Что-то в воздухе отчетливо щелкнуло, и поле моментально исчезло, а камень покрылся густым серым налетом. Любое дальнейшее воздействие на него не давало никаких результатов — метеорит исчерпал свои магические свойства. Как и десятки других камней до этого.
Декан Орди-Карли был сильно раздосадован. Прогнав бестолковых лаборантов, которые лишь путались под ногами и мешали ему в полной мере излить свое негодование, декан распахнул окно, зажмурился и некоторое время с наслаждением долбил себе кулаком в лоб, приговаривая: «Думай, думай, думай! Думай же, дурацкая твоя башка!» Потом открыл глаза и посмотрел вниз с огромной высоты университета.
Дымка облаков проплывала, казалось, прямо перед глазами — к ним можно было прикоснуться рукой. А под ним, внизу, раскинулся весь огромный город, проживая свой очередной день в загадочных волнообразных движениях, которые казались хаотичными и на первый взгляд никак не связанными между собой. Но декан Орди-Карли знал: если наблюдать долго и терпеливо, то можно увидеть тонкую гармонию во всем этом хаосе. Долго и терпеливо — в этом и был секрет всего…
Как бы то ни было, а для продолжения опытов требовалось отпились новый опытный образец от того весьма крупного метеорита, добытого метентаром Мууном пять лет назад где-то на границе Ойкумены Снежных земель…
Глубоко вдохнув несколько раз подряд холодного и очень влажного воздуха, декан захлопнул окно и подошел к большому сейфу, в котором хранился тот самый метеорит. За пять лет, прошедших с момента его находки, он значительно уменьшился в размерах. Если когда-то это был неподъемный булыжник высотой в полтора локтя, шириной у основания в два с половиной локтя, то теперь от него остался весьма небольшой огрызок размером с кошку. Четыре крупных куска от него пошли на создание силовых щитов, которые в Крос-Боде принято было называть «заставами», и располагались они со всех четырех сторон света от города, прикрывая наиболее вероятные пути вторжения ящеров с равнины. Все остальное ушло в основном на опытные образцы для всевозможных экспериментов. Экспериментов, которые пока не дали никаких результатов…
Декан Орди-Карли открыл тяжелую дверцу сейфа, взял метеорит, лежащий на круглой деревянной подставке, и перенес его на лабораторный стол, где находился алмазный резак. И вдруг замер в недоумении.
Что-то изменилось, что-то было не так…
Весь метеорит был покрыт густым серым налетом. Точно таким же, каким покрылся опытный образец некоторое время назад. И декан Орди-Карли точно знал, что еще утром никакого налета на нем не было, поскольку перед началом сегодняшнего эксперимента лично открывал сейф, чтобы достать из него опытный образец.
Впрочем, безголовые лаборанты легко могли просыпать в лаборатории какой-нибудь порошок. Хотя, что это мог быть за порошок, где лаборанты могли его взять и, главное, как он мог проникнуть за закрытую дверцу сейфа — этого декан Орди-Карли объяснить не мог. Но вовсе не это занимало сейчас все его мысли…
Взяв в руки щетку, декан тщательно смел с него весь налет, настроил алмазный резак и очень аккуратно — чтобы не расколоть остатки драгоценного метеорита — отрезал небольшой кусок на еще один опытный образец. Делал он все это, думая о чем-то отвлеченном, на чистом автоматизме, поскольку проделывал эту процедуру уже много раз. Его руки сами знали, что следует делать, когда надавить сильнее, когда отпустить.
Потом он погладил гладкий срез, сдул остатки стружки и поместил камень на лабораторный стенд. Но он знал, что сегодня ничего уже делать не будет. Скоро начнет темнеть, а работать при свете масляных ламп очень неудобно. Да и какой в этом смысл? Только в самоуспокоении? Чтобы убедить себя: ты сделал сегодня все, что мог? Сделал все, что было в твоих силах?
Но декан Орди-Карли и без того это знал, как знали и все, кто был хоть как-то причастен к эксперименту.
Тогда он достал из ящика стола свою старую трубку, которую выточил ему один старый мастер в Зюйден-Лиссе из клыка тираннозавра, неторопливо набил ее ароматным южноморским табаком и раскурил от длинной спички. Зажег от нее же масляную лампу и устроился в своем любимом кресле поудобнее. Некоторое время молча и с удовольствием курил, выпуская дым в сторону, чтобы не маячил перед глазами. На гладком срезе опытного образца отражался неподвижный огонек лампы, словно в мутном зеркале, а он пытался представить себе завтрашний разговор с ректором — с каким лицом он будет говорить рэю Браю о том, что его длительный и дорогостоящий эксперимент вновь не дал никаких результатов…
А потом он кинул беглый взгляд в сторону метеорита, от которого был отпилен опытный образец, и обратил внимание, что на его спиле тоже отражается пламя лампы, хотя он был отгорожен от нее защитной шторкой. Впрочем, это мог быть просто какой-то зеркальный эффект.
Декан Орди-Карли машинально накрыл опытный образец ладонью, закрыв его от прямого света лампы. Свечение на спиле метеорита тоже моментально исчезло. Декан поднял ладонь — свечение вновь появилось на обоих камнях, и на метеорите, и на опытном образце.
