— Ведь вы знаете средство против вампиров, магистр? — спросил он.
— Кол в сердце, — отозвался сзади Смертух.
— Серебро, — подсказал Первый.
— Святые, как бы, мощи, — пробормотал Второй.
— Вот видите, — улыбнулся я. — Мы приготовились.
— Издеваетесь, — пробормотал он недовольно. Мы подъехали к крутому, болотистому берегу, заросшему высокой травой и кустами.
— Брод в миле отсюда, — объяснил Вольфганг. И действительно, вскоре мы увидели широкую, песчаную отмель. Вода в реке была почти прозрачной и настолько неглубокой, что я видел дно и лежащие на нём большие, белые камни. Перед нами тяжело плеснуло что-то необыкновенно большое.
— Выдра, — сказал Первый и прицелился из арбалета.
— Оставь, — приказал я, схватив его за руку.
Я не люблю убийства без причины, только для потакания звериным инстинктам. Даже когда речь идёт лишь о неразумных животных. У них тоже есть право на жизнь. Тем более что если Первый на самом деле углядел выдру, то у неё наверняка как раз были маленькие…
— Мордимер, какое у тебя, как бы, чувствительное сердечко, — подшутил Второй.
Я обернулся и посмотрел на него. Он, похоже, увидел в моих глазах что-то такое, ибо быстро отвёл взгляд. Что ж, надо признать, ребят я выдрессировал, но у меня никогда не было и тени сомнения, что они подобны диким псам. Достаточно спустить их с цепи, достаточно убрать с их глаз кнут, и бросятся кусать. Не меня, или по крайней мере, в начале не меня, но могли бы доставить хлопот. Поэтому их следовало держать в строгости, даже если речь шла о мелочах. Для того, чтобы они без колебаний исполняли приказы, когда дойдёт до серьёзных решений. Преодолев брод, мы въехали в сосновый лес. Потом сосны сменились берёзами, ольхой и тополями, а копыта наших лошадей утопали в зелёном покрове мха и брели средь высоких папоротников. Я слышал щебетание птиц, и как минимум двое дятлов неутомимо обстукивало ближайший пень. Ах, эти идиллические виды и идиллические голоса! Ничего, кроме как развалиться на траве с бутылягой вина в руке и охочей девушкой под боком. Жаль только, бедный Мордимер — подумал я, — что у тебя нет времени на отдых, поскольку всю свою жизнь ты посвятил преследованию плохих людей. Я глубоко вздохнул и посмотрел в небо. Явственно увидел, что его затягивали чёрные тучи. Первая капля дождя капнула мне на щёку. В этот момент мы взбирались узкой просекой по склону одного из холмов.
— Темнеет, — осторожно заметил командир стражников.
В его словах было некоторое преувеличение, ибо от захода солнца нас отделяло ещё немало часов. Но действительно, мир посерел, поскольку небо затянуло плотным слоем клубящихся, грозовых туч. Также стало парко, и, вдыхая, я чувствовал, будто мне кто-то заталкивает в лёгкие мокрую тряпку. Мы въехали на облысевшую вершину холма. Перед нами раскинулась пологая равнина, а ещё дальше белые вершины, отвесные стены и обрывы известковых скал. Именно это место я увидел во время вчерашней, болезненной молитвы. С расстояния мы не видели отверстий гротов и пещер, но я был уверен, что как раз в известковых холмах полно выдолбленных в камне естественных укрытий.
— Ну, мы на месте, — заявил Вольфганг, как бы подтвердив справедливость моих рассуждений. Потом он осмотрелся изучающе и покачал головой.
— Тут и год можно потратить на поиски, — сказал он.
У Смертуха и близнецов также были не самые счастливые лица. Им не улыбалось взбираться по известковым, хрупким скалам и проверять гроты, стены которых грозили обрушиться в любой момент. Вот только я знал, что нам не придётся искать наощупь, что действительно заняло бы на многие дни целую армию. Несмотря на то, что становилось всё темнее, я заметил скалу, форма которой напоминала поднятую в небо морду ящера. Это как раз её я увидел во время моего молитвенного путешествия. И, если только видения меня не обманули, именно под ней или в ней мы найдём укрытие преступника. Теперь мне надо было убедиться в справедливости моих подозрений. Я не собирался глубоко забираться в гроты, предоставив врагу воевать на его территории. Тем более что я располагал крайне ограниченными силами. Но даже самый осторожный человек должен оставлять следы стоянки. Остатки еды, кострища, шкуры ободранных животных или рыбные кости. Не говоря уже об отпечатках лошадиных подков, шерсти или обрывках материи с одежды, оставленных на ветках кустов. Следовало лишь иметь зоркий глаз, а в этом случае я мог рассчитывать на близнецов. Известковая скала издалека казалась намного меньшей, чем была в действительности. Лишь когда мы остановились у её подножья, я увидел, что нас ждёт весьма крепкий орешек. Я видел широкие трещины в камне, которые несомненно были входами в гроты. Но эти трещины находились примерно в ста, ста двадцати футах от земли. Хватит, чтобы падая, прочитать короткую молитву. На вершину скалы — морда и хребет ящера — можно было добраться идущим дугообразно склоном, но оттуда в свою очередь надо было бы спуститься по канату где-то на двести футов, чтобы попасть в расщелины.
— Проверьте, сколько у нас каната, — приказал я.
