Франси недовольно покачала головой, с нескрываемым осуждением посмотрела на Эрзая.
– Ты, Эрзай, не мужик. Столько воли бабе дал. И была бы баба как баба. А то ни переду ни заду. Наши девки и то справнее, и пышнее, и румянее.
– Ты, Франси, ничего не понимаешь, – обиделся Эрзай. – Меня сосватал его милость. Как я мог отказаться?
– Не выдумывай, – буркнула Франси. – Ты просто подъюбочник, и жена тобой вертит, как корова хвостом. Вот почему она не работает, как все?
– Она еще молода, – опустив голову, ответил Эрзай.
– Ага, как подставлять свой передок, так она уже взрослая. Все слышали, как она орет по ночам и стонет. А как работать, так молодая?
– Я не слышал, как она орет, – смеясь, произнес Антон.
– Это потому что вы в подвале спите, ваша милость. Вот что с ними делать, ваша милость? – спросила Франси.
– А что делать? – продолжая смеяться, переспросил Антон. – Завидовать будем Эрзаю.
– Вот еще! – возмущенно передернула плечами Франси. – Не мужик ты, Эрзай, – снова осуждающе повторила Франси. Она поджала губы и уже совсем другим, нежным, материнским взглядом посмотрела на Антона. – Все сделаю, ваша милость, как вы приказали. Только девка долго с Эрзаем не проживет, найдет себе мужа получше и побогаче.
– Не найдет, – усмехнулся Антон. – Она моя собственность. Передай ей и Зухре, что младшая должна работать, как все. Шить, ткать холсты и ковры. Иначе заберу от мужа и выдам замуж за свинаря. Будет жить вместе с ним в хлеву. – Антон подмигнул опешившему от таких слов Эрзаю. – Приведу твою жену в порядок, – шепнул Антон. – Если сам не можешь. Правда, Эрзай, неправильно, когда хвост всем телом вертит. Если не дает тебе, то бей ее кнутом и не бойся. Иначе ее выпорет Сильтак.
Торвал услышал сравнение с хвостом и стал хрюкать от накатившего смеха. Эрзай зло на него посмотрел.
Антон как ни в чем не бывало задумчиво произнес:
– Вот еще Торвалу жену найдем…
Шер поперхнулся и перестал смеяться.
– Зачем? – спросил он.
– А затем, что в мире должно быть каждой твари по паре.
– Так вы тоже один, – ответил шер.
– Ты что, милорда сравнил с тварью? – спросил Эрзай. Торвал, не зная, что сказать, захлопал глазами.
– Не надо меня женить, сэр Антей. Мне и так хорошо.
– Ладно, не буду. А ты не смейся над Эрзаем. Посмотрел бы я на тебя, если бы тебе досталась жена, как Вирпела.
Шер выпучил глаза.
– Упаси меня святой отец Шер, – ответил он.
– А это кто такой? – спросил Антон.
– Прародитель их, – буркнул Эрзай. – Так я пойду. Утром рано, как приказывали, тронусь в путь с пленным рыцарем. Возьму для охраны двоих стражников.
– Ага, иди, Эрзай, – кивнул Антон. – Я распоряжусь, чтобы тебе выделили двух бойцов.
– И я пойду, – встал из-за стола Торвал, – а то вы как выпьете, сэр Антей, так сразу таким становитесь…
– Каким таким? – Антон с улыбкой посмотрел на бордоволицего шера.
– Опасным. Вам бы всех женить и замуж выдать.
– Люблю, Торвал, делать людям добро. У нас говорят – делай добро да пускай его по ветру, и оно к тебе вернется.
– А у нас говорят сходить до ветру, это значит… Значит то самое. Что-то понимание добра, сэр Антей, у нас разное.
– Понимание добра действительно у нас разное, – согласился Антон, – ты, Торвал, просто не знаешь, где находится твое счастье. И еще у нас говорят, что против ветра, когда вышел «до ветру», мочиться не надо. А спорить с лордом – то же самое, что мочиться против ветра.
– Так-то, для людей добро, а я не люди, – ответил шер. – И вообще я пошел. Некогда мне тут с вами рассиживаться.
Он быстро засеменил к выходу. У порога его встретила Вирпела.
– Опять ты, дядька Торвал, напился. Сколько можно? Каждый день не просыхаешь. Я все тетке Франси расскажу, как вы с дядькой Флапием самогон в подвале варите и пьете.
– Молчи, детка, – зашептал шер. – Что ты такое говоришь? Хочешь моей смерти?
– Смерти, дядя Торвал, не хочу. Но не хочу, чтобы ты пил. Ты обещал больше не пить.
– Так это не в счет. Милорд вернулся, мы отмечали.
– Хватит отмечать, – сурово, приказным тоном произнесла крошка. – Пошли домой.
Шер понуро пошел следом за девочкой, а Антон, развеселясь, крикнул вслед:
– А она тебя на себе женит. Вот попомни мои слова, Торвал.
Все разошлись. За столом остался один Антон.
Он некоторое время сидел в одиночестве и снова позвал Франси.
– Франси, зайди…
– Чего хотели, милорд? – выглянула жена Флапия.
– Франси, а ты знаешь, что твой муж и Торвал тайно гонят самогон?
– Где? Не может быть!.. Аппарат только у меня, я сама делаю брагу и сама перегоняю… И ячмень у меня…
– Это все, конечно, замечательно, но Торвал, по-видимому, нашел применение меди и сделал второй перегонный аппарат. Пошли, покажешь мне подвал под казармами. Сдается мне, что именно там подпольная винокурня.