Тогда декан осмотрелся, пытаясь найти зеркало, от которого мог бы отражаться свет. Но ничего подобного в лаборатории не было. Подумав немного, декан взял опытный образец, лампу и зашел за ширму, где обычно находились во время эксперимента его лаборанты. Оба камня продолжали светиться. Декан накрыл опытный образец ковшом, в котором лаборанты смешивали препараты — оба камня погасли. Поднял ковш — оба камня вновь засветились.
— Бред какой-то… — пробормотал декан Орди-Карли. — Ничего не понимаю… От окон отражается, что ли?
Но внутреннее чутье подсказывало ему, что никакие окна тут ни при чем. В позвоночнике у него засвербело — так обычно бывало, когда он начинал чувствовать близость нового открытия. Пока еще он не знал точно, что это будет за открытие, но оно уже витало где-то вокруг, совсем рядом. Руку протяни — и оно у тебя…
Но торопиться не следовало. Спешка могла только все испортить. Конечно, разговор с ректором Браем должен был состояться уже завтра, но только вечером. А это значит, что в запасе у него будет почти весь день. И еще вся ночь — чтобы привести в порядок свои мысли.
Ночь прошла в раздумьях. Декан Орди-Карли то и дело вскакивал с постели и бросался к столу, чтобы сделать какие-то записи в своем блокноте. Это была большая толстая тетрадь с кожаной обложкой, на которой золотилась эмблема университета, и декан писал, писал, писал… Иногда он вдруг раздражался, вырывал станицу с корнем, мял ее и бросал на пол. Ходил туда-сюда по комнате, почесывая свой тяжелый гриловский подбородок, потом садился за стол и снова начинал писать.
В общем, продолжались эти метания до середины ночи, пока Хлода-ди-Карли, дражайшая супруга декана, не отобрала у него блокнот и не заперла в ящике стола. А ключ сунула себе под подушку.
— Спать! — приказала она.
Это в университете на своем факультете декан был всевластным хозяином, а в доме всем и вся заправляла его супруга, и спорить с ней было себе дороже.
Утром Орди-Карли осторожно вытащил ключ из-под подушки супруги, достал из ящика блокнот и сломя голову бросился в университет. Никто из лаборантов еще не явился, и потому первый опыт он провел самостоятельно. Задвинул на окнах в лаборантской шторы, зажег лампу и подсветил опытный образец. Слабое желтое свечение появилось на обоих камнях — на образце и на метеорите, от которого он был отпилен. Именно такого эффекта декан и ждал, и со смутной улыбкой покивал каким-то своим мыслям.
Потом он перешел в соседнюю лабораторию и оставил там на столе опытный образец с включенной лампой. Вернулся в свою лабораторию — метеорит светился слабым желтым светом. Довольный, декан сделал пометку в блокноте, затем вернулся в соседнюю лабораторию, сделал свет лампы ярче, а прозрачный плафон сменил на синий.
Сразу кинулся в свою лабораторию и даже в ладоши хлопнул от радости — метеорит теперь светился мягким синим светом.
Когда явились лаборанты, Орди-Карли не стал им ничего особо объяснять, просто отрезал от метеорита еще один небольшой кусок и вручил им по опытному образцу.
— Слушайте меня, бестолочи! — провозгласил он. — Сейчас каждый из вас отправится в разные концы города. Ты, Святти, поедешь в ратушу, а ты, Орлута, пойдешь к западным воротам. Ваша задача: наблюдать каждому за своим камнем и записывать все, что с ними будет происходить. Каждый из вас получит по хронометру — в своих заметках вы будете ставить время, когда произойдет то или иное событие. А спустя три часа вы вернетесь в лабораторию. Вы меня поняли?
Вряд ли можно было объяснить понятнее, чем это сделал декан Орди-Карли. Но все же лаборант Святти поинтересовался:
— Мэтр, а какого плана события должны произойти? Чего именно нам ждать?
— Любые изменения, которые будут происходить с опытными образцами. Если они вдруг начнут светиться, нагреваться, двигаться — что угодно! — вы должны будете это немедленно зафиксировать и проставить точное время события. Наши хронометры будут точно синхронизированы… Все, собирайтесь в дорогу!
Когда лаборанты разошлись, и прошел час после их отбытия, декан Орди-Карли поставил перед метеоритом масляную лампу и зажег ее. Сразу сделал запись в блокноте: «9–37, желтый свет, 2 минуты».
Две минуты спустя он погасил лампу, сменил плафон на синий и снова зажег. Сделал запись: «9–40, синий свет, 1 минута».
Потом он немного уменьшил яркость лампы, снова прибавил. Снова уменьшил, снова прибавил. Уменьшил-прибавил, уменьшил-прибавил. Погасил совсем. Зажег на полную мощность. Сменил плафон на красный. Сменил на синий. Сменил на прозрачный. И каждое свое действие он старательно записывал…
В общем в тот день он произвел великое множество различных манипуляций, которые со всеми подробностями были зафиксированы в его блокноте. Он менял цвет плафонов, менял мощность лампы, ослеплял метеорит магниевыми вспышками, нагревал его газовой горелкой.
И когда, уже ближе к обеду, лаборанты вернулись в лабораторию, он немедленно сверил все записи. Они оказались практически идентичными. Время, цвет и продолжительность свечения совпадали, лишь нагрев не был зафиксирован, но это могло быть результатом того, что лаборанты могли просто вовремя не проверить свои образцы на изменение температуры, а остыть те могли моментально. Но все остальное…