Рассказывая это, стражник то и дело срывался на свист и клекот, похожий на птичий, и тогда он еще крепче зажимал себе рану на шее. Глаза свои, и без того достаточно безумные, он при этом таращил во все стороны — то на Дикаря, то на Ситу (и промелькивала в них тогда какая-то глубоко скрытая нежность), то на Ластера у ворот, то на Гнута Лимоса на козлах фургона. В итоге он глянул на пустую бутылку из-под «вилуски», валяющуюся на земле. Потом он, покачиваясь, направился к груде досок, на которой лежал до этого, разворошил ее, и вытащил откуда-то из-под низа непочатую бутылку. Пальцем вдавил пробку внутрь и присосался к горлышку. Рану на шее он зажимал пальцами, но сквозь них все же протекали тонкие струйки «вилуски».
— Эй, уважаемый! — окликнул его Дикарь, которому несколько надоело наблюдать за этой картиной. — Объясните нам все же, почему вы решили, что этот ваш хозяин Йон умер где-то на равнине?
— И то верно — он же мертвяк! — поддержала его Сита, крутя лохматой головой. — Или я неправильно поняла этого уродливого грила?
Он не была тактичным ребенком, и о таком качестве сапиенсов, как сочувствие, никогда не слышала. А если и слышала, то не придавала этим слухам особого значения в силу малого возраста и невыносимости характера.
Стражник оторвался от бутылки, глянул на девчонку с изрядной долей удивления, и вдруг расхохотался. Получилось у него это не очень ладно — из раны брызнули остатки алкоголя, перемешанного со слюной, а присвистывание, клекот и бульканье слились в один не самый аппетитный звук.
В конце концов стражник утер выступившие на глазах слезы, сильно зажал истекающую «вилуской» и слизью рану на шее и приветливо кивнул на Ситу. Смотрел он при это, впрочем, на Дикаря.
— Какая замечательная девчонка! — сказал он. — Твоя сестра?
Дикарь молча покачал головой.
— Дочка? — с удивлением уточнил стражник.
Дикарь снова покачал головой.
— А кто же тогда?
— Это не твое дело, зараза! — крикнула ему Сита. — Отвечай на вопросы, когда тебя спрашивают!
— Кажется, я ошибся, — сказал стражник, немного опешив от такого напора. — Она совсем не похожа на мою внучку.
— Тем не менее она права, — холодно заметил Дикарь. — Что вы имели в виду, когда сказали, что хозяин Йон мог умереть на равнине, после того, как ушел из Гатлы с колдуном?
Дикарь чувствовал внутри себя некое напряжение. Такое бывало с ним порой, когда караван шел мимо опасных мест. И ничего, казалось бы, не предвещает беды — дозорные не сообщают о подозрительных личностях на пути, и солнце светит, и погода способствует… Ан-нет — щемит что-то за ребрами, как будто потроха позволяют видеть немного больше, чем глаза…
И ведь не подводило это предчувствие. Почти никогда. Была здесь опасность, бесспорно была, но вот откуда ждать ее?
Стражник наконец ответил:
— По Гатле ходят слухи, Дикарь, что смерть покинула деревню из-за того камня, который нашла твоя девка… Носатый Прол рассказывал, что его братья — Тин и Гик — решили уйти из Гатлы, чтобы посмотреть на тот мир, в котором мы все оказались. Тин тогда уже был мертвяком, а Гик живым еще на тот момент… Взяли они с собой оружие, да припасов побольше, и ранехонько поутру отправились в путь.
— Куда именно они пошли? — спросил Гнут Лимос.
— Никто не знает. Да это и не важно! Важно то, что далеко они не ушли, и вскоре Гик притащил своего брата обратно в Гатлу. Расстелил плащ на траве, уложил на него труп и волоком притащил.
— Труп? — удивился Дикарь.
— Да! Они отошли от Гатлы не далее, чем на пяток миль, а потом Тин просто рухнул замертво и уже больше не двигался. Гик с ним и так, и сяк — все без толку. Умер Тин на этот раз окончательно и бесповоротно. Гик приволок его обратно в Гатлу, он надеялся, что брат здесь снова оживет, но он уже не ожил. Так и закопали его на старом кладбище… И с той поры есть мнение, что мертвяки живут только рядом с тем колдовским камнем, не больше пяти миль от него. А стоит только отойти чуток подальше — всё, конец… Я вот хочу попробовать выйти за ворота и отправиться куда глаза глядят. Может и кончусь там. Да только боязно пока, вот и пью «вилуску». Но как только вся «вилуска» в Гатле закончится, так и бояться перестану. Уйду на равнину — и будь, что будет. Глядишь и отмучаюсь!
— Где камень? — резко спросил Дикарь.
Стражник сразу нахмурился, снова потянулся за секирой.
— В каком это смысле? — спросил он, насупившись. Пальцы его сомкнулись на древке своего оружия, и он сразу стал выглядеть как-то поуверенней.
— Где. Сейчас. Камень, — с расстановкой повторил свой вопрос Дикарь.
Естественно, он видел все движения стражника, но покуда они не представляли опасности, он предпочитал ничего не предпринимать. Да и жалко ему было этого грила, мечтающего выпить весь алкоголь в деревне и уйти на равнину, чтобы там сдохнуть уже окончательно и бесповоротно…
— А тебе это зачем? — стражник подкинул секиру, поймал другой рукой и угрожающе покачал ею.
