— Куда едем, приятель? — спросил шофер, когда Пэйн пулей вылетел с вокзала.
Пэйн дал ему адрес квартиры. Машина влилась в уличный поток. Пэйн нервно крутился на заднем сидении. За окном мелькали улицы и здания. Чиновники начинали покидать места службы, вываливая на тротуары и образуя толпы на углах.
В какой степени все изменилось? Он сосредоточил свое внимание на ряде зданий. Большой универмаг. Он был здесь раньше? Будка чистильщика обуви. Никогда ее раньше не замечал. КОНТОРА ПО МЕБЛИРОВКЕ КОМНАТ. Этого он не помнил. Но как узнать наверняка? Им овладело замешательство. Как он может убедиться?
Такси остановилось у жилого дома. Пэйн вышел и осмотрелся по сторонам. В конце квартала владелец магазинчика итальянской кулинарии крепил тент. Был ли он здесь раньше?
Пэйн не мог вспомнить.
А что случилось с большим мясным рынком напротив? Сейчас там находились только маленькие аккуратные домики, довольно старые, казалось, они стоят здесь уже давно. Был ли здесь вообще мясной рынок?
На одном из домов в следующем квартале загорелась полосатая вывеска парикмахерской. Может, она была здесь всегда. Может — да, а может — нет. Все каким-то образом сдвигалось. Новое возникало, старое уходило прочь. Прошлое менялось, а память привязана к прошлому. Как он мог доверять своей памяти? Как он мог знать наверняка?
Ужас охватил его. Лора, его мир…
Пэйн помчался по ступенькам, распахнул дверь подъезда. Вверх по покрытой ковром лестнице на второй этаж. Дверь в квартиру была не заперта. Он открыл ее и вошел, задыхаясь и молясь про себя.
В гостиной было темно и тихо. Жалюзи наполовину приспущены. Пэйн с диким видом огляделся. Светло-голубой диван, журналы. Низкий дубовый столик. Телевизор. Но комната была пуста.
— Лора! — выкрикнул он.
Лора выбежала из кухни, в ее глазах застыла тревога.
— Боб! Что ты делаешь дома? Что-то случилось?
Пэйн расслабился, почувствовав, как обмяк от облегчения.
— Привет, родная, — он поцеловал ее и крепко прижал к себе. Теплое тело ее было совершенно настоящим. — Ничего, ничего не случилось. Все прекрасно.
— Это действительно так?
— Конечно, — Пэйн дрожащими руками снял пальто и уронил его на спинку дивана. Он побродил по комнате, осматривая вещи. Уверенность потихоньку стала возвращаться к нему. Его старая, ободранная скамеечка для ног. Его стол, где он работает по вечерам. Его удочки, стоящие у стены за книжным шкафом. Большой телевизор, который он купил только в прошлом месяце, он тоже на месте. Все, чем он владел, было нетронутым, целым, невредимым.
— Обед будет готов не раньше, чем через полчаса, — пробормотала Лора, развязывая передник. — Я не ждала тебя домой так рано. Я возилась по дому. Вымыла плиту. Какой-то рекламный агент оставил образец нового чистящего средства.
— Ничего страшного, — он осмотрел любимую репродукцию Ренуара, висевшую на стене. — Как управишься, так и ладно. Как хорошо снова увидеть все эти вещи. Я…
Из спальни раздался плач. Лора быстро повернулась.
— Думаю, мы разбудили Джимми.
— Джимми?
— Дорогой, ты что забыл о своем собственном сыне?
— Конечно нет, — раздраженно пробормотал Пэйн.
Он медленно вошел в спальню вслед за Лорой.
— Просто на мгновение все вдруг показалось таким странным, — он нахмурился. — Странным и незнакомым. Словно исчезла резкость.
Они стояли у кроватки и смотрели на малыша. Джимми глядел вверх на отца и мать.
— Должно быть, солнце, — сказала Лора. — Сегодня на улице ужасно жарко.
— Наверно. Теперь все в порядке, — Пэйн наклонился и взглянул на ребенка. Обняв жену, он притянул ее к себе. — Должно быть, солнце, — сказал он, посмотрел в ее глаза и улыбнулся.
Разиня
Они вошли в большой ангар. В дальнем его углу техники собрались вокруг громадной мерцающей прифборной панели, следя за сложными изменяющимися комбинациями вспыхивающих огоньков. У длинных столов жужжали машины — управляемые людьми и роботами компьютеры. Стены были сплошь увешаны картами и диаграммами.
Хастен в изумлении разглядывал все это.
Вуд рассмеялся.
— Пройдемте сюда, и я действительно покажу вам кое-что интересное. Узнаете, не так ли?
Он указал на громоздкий прибор, окруженный молчаливыми мужчинами и женщинами в белых халатах.
— Узнаю, — медленно ответил Хастен. — Это напоминает наш «ковш», но он раз в двадцать больше. Что вы им ловите? Какие времена?
Он потрогал пластинчатую поверхность «ковша», затем присел на корточки перед лицевой панелью. Крышка была закрыта, «ковш» был в действии.
— Если бы у нас в историко-исследовательском центре был такой аппарат!
— Теперь вы знаете, — Вуд присел рядом с ним. — Послушайте, Хастен. Вы первый человек из вошедших, который не принадлежит к служащим департамента. Обратили внимание на охрану? У часовых есть приказ стрелять в любого, кто попытается прорваться без пропуска.
