себе! Ну он дает!» А когда же дело было сделано, они продолжили осматривать скалы и ближайший лес.
— Вижу отряд! — объявил вдруг Пагги, вжавшись глазом в окуляр, а рукой указывая куда-то вдаль. — Это ушаны, их много… Один, два, три… Десять! Том, их десять!
Он отпрянул от зрительной трубы, уступая место Томми. Тот в свою очередь прильнул к окуляру и… в первую минуту ничего не увидел! Ну лес, ну скалы… Ящер даже какой-то продирается сквозь кусты — велоцираптор, не иначе…
А потом он все же увидел: из леса к скалам действительно выходили ушаны. Это не были охотники — все они несли на себе полное боевой снаряжение: кожаные доспехи, бронзовые шлемы, короткие мечи. За спинами висели круглые щиты, а у некоторых — арбалеты. Это действительно были воины, к тому же одни из лучших по всей видимости, и пришли они сюда не просто ради удовольствия…
— Это другой отряд, — пробормотал Пагги. — Совсем не тот, что мы видели на берегу — они не успели бы сюда так быстро добраться… Но зачем они здесь? — задал он вопрос словно самому себе. — Ближайший перевал у них остался позади, да и не смогли бы они в таком количестве атаковать блокпост. Легионеры перебили бы их всех еще на подходе, как куропаток…
— Но через скалы им не перебраться, — заметил Томми. — Многие пробовали это сделать, однако все они стали вкусным обедом для местных зверушек… К тому же мало подняться наверх, потом еще нужно спуститься вниз, а с той стороны скал это сделать намного труднее…
— Но не самоубийцы же они, — резонно заметил Пагги. — По ним видно, что они знают куда идут.
Он снова глянул в зрительную трубу и вдруг нахмурился. Схватился за трубу двумя руками и начал двигать ее из стороны в сторону, словно что-то пытался поймать в окуляр.
— Ничего не понимаю! — воскликнул он. — Куда они пропали? Только что были здесь!