Они разрезали узлы на моих ногах и руках, а я встал, массируя опухшие запястья. Оглушённый мной стражник тяжело вскарабкивался с земли и что-то стонал про себя. Один из людей Мариуса встал за ним, дёрнул его за волосы и перерезал ему горло. Потом без слов вытер лезвие о кафтан убитого и спрятал нож в ножны.
— А где отец Ансельмо? — заговорил Мариус, присаживаясь у костра и протягивая руки к огню. — Возвращайтесь к лошадям, — приказал он людям, и они ушли, и исчезли в темноте леса.
— Ему пришлось вернуться за бумагами в Виттинген, — объяснил я.
— Неразбериха, — фыркнул он. — Эх, эти отцы. Подождём его, Мордимер, да?
— Как пожелаешь, — ответил я вежливо.
Я не представлял, почему он появился и чего от меня хочет. Прибыл ли он спасти меня, или же собирался поставить меня перед судом внутреннего круга? Если второе, я мог лишь сожалеть, что не решился на схватку с людьми священника и побег. Хотя Мариус ван Бёэнвальд и так настиг бы меня, как только бы захотел.
Стражники до этого выхлестали всё пиво, но я обыскал тела и у одного нашёл бурдюк. Я откупорил его понюхал содержимое.
— Горилка, — вздохнул я. — Лучше это, чем ничего. — Я протянул руку Мариусу, но он лишь покрутил головой, отказываясь.
Я же солидно глотнул. Горилка была исключительно крепкой и исключительной вонючей, но приятно разогревала тело изнутри. Я сразу как-то повеселел, хотя по-прежнему не знал, как долго ещё поживу и не будет ли случаем завтра или послезавтра моей единственной мечтой быстрая смерть.
— Ты видишь иногда Эню? — спросил я, поскольку светловолосая убийца, с которой я провёл несколько чудесных дней и ночей, крепко врезалась мне в память.
— Неплохую неразбериху ты устроил в Виттингене, Мордимер, — сказал он, даже не пытаясь притворяться, что собирается отвечать на мой вопрос.
— Осмелюсь заметить, что я скорее старался навести там порядок, — сказал я.
— Слова, слова, слова, — пробурчал он. — Каноник Тинтарелло в роли главы шабаша и приверженца Дьявола, а также его приближённые как участники того же шабаша, не всем понравились. Скажу больше: некоторые посчитали это просто оскорблением. Однако я восхищаюсь твоим чувством юмора.
Я улыбнулся собственным мыслям, потому что мне вспомнилось выражение лица каноника, когда он пришёл в себя в камере, одетый лишь в козлиный наряд. Я также помню, как он умирал в огне, громко благодаря Святую Службу за то, что наставили с неверных путей его жизни. Я мог догадываться, что ванн Боёэнвальд знал, что это я был режиссером интересного спектакля под названием «Падение и смерть каноника Тинтарелло». Но ничего доказать мне было нельзя. Тем более, что Смертуха и близнецов я отправил подальше от Виттингена исходя как из их, так и собственной безопасности.
— Он признался во всё, — ответил я. — И перед смертью искренне сожалел о грехах.
— Если допрашивающий захочет, то допрашиваемый признается даже в том, что он зелёный осёл в оранжевых крапинках, — произнёс Мариус, смешно кривя лицо. — От кого я мог слышать эту такую прелестную шутку, а, Мордимер?
Я долго в молчании на него смотрел и вдруг осознал, что он цитирует мои собственные слова, сказанные во время знаменитого вечера в Биарриц. Откуда, Господи, он мог знать, что тогда происходило? Или я находился под настолько плотным контролем и наблюдением внутреннего круга Инквизиции? А если так, то по какой причине?
— Неважно. — Он махнул рукой. — Ты знаешь, что должно было произойти в Виттингене, Мордимер? Должна была родится новая инквизиция. Подчиняющаяся только Святому Отцу и руководимая нашим другом, каноником Тинтарелло. Виттинген был всего лишь первым шагом, и я знаю, какие города должны были стать следующими…
— Это безумная мысль, — охнул я, стараясь охватить огромное количество осложнений, возникающих из того, что я только что услышал.
— О да, безумная, — подтвердил он. — Неимоверно безумная. Отбросить Святую Службу будто поношенное тряпьё? Отстранить самых верных слуг веры? Заменить профессионализм дилетантским энтузиазмом, а вместо контролируемого огня понести катаклизм пожаров, в которых должен был закалиться новый клинок? Клинок, который рано или поздно, а скорее рано, обернулся бы против тех, кто является… Вот именно, кем являются, Мордимер?
— Слугами Божьими, молотом ведьм, мечом в руке Ангелов, — ответил я бессознательно, даже не задумываясь над тем, что говорю.
— Именно. Так что ты совершенно прав, Мордимер. Это была абсолютно безумная мысль. Он вдруг посмотрел на меня и рассмеялся.
— Не подумай только, что ты изменил ход истории. Ты сохранил мир, ну, может лучше сказать, относительный мир, Виттинген, но судьба этого безумия была давно предрешена. Мы, смиренные слуги Божьи, ведь не предъявляем прав на изменение мира, и лишь жаждем служить нашей святой вере, а также закону и справедливости, так, как мы… — Он посмотрел на меня и стал ждать, пока я закончу предложение.
— … понимаем их нашими скудными умами, — прошептал я.
Он покивал, соглашаясь с моими словами. Мы долго молчали, и сотни мыслей вертелись в моей голове.
