– …дай нам силу, чтобы не простили мы врагов наших, – молился я медленно и с чувством.
Ожидал боль, которая всегда шла рука об руку с молитвой, – и боль пришла. Как всегда, удар ее был подобен тарану, мука же казалась совершенно невероятной. Мое тело будто горело, сотканное из чистого, незамутненного страдания. Я вознесся куда-то под потолок, хотя и трудно было сказать – куда именно, поскольку пропорции, пространство и измерения утратили свои привычные смыслы.
Я видел стоявшего на коленях Мордимера с исхудавшим, перекошенным болью лицом и длинными темными волосами, что спадали на плечи. Казалось, кости его скул могли проткнуть натянутую кожу, а из сжатых кулаков, из-под ногтей, вонзившихся в живую плоть, капала кровь, брызгая на пол пятнами багрянца. Нитка черного дыма поднялась из книги и полетела куда-то во мрачную пустоту. Именно там, в той пустоте, на самой границе восприятия, клубились существа, что выглядели как часть тьмы. Я не присматривался к ним, поскольку уже само их присутствие пробуждало страх.
– …да святится имя Твое, да придет царствие Твое… – летя за этой нитью, я продолжал читать молитву.
Я мчался на крыльях боли, которая, казалось, вздымалась до неимоверной высоты, но все равно росла – всякий миг. Я увидел лес, который состоял не из деревьев, но из черно-зеленых гигантов с развевающимися волосами и растрепанными бородами. Великаны посматривали на мой полет, а их пустые глаза притягивали меня к земле. Я знал, что если упаду меж темных коряг-плечей, останусь там уже навсегда. Если хоть на миг прерву молитву, мой полет завершится среди тех враждебных гигантов.
– Отче наш… – стонал, а где-то вдали видел пульсирующего болью, кровью и страхом маленького Мордимера.
Увидел реку – или, вернее, раскинувшегося по земле колосса, из глаз, ноздрей и рта которого струился бледный свет – и вился, будто лента.
– …да придет царствие Твое…
За той лентой увидел скорчившихся гигантов, что, опираясь руками и коленями, врастали глубоко – в самые недра земли. В их каменных глазах застыло абсолютное равнодушие.
Боль была уже столь велика, что превращалась в тошнотворную неясную сладость, обездвиживавшую тело и мысли. Я молился, ибо лишь в молитве была единственная надежда, но всякое слово лишь увеличивало страдание. Потом я наконец увидел, куда ведет темная нить, выходившая из книги. Она терялась внутри белого ящера, туловище которого приподнималось над поверхностью земли, а пасть отверзалась во мрачной пустоте, словно утоляя оной свои голод и жажду.
Я должен был вернуться. Увидел достаточно и знал, что больше не выдержу растущей боли. Обратный путь был быстр, словно я соскальзывал по острию молнии. На миг я увидел застывшего в страдании Мордимера, сразу после этого проговорил: «Аминь», – и рухнул, больно ударившись головой об пол.
Руки мои тряслись, будто в лихорадке. Я до крови исцарапал себе кожу на запястьях, однако на полу виднелось всего несколько рыжих пятнышек крови. Я был ослаблен и заблеван. С трудом добрался до кровати и там едва ли не мгновенно заснул, свернувшись калачиком.
Я отворил ставни и взглянул сквозь пропитанный маслом пергамент, затягивавший окна. Что ж, никто не богат и не глуп настолько, чтобы стеклить окна во всех комнатах. И, как видно, даже любовь к роскоши и удобствам барона Хаустоффера имела свои границы.
Я отворил окна настежь и глубоко вдохнул свежий ранний воздух. Я был измучен тем, что сделал прошлой ночью, испытывал слабость, будто после крепкой пирушки, – даже голова кружилась. Хуже, что все тело казалось чужим. Словно кто-то другой управлял моими движениями, тянул за веревочки, когда я хотел поднять руку или ногу – или двинуть головой. А когда шел, чувствовал, будто ступаю не по твердому полу, а парю над ним. Конечно, я уже привык к такого рода последствиям, ибо подобное случалось со мной чаще, чем хотелось бы. Но это – цена, которую приходилось платить за милость Божью, и здесь ничего не поделаешь.
Минутку я стоял подле окна и глубоко дышал, а потом побрел к двери. В коридоре, на лавке, сидел челядин. Увидев меня, вскочил на ноги.
– Чем могу служить, ваша милость? – спросил поспешно.
– Завтрак, – ответил я. – И бутылку вина.
Когда мне принесли еду, я затолкал ее в себя, хотя уже сам запах вызывал волну тошноты. Запил легким кисловатым вином, и мне сделалось чуть легче.
– Где мои товарищи? – спросил я слугу.
– Я проведу вашу милость.
Курноса с близнецами мы нашли в замковом дворе: они развлекались, стреляя из арбалета в деревянный манекен. Вокруг собрались стражники барона и громко комментировали выстрелы близнецов. Ведь выстрелы эти всегда были смертельными.
– Левый глаз, – объявил Первый, и стрела с хрустом воткнулась ровнехонько в красное пятнышко, поставленное на голове манекена.
– Правый глаз, – сказал Второй, и стрела его была настолько же точна.
– Сердце, – пробормотал Курнос, и стрела мелькнула в воздухе, выбив занозу из левого плеча.
– Курва! – рявкнул Курнос и обвел взглядом окружающих с надеждой, что у кого-нибудь на лице мелькнет тень усмешки.