Дикарю только и оставалось, что наблюдать за этими движениями со скучающим видом. Сита же ждала от него действий с горящими глазами.
— Слушай меня внимательно, грил… — по-прежнему медленно сказал Дикарь. — Ты достаточно натерпелся, и мне не хотелось бы делать тебе еще хуже…
— А что ты можешь мне сделать, Дикарь? — с усмешкой спросил стражник.
Он в очередной раз подкинул свою секиру, но поймать ее не успел — Дикарь, резко выбросив руку, перехватил ее, одним ударом переломил древко о колено и отбросил рукоятку в одну сторону, а кусок с двухсторонним топором — в другую. Коротким ударом ноги впечатал грила в стену. Достал меч и приставил ему к животу.
— Я просто прошу ответить на свой вопрос… Где в Гатле хранится камень, который нашла моя невеста?
— Ух, какой ты горячий! — с усмешкой сказал стражник. — С тобой, наверное, опасно связываться! Будь я живым, я бы точно испугался…
— Я не пугаю, грил. Я просто хочу услышать ответ… Говоришь, ты никак не можешь решиться уйти за ворота, чтобы сдохнуть на равнине? Я могу облегчить твое положение: я сам унесу камень из Гатлы. А ты можешь пить свою «вилуску» и махать мне на прощание платком. И если ваше поверье не врет, если ваше проклятье и в самом деле связано с камнем, то примерно через час после моего ухода из Гатлы ты свалишься замертво с блаженной улыбкой на лице…
Стражник задумчиво теребил кончик носа. Но уже было понятно, что предложение Дикаря ему начинает нравиться.
— Камень в доме суда, что напротив городского совета. Все доказательства по делу девицы Дисан хранятся в хранилище суда в опечатанном ящике… Но имей в виду, капрал: суд охраняют четверо вооруженных приставов.
Пряча меч обратно в ножны, Дикарь рассмеялся:
— Четверо? Боюсь запыхаться!
— Я тебя предупредил, Дикарь.
— Благодарю тебя, грил…
Он махнул рукой Ластеру, взял Ситу за затылок и подтолкнул вперед, в сторону улицы, которая начиналась по ту сторону базарной площади, но сейчас от ворот была не видна, скрытая за пустующими прилавками.
Не такой Дикарь помнил Гатлу-на-Вете, совсем не такой! Даже когда он был здесь в прошлый раз в поисках Латы, уже после того, как мир раскололся… Даже тогда деревня эта была гораздо оживленнее, да и на воротах стоял не одинокий пьяный стражник, а как минимум двое, а раньше еще и арбалетчики на стенах дежурили…
А какая прежде была торговля на этой площади! Торговые караваны часто заходили сюда, и тогда здесь начиналось настоящее веселье. Крутились карусели, качели взлетали выше крыш, за ними развевались разноцветные ленты, а пьяные гаеры потешали народ своими пошлыми шутками и не менее пошлыми кривляньями.
Торговля шла такая, что любо-дорого было посмотреть! Торговцы продавали здесь то, что привезли из далеких земель, а скупали в огромном количестве вяленую и копченую рыбу, солонину всякую, которой Гатла славилась со стародавних времен, муку из местной твердой пшеницы и еще живую птицу, необычную породу которой вывели именно здесь, в Гатле-на-Вете…
А после того, как мир раскололся, реки Веты здесь не стало — потек вместо нее в стороне какой-то мутный поток, заполненный трупами неизвестных монстров. И рыбы не стало, а караваны с каруселями и гаерами сюда уже не сворачивали…
Дикарь, Ластер и Сита шли пешком, фургон с привязанными позади лошадьми громыхал за их спинами. Дикарь знал, куда следует идти — раньше он не раз бывал в городском совете, где заверял свои подорожные. Заходить в дом суда ему не доводилось, но зато мимо него он проходил тоже частенько. И даже видел, как в клетке рядом со зданием сидят заключенные, дожидающиеся приговора.
Вспомнив об этом, он вдруг подумал, что его Лата еще совсем недавно тоже сидела в этой клетке в ожидании казни, и в груди у него задавило от жалости, нежности и злости одновременно. Желание отомстить захлестнуло его, но он пока не знал кому именно следует мстить. Судьям — за то, что делали свою работу? Это глупо и несправедливо. Суд для того и нужен, чтобы вершить правосудие на основании предъявленных доказательств.
Он когда-то с сам служил в охране суда в городе Берте, что на реке Круглокаменная, не понаслышке знал о работе судей и прекрасно понимал, что решения суда не бывают правильными или неправильными, добрыми или злыми, хорошими или плохими. Они либо соответствуют закону, либо нет. А все остальное — лишь эмоции и философия. Нельзя обвинять судью, если его решение соответствуют букве закона…
Задумавшись, Дикарь и сам не заметил, что произнес эту фразу вслух:
— Нельзя обвинять судью, если его решение соответствуют букве закона…
— Обвинять — нельзя, — тут же согласилась Сита, которая шагала рядом с ним. — Но убить — запросто.
Ластер, идущий чуть позади, даже с шага сбился.
— А девчонка вырастет тем еще головорезом, — заметил он.
Кажется, он слегка побаивался эту малолетнюю бестию. Впрочем, он много чего побаивался и особо этого не скрывал. Боялся темноты, пьяных компаний, громких криков, шепота за спиной, звуков в ночи… Боец он был никакой, но зато знал множество интересных историй и часто рассказывал их на привалах и перед сном, а все слушали его, раскрыв рты.