Он глядел на меня, а его верхняя губа опасно подрагивала. Интересно, убьет ли он меня, несмотря на заключенный договор? Ведь это ему ничего бы не стоило. И не гласит ли старая пословица: «Не спорь с сильнейшим, поскольку, лишь проиграв, спасешь свою жизнь»? Но если ставкой была собственная жизнь, то проблема оказывалась посложней.
– Эти кости фальшивые, – прошипел он. – Ты подменил комплект собственным. Должна была выпасть тройка.
Он был настолько раздражен, что я решил не выражать моего, несомненно, критического мнения относительно мошенничества во время серьезной игры. Хаустоффер схватил кости и принялся кидать их. Раз за разом. Пять, десять, пятнадцать. И постоянно выпадали три единицы на слегка выпуклой стороне.
– Кидай еще! – рявкнул он.
– Изменение правил во время игры? – спросил я. – Как волнующе…
Я взял кости и небрежно кинул. Восемнадцать. Хаустоффер глубоко вздохнул и осел на постель.
– Невозможно. Как ты это сделал? – поднял он на меня взгляд.
Я развел руками:
– Даже если бы хотел, не смог бы ответить на сей вопрос. Могу лишь поведать вашей милости, что знаю и о более странных случаях. Я слыхал о человеке, которому дали фальшивую монету с двумя реверсами. Но когда он ее подбросил, та выпала аверсом.
– Издеваешься!
– Не осмелился бы, господин барон, – ответил я серьезно. – Лишь полагаю, что мир полон вопросов, на которые мы не в силах найти ответы.
– Вопросов… – повторил он, а лицо его словно смягчилось. – Что ж, – произнес после долгого молчания. – Придется придерживаться условий договора, особенно если я сам на нем настаивал…
Не скрываю, что вздохнул я с облегчением. Но лишь мысленно, ибо те слова еще ни о чем не говорили. По-настоящему в безопасности я почувствую себя, только оказавшись далеко от замка господина барона.
– Маддердин, одарю тебя доверием, а если исполнишь мое поручение, то награда превысит самые смелые твои ожидания…
Я не стал иронично, смешливо или издевательски усмехаться, но лишь потому, что собственную жизнь ценил сильнее, чем миг сомнительного удовлетворения. Ибо не имел ни малейшего сомнения, что барон сумеет стереть усмешку с моего лица быстро и болезненно.
– Во-первых, я не думаю, что ты должен хоть кому-то говорить о нашем маленьком секрете. Я уверен, это не закончится для тебя добром. – Он замолчал на миг. – Не подумай плохого, Маддердин, я тебе не угрожаю. – И пояснил: – Ибо что противопоставил бы, если б сюда съехалась целая армия твоих конфратеров? Но мне кажется, что твой рассказ мог бы не понравиться многим людям…
Мне тоже так казалось, поэтому я даже не стал отрицать.
– Во-вторых, хочу, чтобы ты выяснил, что я и кто я. Чтобы ты сказал мне, проклятие это или благословение, силой которого я не могу воспользоваться. Зачем мне дарована вечная жизнь? Почему меня нельзя ранить железом? Почему могу подчинять волю другого человека? Кто я, Мордимер? – спросил он с отчаянием. – Найди для меня ответ.
Я взглянул на него: сидевшего на постели с горящими глазами и с тоской на лице. По чему он тосковал? По ответу? По пониманию? По тому, чтобы стать таким же человеком, как и остальные? Я не знал. Не знал также, почему мой Ангел сказал, что вампиров не существует. Отчего врал? Или… может, не знал? А может, границы между правдой, ложью и незнанием были настолько размыты, что Он не мог или не хотел их различать? Но разве существует что-либо, чего Ангелы не знают?
Я медленно кивнул.
– Сделаю, как ваша милость желает, – ответил, зная, что поиски ответа могут завести меня туда, где я ни за что не хотел бы оказаться.
Жар сердца
Ибо многие поступают, как враги Христа. Их конец – погибель[21].
Мне не следовало пересекать границу Виттингена. Как минимум по двум причинам.
Во-первых, на тракте, что вел в город, было исключительно мало людей, и уже одно это должно было меня насторожить. Во-вторых, я заметил, что стража у ворот особенно тщательно проверяет уезжающих, а не, как обычно, въезжающих. Но ваш нижайший слуга провел несколько тяжелых ночей под дождем, в грязи и холоде, поэтому мечтал о сносной комнате (и, если возможно, лишь в скромном обществе клопов и вшей), горячей купели, сытном ужине да кувшине-другом горячего вина с пряностями. Сии мечтания – несомненно, соблазнительные – настолько смутили мой разум, что когда я заметил, что городской стражей руководит не офицер, а человек в черном плаще и в кафтане с вышитым на нем сломанным серебряным распятием, – было поздно. Инквизитор. Ха!
Ну а потом уже стало слишком поздно.
– Мордимер Маддердин! – крикнул инквизитор почти с радостью. – Впустить его, живо!
Подбежал ко мне и протянул руку, когда я соскочил с седла:
– Мордимер, как я рад, что ты здесь. Мы ждали тебя, как спасителя.
Из-под широкой шляпы глядело лицо, которое я не сразу и узнал. У меня нет невероятного таланта Курноса годами помнить лица, разговоры или содержание документов. Но через миг лицо наложилось на фамилию. Это был некто Андреас Кеппель, младше меня на три года. Я помнил его со времен обучения в Академии, но смутно.