– Браво, – сказал я и лениво зааплодировал.
Он повернулся ко мне, и на лице его расплылась улыбка. Я приметил, что двое солдат барона отвели взгляд.
– Мордимер, ты соня, – сказал Курнос сердечно.
«Вот так вот, бедный Мордимер, – подумалось мне. – Работаешь за всех, страдаешь, ощущаешь, будто тебя вывернули наизнанку, а твои дурни-товарищи не в силах ни понять твое состояние, ни помочь».
– Готовьтесь в дорогу, – приказал я. – Поедем на рекогносцировку.
Курнос по-дурному вылупился на меня.
– Осмотримся, – вздохнул я и повернулся к слуге, который провел меня сюда. – Пусть нам приготовят лошадей. Восемь хорошо просмоленных факелов и несколько десятков саженей крепкой веревки.
– Уже делаем, господин, – быстрым шагом он двинулся к конюшням.
– Пустим кому-то кровь? – спросил Второй.
– Надеюсь, что нет, – ответил я. – Может, только осмотримся в окрестностях.
– Осмотримся, – засмеялся Первый, словно бы я пошутил.
Мы не торопясь подошли к конюшне, где слуги подтягивали лошадям подпруги. Подле стоял капитан стражи, бледный после вчерашней попойки и с покрасневшими от недосыпа глазами.
– Приветствую, господин Маддердин. По поручению господина барона я должен ехать с вами.
– Ну тогда я спокоен: с такой-то защитой.
Я полагал, что нет никакого смысла выражать свое неудовольствие, поскольку Хаустоффер все решил. К тому же я и так собирался взять проводником кого-то из знающих околицы людей, и к лучшему, что им будет опытный солдат, а не селянин, который даст деру при первых признаках опасности.
Мы выехали через замковые ворота. Я плечом к плечу с Вольфгангом, а Курнос, близнецы и оруженосец капитана стражи – в нескольких шагах за нами. Я отметил, что с того мгновения, как оруженосец увидел лицо и усмешку Курноса, он оглядывался с расширенными от испуга глазами и старался держаться подальше.
– Куда едем? – спросил Вольфганг.
– За лесом у вас река, а еще дальше – горная гряда, прорезанная ущельями. А за ними – меловые скалы. Знаете те места?
– Да. Вот только меня удивляет, что вам столь хорошо знакомы окрестности…
– Лишь приблизительно, – ответил я, поскольку не собирался просвещать его относительно того, каким именно образом я разузнал о землях Хаустоффера. – Но скажите, есть ли там некие пещеры?
– Есть ли пещеры? – засмеялся Вольфганг. – Десятки ям, пещер и гротов, мастер Маддердин. Именно там во времена прошлого властителя прятались бунтующие крестьяне.
– Совладали с ними?
– Отчасти он, отчасти – морозная зима и голод. – Я заметил, что он сделался серьезным. – Полагаете, именно там…
– Вероятно, – пожал я плечами. – По крайней мере, место кажется очень для такого подходящим, верно?
– Верно, – согласился Вольфганг. – Хотя стоит лишь оглядеться – и много таких мест увидишь окрест.
– Например?
– Руины старого собора на холме. До сей поры никто еще не исследовал подземелья под ним. В том смысле, если там вообще есть подземелья, поскольку даже это неизвестно. Дальше: пещеры под Громовым Потоком…
– А это что такое? – перебил я.
– Водопад. Еще дальше – Утоплые Болота. Туда даже местные смолокуры не забредают. Там, если только знать околицы, целую армию можно спрятать.
– Господин барон мог бы выбрать для себя земли и получше, – отметил я.
Он же не ответил ничего – да я и не надеялся, что ответит. И чему бы здесь удивляться? Вот магнат: владеет, как на мой простецкий взгляд, огромным состоянием и покупает замок, что лежит меж диких лесов и болот. Вместе с богатыми селами – но и с обитающими там не слишком-то покорными жителями. И отчего б ему было не выбрать спокойные, плодородные земли неподалеку от Хеза? Или солнечные равнины в околицах Тириана? Что потянуло его в дикие земли? Может, желание не бросаться в глаза людям? Впрочем, что удивительного, раз уж есть у него сын, который любит изображать из себя вампира и вдобавок занимается темными искусствами.
Уже в прошлый вечер, после молитвы, я подумывал, не следует ли сообщить обо всем Его Преосвященству епископу и подождать инквизиторов, которых, несомненно, прислали бы мне в помощь. Но сложность состояла в том, что прежде чем весть добралась бы до Хеза и прежде чем сюда прислали бы столь необходимый отряд, минуло бы не меньше трех недель. К тому же оставалась малая вероятность ошибки, которую я мог совершить. Ведь Мордимер Маддердин необязательно всегда прав, и даже искренняя, горячая молитва могла порой не принести результата или же завести не туда. А я не хотел даже представлять себе, что услышал бы от епископа, когда бы оказалось, что растревожил Инквизиториум безо всякой на то причины. А если б одновременно дошли до него вести, что я купился на сказочки о вампирах (а доброжелательные уста наверняка донесли б и об этом), – моя концессия уж точно повисла бы на волоске. Ну а кроме того, я был уверен, что барон не обрадуется огласке. А это означало бы, что ничего не заплатит, – деньги же вашему нижайшему слуге необходимы, поскольку запасы серебра в моем кошеле всегда иссякают устрашающе быстро.