— Прятать это? Машину? Вы будете стрелять в…
Они выпрямились. Лицо Вуда окаменело.
— Ваш «ковш» погружается в далекое прошлое. Рим. Греция. Пыль веков, древние манускрипты. — Вуд прикоснулся к поверхности аппарата. — Этот «ковш» отличается от вашего. Мы охраняем его ценой нашей жизни, и не только нашей. И знаете почему?
Хастен вопросительно уставился на него.
— Этот «ковш» предназначен не для прошлого, а… для будущего. — Вуд пристально заглянул в глаза Хастену. — Понимаете? Для будущего.
— Вы копаетесь в будущем? Но вы же не имеете права! Это запрещено законом, и вы знаете об этом! — Хастен отступил назад. — Если бы Исполнительный Совет узнал об этом, они бы снесли это здание. Вы же знаете об опасности. Берковский изложил это в своих гениальных тезисах.
Хастен помолчал, задохнувшись от возмущения, затем продолжил:
— Не могу понять, как вы можете пользоваться «ковшом» сориентированным на будущее. Ведь получая материал из будущего, вы автоматически вводите новые факторы в настоящее, будущее соответственно изменяется и так продолжается никогда не заканчивающийся сдвиг. Вы создаете нестабильные условия для грядущих веков. Вот почему и был принят этот закон.
— Знаю, — кивнул Вуд.
— И вы продолжаете… — Хастен указал на персонал и техников. — Остановитесь, ради Бога, остановитесь! Остановитесь, прежде чем не предприняли гибельные шаги, которые невозможно исправить. Почему вы продолжаете…
Внезапно Вуд помрачнел.
— Хорошо, Хастен. Не читайте нам лекцию. Слишком поздно; все уже случилось. Летальный фактор уже введен в будущее в результате наших первых экспериментов. Нам казалось, мы знаем, что делаем… — он горестно взглянул на Хастена. — Поэтому сейчас и пригласили вас сюда. Садитесь… Вы услышите все, что вас интересует.
Они сидели друг против друга за письменным столом.
Вуд сложил руки:
— Я хочу сразу перейти к делу. Вы считаетесь экспертом в области исторических исследований. Вы знаете намного больше об использовании временного «ковша», чем любой смертный; вот почему мы продемонстрировали вам нашу работу, нашу противозаконную деятельность.
— И у вас уже были неприятности?
— Масса неприятностей. И с каждой последующей попыткой вмешательства положение становится все хуже и хуже. Мы не можем остановиться и становимся самой преступной организацией в истории.
— Пожалуйста, начните сначала, — сказал Хастен.
— «Ковш» был разрешен Политическим Научным Советом; они хотели узнать результаты некоторых своих решений. Сначала мы протестовали, выдвигая теорию Берковского. Но вы понимаете, эта идея гипнотизировала нас. Мы уступили, и «ковш» был построен. Тайно, конечно.
Мы провели наше первое погружение, послав аппарат в будущее на год вперед. Чтобы защитить себя от действия теории Берковского, мы экспериментировали очень осторожно. Наш «ковш» ничего не переносил, ничего, кроме фотографий, снятых с большой высоты. Пленки возвращались к нам, мы делали увеличенные снимки и пытались оценить обстановку.
Сначала результаты были обнадеживающие. Войн больше нет, города растут, все выглядит лучше. Кадры уличных сценок показывают большое количество людей, явно довольных. Никто не суетится, никуда не спешат.
Затем мы заглянули вперед еще на пятьдесят лет. Все стало даже лучше: города уменьшаются, люди не так зависят от машин, больше травы, парков. Мир и покой стали обычными условиями жизни людей. Мы продолжали. Конечно, применяя такой «непрямой» метод, нельзя быть уверенным ни в чем, но было очень похоже, что все прекрасно. Мы представили информацию Совету, и он начал свое планирование. А затем случилось это.
— Что именно? — выдохнул Хастен, наклонившись вперед.
— Мы решили еще раз исследовать период, который уже один раз сфотографировали, и послали «ковш» на сто лет вперед. Он вернулся с полной катушкой. Наши специалисты проявили ее, и мы увидели…
Вуд умолк.
— Что?
— Все было иным. Произошли страшные изменения. Война… война и разрушения повсюду.
Вуд содрогнулся.
— Мы ужаснулись, сразу же послали «ковш» еще раз туда, чтобы быть абсолютно уверенными.
— И что же вы нашли на этот раз?
Кулаки Вуда сжались:
— Снова изменения, и к худшему! Руины, гигантские руины. Умирающие вокруг люди. Руины и смерть повсюду. Шлак. Конец войны, последняя фаза.
— Понимаю, — кивнул Хастен.
— И это еще не самое худшее! Мы передали сведения Совету. Он прекратил свою деятельность и созвал двухнедельную конференцию. Были отменены все указы и планы, сформированные на основе наших докладов. Лишь через месяц нас снова вызвали в Совет. Его члены хотели еще раз послать «ковш» в тот же самый период. Мы возражали, но они настаивали. Они утверждали, что хуже от этого не будет.
Поэтому мы снова послали «ковш»… Он вернулся, и мы прокрутили пленку. Хастен, есть вещи похуже войны. Вы не представляете, что мы увидели. Там вообще не было признаков человеческой жизни. Никого, ни единого человеческого существа!
— Все было разрушено?