– Проведу тебя на постой, – сказал он, радостно пожимая и встряхивая мою руку. Для инквизитора – необычно эмоциональное приветствие. – Мы приготовили лучшую комнату в этом городке. С тобой всего трое? – глянул он на близнецов и Курноса. – Я думал, приведешь больший отряд.
Курнос и близнецы спешились и посматривали на Кеппеля со все возрастающим удивлением. Не стану скрывать, и я мало что понимал.
Мы отошли в сторону, чтобы не мешать движению.
– Андреас, – прервал я его тираду относительно удобств подготовленной для меня комнаты. – Что тут происходит?
– Ох, Мордимер, поговорим позже. Мечом Господним клянусь, все очень скверно. Ты ведь читал наше письмо – так вот, все куда хуже, чем было, когда его писали. Уж не ведаю, как ты со всем справишься, но знай, что мы…
– Андреас, – сказал я чуть резче. – Что вы здесь делаете? Кого ждете? Потому что наверняка – не меня. Я попал в Виттинген лишь из-за дурацкой случайности.
Он с минуту глядел на меня в молчании, потом заморгал.
– Тиш-ше, – прошипел и почесал в задумчивости верхнюю губу. – Тебя не епископ прислал? – спросил с недоверием в голосе.
– Нет.
– И ты здесь не для того, чтобы принять командование?
– Нет.
– Знаешь, что происходит в Виттингене?
– Может, это тебя удивит, но ответ все тот же: нет.
– Ну ладно, – бесцветным голосом сказал Андреас. – И что ты здесь делаешь?
– Мимо еду. Хотел переночевать, что-нибудь съесть, выпить. И поехать дальше.
– Ну так не поедешь, – он поднял на меня глаза. Лицо его было очень печальным. – Так или иначе, я найду тебе квартиру для постоя и все поясню.
Курнос тоскливо глянул в сторону ворот. Что-то он почуял, и я понял: Курнос предпочел бы как можно скорее покинуть Виттинген. Не стану скрывать, такая мысль посетила и меня. Теоретически никто не имел права задержать представителя Святого Официума без крайне важных на то причин, но…
Буду искренним. Надо мной взяло верх грешное любопытство, особенно учитывая, что краем глаза я заметил трех инквизиторов: те перли улицей на каурых лошадях, разбрызгивая во все стороны коричнево-желтую жижу. А за ними – отряд солдат с гизармами. А кроме того, на улицах Виттингена, как мне казалось, было непривычно пусто, если принять во внимание время суток. Видите ли, милые мои, встретить инквизитора в служебном одеянии – такое случается нечасто. Даже в Хез-хезроне, где расположена главная управа Святого Официума, прохожие не встречают на каждом шагу людей в черных плащах с серебряными распятиями. Мы люди тихие и смиренные сердцем и желали бы стоять на обочине, созерцая мир из тени. Нет в нас – в большинстве из нас – гордыни, самолюбия или дерзости, а только жажда преданно служить Господу. Служебное одеяние возлагаем на себя, лишь когда этого требуют закон или обстоятельства.
И тем не менее в первые же минуты моего пребывания в Виттенгене я увидел четверых инквизиторов в полном облачении. Если быть откровенным, то я не ожидал от города ничего хорошего.
– Веди, – решился, обращаясь к Андреасу.
– У нас здесь дело о колдовстве, Мордимер. О договоре с дьяволом, о шабашах, об убийствах детей и вытапливании из них жира, о вызове демонов и связи с Сатаной в образе козла… – махнул он рукой. – И о чем только еще захочешь. Мещане, юристы, двое священников, трое дворян. Всем вынесено обвинение. И это лишь начало.
– Ноймаркт, – сказал я через миг.
– Да, Мордимер, – вздохнул он. – Здесь у нас второй Ноймаркт. И знаешь, кто всем заправляет?
Я лишь приподнял брови.
– Его милость каноник Пьетро Тинталлеро. – Андреас сплюнул на пол. Растер плевок. – У него письма из Апостольской Столицы. Теперь – руководит, ведет следствие, допрашивает. И смеет нам приказывать, – сказал он спокойным тоном, но я видел, что почти кипит от злости. – Даже ты не сумеешь покинуть город без его разрешения.
– Случай всегда мог бы представиться, – тихонько пробормотал Курнос, но я видел, как блеснули его глаза.
– Держи своих псов на поводке, Мордимер! – рявкнул в ответ Андреас, не обращая внимания на разъяренный взгляд Курноса. – Это ведь не ссора в трактире…
Я, успокаивая, положил руку ему на плечо.
– Вы отправили сообщение в Хез, – не спросил, но произнес утвердительно. – И думали, что Его Преосвященство послал именно меня, чтобы я принял следствие.
– Верно. Но, выходит, придется еще подождать.
– Кто из наших – старший по рангу?
– Вероятно, тебя это позабавит, но – я.
«Ого, – подумалось мне, – дело и вправду должно быть серьезным, если ты с таким отчаянием жаждешь лишиться старшинства. С другой стороны, лучше иметь главным Мордимера Маддердина, коллегу по Академии, чем безумного каноника Тинталлеро».