— Ах, ещё одно, — заговорил он, наконец. — Ты конечно хотел бы знать, Мордимер, что с тобой будет?
— Пойдём по пивку и к девкам? — Я очнулся от ступора, в который меня ввели его предыдущие слова. Я улыбнулся нахально, ибо мне уже было всё равно.
— Как я говорил, мне нравится твоё чувство юмора, — произнёс он после паузы. — Но тебе надо следить, чтобы через какое-то время оно не стало обременительным, — он глубоко вздохнул. — С тебя снимут обвинения и наказание, а твоя лицензия будет возвращена.
— Ха, — сказал я, поскольку ничего другого мне в голову не пришло. — Спасибо, Мариус.
— Твой долг мне опасно растёт, произнёс он шутливым тоном, но прекрасно осознавал, что рано или поздно ванн Бёэнвальд предъявит мне счёт.
И тут мы услышали шум разговора и лошадиное ржанье. Стоящие неподалёку лошади мёртвых стражников харжали в ответ. В круге света появился отец Ансельмо и его двое солдат. Он быстрым взглядом охватил ситуацию и крикнул: «К оружию!». Но прежде чем его люди соскочили с сёдел, пропели стрелы, и оба свалились на землю с древками, торчащими из груди. Оба же умерли так быстро, что не успели охнуть. Мариус медленно поднялся от огня и подошёл к ошеломлённому священнику.
— Сойдите с седла, — приказал он спокойно.
Ансельмо, бледный как смерть, соскочил на землю. Ван Бёэнвальд вытащил из-за пазухи какой-то документ и подсунул тому под нос.
— Читайте, — произнёс он. — Чтобы вы знали, кто я.
Священник приблизился к костру, чтобы иметь больше света, и пробежал глазами по тексту. Даже в розоватом отблеске пламени я увидел, что его лицо становится ещё бледнее. Хотя минуту назад подобная метаморфоза мне казалась уже невозможной. Он аккуратно сложил лист и отдал его Мариусу со склонённой головой. Я видел, что у него дрожат руки.
— Какие у вас для меня поручения? — спросил он слабым голосом.
— Покажите мне ваши приказы.
Священник залез за пазуху и вынул сложенные вчетверо листы.
— Это точно всё? — спросил Мариус.
Видя подтверждающий жест священника, он улыбнулся, разорвал документы и остатки бросил в огонь. Смотрел на них так долго, пока всё не превратилось в пепел.
— Можешь возвращаться в Виттинген, отче, — равнодушно приказал он. — Там предашь себя в распоряжение местного отдела Инквизиции.
Ансельмо громко сглотнул слюну, казалось, что хочет что-то сказать, но потом лишь низко поклонился, развернулся и сел на лошадь. Через минуту пропал в темноте.
— Ты смог разорвать документы из Апостольской Столицы? — спросил я так тихо, что мне казалось, будто едва слышу свой голос. — Приказы самого Святого Отца?
— Святого Отца? — Он бросил на меня взгляд. — Какого?
Я посмотрел на него, пытаясь понять, в своём ли он уме. Впрочем, уже при предыдущей встрече у меня были насчёт этого сомнения. Которых — ясное дело — я не выражал, потому что опасно, любезные мои, сомневаться во вменяемости человека, имеющего власть над вашей судьбой.
— Его Святейшество Павел XIII погиб от несчастного случая на охоте, — объяснил грустным тоном Мариус. — Боже, дай вечное избавление его душе.
Я машинально перекрестился.
— И большинство декретов было немедленно отменено преемником Святого Отца на троне Столицы Христовой, нашим новым Папой, Его Святейшеством Павлом XIV. Боже, храни его.
Я снова перекрестился, а в голове у меня была пустота.
— Когда это случилось? — спросил я слабым голосом.
— Святой Отец Павел XIII погиб неделю назад, а вчера конклав принял решение об избрании преемника…
— Вчера, — перебил я его. — И ты знаешь, что произошло вчера в Апостольской Столице? Это какая-то… шутка, Мариус?
Я знал, что курьеру, мчащемуся на перекладных лошадях из Хеза в Апостольскую Столицу, требуется две недели, чтобы достигнуть цели. И то только тогда, если не случиться ничего неожиданного, а погода будет хорошей. Так откуда Мариус ван Бёэнвальд мог знать, что произошло при папском дворе? Ответ был угрожающе прост. Очевидно, ему сообщили Ангелы, для которых время и пространство не имели никакого значения. А кому подчиняется внутренний круг Инквизиции? Конечно не Его Преосвященству епископу Хез-хезрона, так как другие инквизиторы. До сих пор я думал, что власть над внутренней Инквизицией принадлежит Папе. Но сейчас меня осенила мысль, что им руководят (тем или иным способом) сами Ангелы, отдавая приказы людям покроя Мариуса! Могло ли быть таким приказом подстроить несчастный случай на охоте? Убить человека, осмелившегося подумать о возможности заменить Святую Службу?
— Ты хочешь о чём-нибудь спросить, Мордимер? — заговорил ван Бёэнвальд мягким тоном.
— Нет, — быстро ответил я. — Но я искренне благодарен, что ты предоставил мне такую возможность, Мариус.
Он смотрел на меня и снисходительно улыбался. Положил мне руку на плечо.
— Но я всё-таки отвечу на твой вопрос, дружище, несмотря на то, что ты его не задал. А знаешь почему?