– Будь осторожен, Мордимер, – он шутливо погрозил пальцем. – Ибо даже бесконечное терпение и бесконечное милосердие Ангелов имеет свои пределы.
Договорил – и моментально исчез.
Миг еще там, где он стоял, сиял ослепительный свет, но и тот быстро расточился. Я вздохнул с облегчением, ибо оказалось, что снова у меня было больше везения, чем ума. И еще у меня осталось собственное, глубоко личное мнение по поводу терпения и милосердия. Особенно бесконечного терпения и бесконечного милосердия.
Под меловыми скалами и следа не было от моих товарищей – и я лишь надеялся, что они отправились в замок, дабы вернуться с подмогой, а не оплакать потерю своего предводителя и утопить печаль в вине. Хуже, что пропал также и мой конь, а это означало: придется добираться до замка Хаустоффера пешком.
Но я остался настолько рассудителен, что мысль попросить Ангела перенести меня поближе к замку даже не пришла мне в голову. Единственное, что я по отношению к Нему чувствовал, – благодарность, ведь он спас меня в переделке и посчитал мои интриги необходимыми, а то и забавными. Но я прекрасно отдавал себе отчет: следующая попытка спровоцировать Его закончится куда более плачевно.
Барон был удивлен, что я все еще жив. Особенно учитывая, что он совершенно не собирался посылать никакого спасательного отряда – чему, впрочем, трудно было бы удивляться. Раз уж нанятый инквизитор не справился с опасностью – то и бес с ним, с этим инквизитором!
– И как же вы справились? – он с интересом всматривался в меня.
– А, поубивал их всех, – ответил я, поскольку не собирался рассказывать о подробностях расправы над его сыном и о том, что тот благодаря всесильному пожеланию моего Ангела наконец получил столь вожделенное бессмертие.
Хаустоффер молчал довольно долго.
– Вижу, что инквизиторы – крепкие ребята, – сказал наконец.
– Наша легенда гласит, что Господь вылепил первого инквизитора по своему образу и подобию, – произнес я шутливо. – Но прошу сказать мне: зачем все это было? Ведь вы, господин барон, прекрасно знали, что ваш сын никакой не вампир.
– А мог им стать? – спросил он, не ответив на вопрос.
– Нет, господин барон. Такого ритуала не существует, вернее, существует, но описание его настолько же верно, как и описание получения философского камня или красной тинктуры.
– Мне пришлось тебя искушать, мастер, – произнес барон. – Но лишь необычность миссии и твое сомнение могли принести результат. Если бы я признался, что мой сын занимается темным искусством, уже через несколько недель здесь черно было бы от твоих конфратеров в этих их плащах. А так ты справился сам. Убил всех – и делу конец.
– Закон Инквизиториума требует, чтобы я написал подробный рапорт.
– Пиши, – сказал он снисходительно. – Но ты ведь не обманешь, коли напишешь, что лично, лишь с мизерной моей помощью, справился с проблемой. Полагаю, у инквизиторов не появится повод заинтересоваться моей скромной персоной, особенно учитывая, что я лично передал в ваши руки собственного сына.
– Это поступок, достойный невыразимого одобрения, – ответил я серьезно.
– И я так полагаю, – кивнул он. – Никогда не любил этого негодяя, но то, что он творил в последнее время, переходило всяческие границы. Я не слишком хорошо отношусь к селянам, но думаю, что овец надлежит стричь, а не резать. Как полагаете?
– Ваша милость будто читает мои мысли.
– Хорошо сказано, – усмехнулся барон. – Итак, перейдем к вопросу о награде за отлично выполненную работу. Напомни мне, о чем мы уговаривались?
Ха, милые мои, приближался момент истины, а ваш нижайший слуга вскоре должен был убедиться, только ли шутил его милость барон или и вправду хотел исполнить любое желание скромного инквизитора.
И тогда я неосмотрительно (а может, как раз осмотрительно) глянул в огромное зеркало, что висело на стене справа. Увидел в нем кресло с резной спинкой, алые портьеры, золоченые барельефы у потолка. Столик с хрустальными бокалами, графин, на четверть наполненный багровым вином. Да вот деталь: не увидел я в зеркальной поверхности самого господина барона. Еще раз оглядел комнату и снова посмотрел в зеркало. Ничего не изменилось. Господин барон там не отражался.
– И что же, инквизитор? – спросил он требовательно, когда молчание затянулось. – Каково твое желание?
– Работа на вашу милость была для меня чистой радостью, – ответил я вежливо и не заикаясь. – Единственное, чего желал бы, – это безопасно вернуться в Хез-хезрон, а ощущение выполненного дела и сознание милости и доверия, которыми ваша милость одарили меня, будут для меня достаточной наградой.
– Хорошо сказано, – заметил Хаустоффер и встал, а отражение в зеркале не изменилось.
Он поднял графин и бокал, но отражение все так же не менялось! Графин и бокал на нем все так же стояли на мраморном столике!
