– И что? – Второй кивнул в сторону низкого коридора. – Типа пойдем?
Я сплюнул сквозь зубы и заглянул во тьму, выставляя перед собой факел. Все равно видно было мало. Я колебался. Путешествие внутрь меловой пещеры могло быть опасным не только из-за поджидающих там врагов (поскольку в их присутствии я вовсе не был уверен). Мне не хотелось остаться навсегда на дне подземного лабиринта, а я знал, что здесь хватило бы одного неосторожного шага или даже случайно оторвавшегося от свода камня. Второй нетерпеливо застучал косточками пальцев в стену.
– Ну, или сюда, или туда, – пробормотал, подгоняя меня.
Я же мог прекрасно обойтись без его светлого и многомудрого предложения. Я слегка пожал плечами.
– Спустимся-ка на пару шагов, – решился наконец. – Но осторожненько, Второй, как если бы мы шли по стеклу.
– Да че я, типа ребенок? – нахмурился он и первым углубился во мрак.
Я пошел за ним и старался держаться как можно ближе. Правда, близнец, как мне казалось, шел слишком быстро, но я знал, что он крайне осторожен. Его можно было обвинить во многом, но не в том, что не ценил собственной жизни.
– Охо-хо, – сказал он.
– Что там?
– Смотри, – в мерцающем свете факела я увидел, что Второй показывает вытянутой рукой на скалу. Я проследил взглядом за его пальцем.
– Копоть, – сказал я.
– Ага, копоть. Кто-то стоял тут, пока факел не оставил на стене след.
– Вольфганг говорил, что когда-то пещеры служили укрытием взбунтовавшимся крестьянам. Может, это еще их следы?
– А я знаю? – задумался он. – Нет, Мордимер, это – свежий.
– Поищем-ка еще чего-нибудь, – решил я.
И тогда услышал скрежет. Так, если бы кто-то неосторожно шагнул и тотчас попытался передвинуть ногу. Но звук донесся не спереди и не сзади – а сверху. Я вытянул факел, но, понятное дело, не увидел ничего. Мог ли кто-то притаиться на скальной полке, на чем-то вроде природного мелового балкона, и видеть нас, будто на ладони, поскольку мы сами себя освещали?
– Назад, близнец, – прошипел я. – Быстро!
Второму не было нужды повторять дважды. Крутнулся волчком, проскользнул мимо меня и побежал к выходу из пещеры.
Я двинулся следом так быстро, как сумел. Однако я уже говорил, что ни юрок, ни проворен настолько, как близнецы. Несмотря на то что я предусмотрительно отбросил факел, дабы не стать легкой целью, кто-то меня поймал. Я почувствовал сильный удар по ногам, веревка оплела икры – и я грянулся оземь.
Сразу после я услышал, как кто-то спрыгивает и бежит ко мне. Успел перекатиться на бок, но сперва что-то ударило в стену подле меня и сразу после – так же и мне в голову. И се был конец беспечной рекогносцировки Мордимера.
Уж не знаю отчего, но я представлял себе баронова сына молодым высоким человеком с черными волосами, пронзительными темными глазами, орлиным носом, высокими скулами и смуглой кожей. Его вид настолько явственно проступал у меня под веками, что я очень удивился, когда воображение столкнулось с реальностью. Ибо в действительности сын барона Хаустоффера был невысоким человеком с волосами цвета грязного льна, к тому же длинными – хотя и сильно прореженными. Лицо его было покрыто прыщами, а нос – в сине-красных прожилках. И было ему не двадцать, а как минимум пятьдесят лет. К тому же имел он внушительное брюхо и второй подбородок. Все это свидетельствовало о привычке к большому количеству нездоровой еды и крепких напитков.
– Папочкин инквизитор, – прохрипел он с довольной усмешкой. Зубы его были целы, но такие редкие, что между ними были заметны широкие щели.
Я вежливо кивнул – или, вернее, хотел кивнуть, поскольку был связан настолько крепко, что едва мог пошевелиться. Но, по крайней мере, слегка двигать шеей мне удавалось.
– Свет, – рявкнул он куда-то себе за спину, и я тотчас увидел его товарищей, несущих факел.
Только тогда я приметил внутри пещеры, вырезанной в скале, что-то вроде мелкого, но широкого бассейна. Стены и дно были покрыты коричневыми потеками. И я понял, откуда доносится запах старой крови, который чувствовал вот уже какое-то время. На краю бассейна стоял ковчежец высотой в локоть из черного камня и, казалось, пялился на меня глазками крупных рубинов. Темные потеки были заметны и на черном камне.
– А ты, значит, вампир, – сказал я. – Или, вернее, как вижу, пытаешься им стать.
Он потер нос кончиками пальцев и поглядел на меня с нездоровым интересом. И мне все казалось, что он прикидывает, сколько крови сумеет из меня нацедить. А возможно, причиной тому была лишь моя нездоровая фантазия, предлагавшая мне такие вот образы.
– Это верно, – согласился он и шагнул ко мне. – Как только, мой драгоценнейший инквизитор, я завершу ритуал, смогу сказать о себе: Ядущий мою плоть и пьющий мою кровь – имеет жизнь вечную[19], – он засмеялся и подмигнул.
– Святотатствуешь.
– Привык, – пренебрежительно махнул он рукой. – Итак, папашка приказал тебе меня убить, верно? И знаешь почему, милый мальчик?