Парни соскочили с сёдел, вынули из вьюков верёвки и размотали их. Они ссорились какое-то время, пока наконец Смертух не оттолкнул близнецов и не начал отмерять длину шагами.
— На глаз, сто двадцать, — сказал он, кривясь, ибо знал, что верёвки не хватит, чтобы спуститься с вершины.
— Ну, сынок. — Я посмотрел на Второго, а потом показал взглядом в сторону скальных расщелин. — Но-о, наверх!
Близнец уставился на меня, будто я с луны свалился. Но, во-первых, я уже успел внимательно изучить скалу, а во-вторых, я знал способности Второго. Скала была неровной, отмеченной выступами и узкими дорожками, полной дыр. На каждом метре можно было найти место, чтобы опереться ногой или вцепиться пальцами. А Второй, о чём я прекрасно знал, был ловким словно кот. Я не раз уже видел его в действии и надеялся, что сейчас он снова покажет себя с лучшей стороны.
— А если я, как бы, упаду? — угрюмо спросил он.
— Будем тебя, как бы, ловить, — пошутил я и подмигнул ему. Он сплюнул себе под ноги и долго втирал плевок в камни.
— Получишь двойную долю, — искушал я его. — И советую тебе быстрее идти. — Я посмотрел на небо. — Ибо сейчас как ливанёт…
Второй тяжело вздохнул и начал раздеваться. В конце концов он остался в одной рубахе, сапогах и перчатках. Опоясался верёвкой. Вольфганг смотрел на него с изумлением, а потом повёл взглядом по скале.
— Справится? — прошептал он. — По отвесной стене?
Стена была не совсем отвесной, но я понимал опасения командира стражи. Обычный человек наверняка сорвался бы вниз через несколько метров. Но у близнецов были поистине цирковые способности, а Второй ловкостью даже превосходил брата. Я задумался, а что, если бы мне пришлось карабкаться, и решил, что предпочёл бы не пробовать. Тем более что дождь становился сильнее, а во время подъёма нет ничего страшнее, чем выскальзывающие из-под пальцев камни. Но что поделаешь: мы всю жизнь рискуем.
Второй подошёл к скале и прошёлся вдоль неё с поднятой головой. Высматривал место получше, чтобы начать подъём, и наконец нашёл его. Вцепился пальцами левой руки в известковый выступ и подтянулся, одновременно впихивая правую ногу в едва заметную щель. Потом нашел опору для правой руки, выгнулся, подтянулся и вот он уже над нашими головами. Не сказать, что путь давался ему легко, но я не собирался его подгонять. Второй сам прекрасно знал, в каком темпе ему подниматься. Иногда он подолгу висел, прижавшись к скале и крутя головой туда-сюда, высматривая лучшее место. Иногда пробовал, выдержит ли каменный выступ его вес. Два раза из-под его ног летели известковые осколки, и в эти моменты оруженосец Вольфганга вскрикивал от страха. Я только поглядывал с беспокойством в небо, поскольку дождь становился всё сильнее. Первый с угрюмым лицом наблюдал за усилиями брата. Я задумался, что бы он сделал, если бы Второй отвалился от стены и сломал себе шею. Напился бы с горя? Захотел бы убить меня в акте бессмысленной злобы и отчаяния? Оставил бы меня и Смертуха, после чего пропал бы куда-то, чтобы служить кому-то другому? Пожал бы плечами и посчитал бы случай наказанием Божьим? Честно вам признаюсь, любезные мои, я понятия не имел. Между близнецами существовал некий вид мистической связи (в обычном смысле этого слова, поскольку в этом, конечно, не было и следа тёмного искусства), много похожего, но и много различного. Временами мне казалось очевидным, что у них взаимная нелюбовь, а иной раз я опять был уверен, что они один за другого прыгнут в огонь. Долго продолжалось, прежде чем Второй добрался до расщелины. Но добился своего. Он надолго пропал в скальной расселине, но потом мы увидели, как он выставляет голову наружу. Кинул вниз верёвку, которая окончилась примерно на уровне моего лица.
— Мог хотя бы наделать узлов, — буркнул Вольфганг.
— Ничего. — Я махнул рукой. — Поднимусь только я. Осмотрюсь, что и как, а потом вернёмся. Вы же не думаете, что мы впятером нападём на вашего молодого барона в месте, которое он знает как собственный карман?
Я крепко взялся за конец верёвки и дёрнул её несколько раз. Потом схватил её, повис всем весом и раскачался. Узел, сделанный Вторым где-то там наверху, держал хорошо, поэтому я перекрестился и стал взбираться. Не могу сказать, что мне легко пошло, ибо я ни такой лёгкий, ни такой ловкий, как близнецы. Однако в конце концов я влез в расселину, в которой сидел Второй, с удобством прислонившийся к известковой стене, и ковырял в зубах палочкой.
— О, Мордимер, — сказал он, а я упал и стал дышать, будто выброшенная на берег рыба.
— Эй, там! — крикнул вниз близнец. — Привяжите нам факелы к верёвке!
— Немного тише! — Я дёрнул его за плечо, потому что крик разнёсся эхом по гроту. Мы сидели в небольшой пещерке, я в полумраке видел спускающийся в темноту узкий проход. Там было немного места, но низко склонившийся человек мог пройти свободно. Однако я пока не замечал никаких следов человеческого присутствия, хотя смотрел усердно. Впрочем, скоро я мог приглядеться ещё внимательнее, поскольку мы высекали огонь и зажигали два факела.