Я моргнул. Раз, потом снова. И лишь после долгого мгновения понял, сколь я наивен. Теперь я мог только кусать себе локти из-за того, что поверил собственным ошибочным предположениям, а не тренированному за годы расследований разуму. Раз уж я знал, что вампиров не существует, фальшивая картина не должна была меня убедить в обратном. Ибо это была именно картина, а не зеркало. Картина, с непривычной тщательностью передающая все подробности комнаты. Нужно признать: у господина барона было своеобразное чувство юмора, свидетельствовавшее об избытке воображения и усталости от жизни. Однако же, выходит, он унизил меня и сберег свои деньги. Я же получил от него ценный урок.
Я глубоко поклонился.
– Прощаюсь с господином бароном и остаюсь вашим нижайшим слугою.
– Прощайте, господин Маддердин, – сказал он. – Может, когда-нибудь еще встретимся и у меня тогда будет для вас другое задание?
– Уж не знаю, позволят ли мои скромные умения справиться с вашим заданием, – молвил я, отступая.
Он остановил меня жестом.
– Не хотел бы, чтобы вы остались лишь с моей благодарностью и с собственным удовлетворением, – тонко усмехнулся он и подошел ко мне. – Прошу, – сунул руку за пазуху и подал мне большой тяжелый кошель из телячьей кожи, вышитой золотом. – Сохраните обо мне добрую память.
– Благодарю, господин барон. – Я поклонился снова.
Не скрою, Хаустоффер вызвал мое уважение, и это уважение возросло еще сильнее, когда – уже за порогом – я заглянул в кошель и увидел, что он наполнен золотыми дублонами.
До перекрестка нас проводил Кнотт. Был он слегка пьян, а его холодные голубые глаза на этот раз смотрели доброжелательно.
– А все же вы были правы, – засмеялся он. – Вампиров не бывает. Внешность обманчива, верно?
– Признаюсь, что уловка, которую приготовил господин барон, была весьма убедительна, – ответил я. – Я же остался доволен, поскольку подтвердилось мое предположение.
– Ага-а, – пробормотал он. – Колдун – обычное дело, но вампир – это было бы что-то, верно? Жалеете?
Я на миг задумался над таким вопросом.
– В мире хватает чудовищ, чтобы я горел желанием узнать, описать и победить еще одно. Но с другой стороны…
– Страсть первооткрывателя, да? – усмехнулся он, а я лишь пожал плечами.
– Вполне возможно. Новый вызов, новые вопросы, поиск ответа… Это, если не считать того, что я должен оберегать врата нашей святой веры, суть моя профессия и мое призвание.
– Ха! Вопросы! Вы не думали, господин Маддердин, что, когда задаешь вопросы, главная опасность – возможность получить ответ?
– Господин Кнотт, – рассмеялся я. – Об этом я думаю всегда. Впрочем, в обществе барона времени, чтобы задавать разнообразные вопросы, у вас, наверное, вдосталь.
– Мы все служим его милости только пару лет, но вы правы, господин Маддердин: что там ни говори, а странный он человек.
Прощаясь, мы обменялись крепким рукопожатием, и распорядитель кивнул моим людям. Мы не торопясь, шагом, поехали в направлении ближайшего городка, чтобы заночевать в приличной гостинице и не останавливаться в трактире, где хромой хозяин подает препаскудное пиво и такую же еду.
Я рассказал парням, сколько мы заработали, и они просияли, поскольку столь выгодного дельца не было у нас давно. Конечно, сильней прочих был доволен Второй, которому причиталась двойная доля.
– Ну что, в Хез? – спросил Курнос с горящим взором.
– Да – к шулерам, курвам и пиву, чтобы ты мог побыстрее все спустить.
– А то! – сказал он мечтательно, а я вздохнул.
Не то чтобы я сам был лучше. Зная свои привычки, мог сказать, что тех золотых дублонов не хватит надолго: когда кошель у вашего нижайшего слуги был полон, тот не жалел денежек на красивых девок, дорогие вина да роскошные пиры в кругу приятелей.
Хорошо еще, что я не имел права играть, ибо запрет на азартные игры – один из капризов моего Ангела-Хранителя. Тот не желал облегчать мне жизнь, хотя я почти всегда выигрывал и мог разоблачить любого шулера. Именно поэтому мои развлечения в карты да кости сводились к невинным забавам с Курносом и близнецами, где ставки были не больше мельчайшего медяка. Так что играли мы просто ради развлечения. Хотя истинным удовольствием было не выигрывать, а наблюдать за яростью товарищей: те доходили до безумия, не в силах ничего поделать с моим нескончаемым везением. А ведь до последнего надеялись, что в следующий раз у меня выиграют. Ха, как гласит старая пословица: «Не за то батька сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался».
– А ведь мы-то – снова живы, – вздохнул Первый.
– Компания Мордимера типа не безопасная, но того стоит, – заметил Второй.
Курнос лишь ухмыльнулся собственным мыслям, и я был уверен, что в них он уже в Хезе.
– Живым, правда, лучше быть, чем мертвым, – Первый с удовлетворением поделился с нами жемчугами своих раздумий.
– «А мне осталось под травою ложе, где труп холодный черви гложут», – запел Второй, перевирая слова и мелодию.
«Ах, Мордимер, – подумал я с жалостью, – бедный-бедный Мордимер».