Я давно уже не мальчик и никогда не старался быть милым – но понимал, что молодой барон привык говорить именно так. К тому же я знал, что в моей ситуации на такое лучше не обращать внимания.
– Господин Хаустоффер-младший наверняка желает принести меня в жертву, – сказал я вежливо.
– Конечно, желаю! Папаше пришлось некогда принести торжественную клятву, что ни он, ни его люди никоим образом не обидят меня или кого-то из моих людей. А папаша мой, хотя и таков уж, каков есть, но клятвы держит, – почти театрально вздохнул он. – Конечно, я и помыслить не мог, что он наймет инквизитора. Ха! Инквизитора! Папаша! – Его явно не просто удивляла, но забавляла вся эта ситуация. Меня, понятное дело, – куда меньше.
– Что ж, то, как оборачиваются дела, порой удивляет всех нас, – кивнул я.
– Это верно, – засмеялся он. – Особенно если мы проведем ритуал крови с тобой в главной роли!
– Господин Хаустоффер… – Я глубоко вздохнул, поскольку готовился к длинному разговору. – Уж можете мне поверить, что ритуал крови суть всего лишь выдумка. Я точно знаю, в чем там дело, – ведь его описал безумный чародей и еретик Максентий из Пелазии. И поверьте мне, кроме как напьетесь кровью и изгваздаетесь от макушки до пят, больше вы ничего не добьетесь…
– Ты читал Максентия? – внимательно взглянул он на меня.
– Инквизиторы должны ведать о еретических книгах, а также о темном искусстве столько, чтобы понимать, с чем имеют дело.
– Темное искусство, – он облизнул губы бледным языком, словно само это словосочетание доставляло ему радость. – Вот как вы это называете… А ведь се – врата истинного рая на земле, солнце, сияющее средь бездонной тьмы Христового мира. Надежда на жизнь вечную, на то, чтобы позабыть о страхе искупления, об ужасе перед совестью, перед огнями чистилища и ада. Не понимаешь этого, инквизитор? – посмотрел он на меня почти с жалостью.
– Со всем уважением, ваша милость, – сказал я. – Но этот ритуал попросту не действенен. Максентий все выдумал, и уж пусть ваша милость мне поверит: воображение у него было крайне богатым.
– Но я тебе не верю! – рявкнул он, яростно моргая водянистыми глазками.
– Я знаю, как должно быть на самом деле, – тихо сказал я ему. – Трактат Максентия мы специально фальсифицировали – и лишь некоторые из инквизиторов знают об истинном ходе ритуала и обучены тому, как должны звучать настоящие заклятия.
– Что-о? – Он подскочил ко мне и впился пальцами в мои плечи. – Ты не врешь? А?!
Барон склонился к моему лицу: изо рта его смердело гнилой кровью. Я выдерживал с трудом, но в любом случае не смог бы отвернуться.
– Именно, ваша милость, – ответил я. – Хочу выкупить свою жизнь.
– Хм-м… – Он всматривался мне в лицо, будто отыскивая фальшь. – Выкупить жизнь? Как знать, как знать…
Отпустил мое плечо и отступил на шаг.
– А может, мне и не нужно ничего покупать? – поганенько усмехнулся он. – Может, сам возьму, что захочу? Вот, скажем, как инквизиторы выдерживают прижигание раскаленным железом? А вырывание зубов или ногтей? А пробивание ядрышек раскаленным прутом? А?
– Не слишком хорошо, – рассмеялся я, и мой смех его изрядно удивил. Неужели он думал, что я начну вопить, плакать и молить о милости? – Но хотел бы заметить, ваша милость, что, затуманенный болью и зная о неминуемой смерти, инквизитор в состоянии сделать неотвратимую ошибку. Ошибку, которая может привести даже к смерти во время отправления ритуала.
– А если… – Он снова приблизился, и я снова почуял эту вонь гнилой крови. – Если прикажу сперва исполнить обряд кому-то из моей дворни, и лишь когда это удастся, соглашусь проделать все на себе?
– Это прекрасно, когда есть тот, кому доверяшь настолько, что знаешь: получи он силу и бессмертие вампира, не восстанет против тебя, – сказал я задумчиво.
Он закусил губу и, помолчав некоторое время, снова отступил.
– Я верю своим людям. Но рисковать, похоже, придется именно мне.
– Никакого риска, – заверил я его. – А если ритуал не удастся, тогда его попросту повторим. И пусть ваша милость простит меня, но, чтобы устроить все, как оно того требует, я не должен быть связанным…
– Я слышал, что инквизиторы – страшные люди, – сказал он понуро. – И опасно иметь их во врагах. Разве что они связаны и безоружны.
– Именно так о нас и говорят, – позволил я себе усмехнуться. – Ваша милость ведь не думает, что я обладаю некими сверхчеловеческими способностями? Если бы так было, то я не дал бы себя оглушить, связать и не должен был бы теперь молить о жизни.
– И не лез бы в наше укрытие самой трудной дорогой, – усмехнулся он в ответ. – А поискал бы более удобный вход с другой стороны скал.
Он смотрел на меня чрезвычайно долго, а у меня было время поразмыслить над собственной глупостью, точнее – над доверием к видению, явленному мне молитвой и приведшему к барону самой близкой, но не самой безопасной дорогой.