Франси нахмурилась.
– Вот почему этот старый козел не хотел пускать вас в подвал. Пошли, ваша милость. Я только светильник захвачу.
Она первой решительно направилась вон из столовой.
Они вошли в коридор, спустились на первый этаж, прошли мимо запасного выхода из казармы и, свернув по неширокой, захламленной лестнице, спустились вниз.
Антон удивленно произнес:
– Я думал, что это вход в кладовую для продуктов.
– Так и есть, милорд. Налево дверь в кладовую, где я храню масло фелиссы, а ниже – подвал под казармой. Раньше тут стоял большой каменный замок, но его сожгли и разрушили. Остались подвалы и донжон. Дед Робарта выстроил то, что есть сейчас.
– А кто разрушил?
– Да кто это знает, милорд. Давно это было…
Спустились еще ниже и оказались у небольшой дверки. Франси ногой толкнула ее, и она открылась.
В коридоре горел магический светильник.
– Так вот где запасной светильник! – Франси хлопнула себя по бедрам и возмущено произнесла: – Ах ты ж негодник! Украл и спрятал. – Она выхватила светящийся кристалл из держателя и прошла дальше. Открыла еще одну дверку, и Антон увидел чистое подземелье с бочками, оплетенными паутиной. В углу стояла кирпичная печь с углями, и на ней медный самогонный аппарат а-ля аламбик.
– Ох ты ж мать… – непроизвольно вырвалось у Франси. – А мне негодник сказал, что бочки под фелиссу сгнили. А их тут не меньше трех десятков. Вот же старый негодник, – сокрушенно повторила она. – И смотрите, кадка с холодной водой… Кто ж им воду таскает?
Рядом с печью стояла еще одна бочка, закрытая крышкой. Антон сунул нос, поморщился и быстро отстранился.
– Что за дрянь? – спросил он. Франси тоже понюхала содержимое и махнула рукой, отгоняя вонь.
– Из ягод желтого болотника брагу ставят, – пояснила она. – Потому такая вонючая. Кто только собирает?..
– А я знаю кто, – ответил, смеясь, Антон. – Грек и аптекарь.
– А как вы узнали? – опешила Франси.
– Дедукция, Франси. Флапий гонит. Самогонное оборудование сделал Торвал, он и воду меняет. А ягоды кто-то должен поставлять. Ячмень у тебя, Флапий до него не доберется. Если начнет таскать мешками и солод делать, ты заметишь. А ягод в горах и на болоте пруд пруди. Заплатили детишкам, они и нарвали. Зачем только им самогон?
– Ясно зачем – я не даю пить, вот и решили сами гнать. Дурни. Знали бы еще, как гнать. Как правильно сбраживать, как двойную перегонку делать… Там головы надо отбирать и хвосты…
– Головы, хвосты? – Антон снова заглянул в бочку. – Тут что, кто-то головастый и хвостатый плавает?
– Нет, милорд, головы это легкие летучие пары яда. А хвосты – тяжелые пары яда… Что делать будем, милорд?
Антон пожал плечами.
– Не знаю. Переводи пленных и закрывай тут. Аппарат изымем, как доказательства незаконного самогоноварения. Торвалу выдать галлон твоей самогонки. Эту брагу перегнать и пустить на медицинские цели.
– Как складно вы говорите, ваша милость, – умилилась Франси, – ну словно квартальный центурион. Что с Флапием делать?
– Ты сама решишь, как его наказать. Пошли, посмотрим, как готовят комнату дамам.
– Да уже приготовили, ваша милость. Дамы… – тут Франси скривилась, – помыли свои мандалайки и ждут вас.
Антон расхохотался.
– Мандалайки? Ха-ха. Тебе эти женщины не нравятся?
– Мне не нравится девка. Слишком красивая и хитрая. Это не та жена, которая вам нужна, ваша милость. Вы уж простите за откровенность. Она будет пользоваться своим даром и вертеть мужчиной, как жена Эрзая вертит своим мужем.
– А ее мать? – спросил Антон.
– Арзума – женщина хорошая, верная, но для вас старовата. Как женщина, что будет разделять с вами ложе, – лучше всех, кто тут есть. И мне помощница… А жену вы себе еще найдете. Лучше имперку, она вам подойдет. Из благородных.
– А Торвал говорил, – засмеялся Антон, – что первую жену нужно брать джудаистку…
– Можно, ваша милость, не прогадаете. Хороший выбор для обеспеченной жизни, но таких дам не принимает светское общество. А вы аристократ… Не спешите жениться, ваша милость. Вот лет так в сорок можно задуматься о женитьбе – и опыта наберетесь, и женщин получше узнаете…
Их разговор прервал шум в коридоре. Послышался грохот падающего тела, затем ругань.
– Торвал, чтобы ты не пил никогда. Зачем ты спрятал светильник?
– Ой… Я не прятал, Флапий. Ты бы прибрал в коридоре. Тут хлама много.
– Это для отвода глаз Франси, Торвал. Если ты не брал, то куда он делся тогда?
– Откуда мне знать? Ты последний сюда заходил.
– Я не был последним. Ой-ей-ей…
– Что случилось, старый?
– В дверь не попал… Где она, проклятая?
– Кто, светильник?
– Дверь… После меня сюда заходил Аристофан, он ягоды принес.
– А кто бражку ставил?
– Я ставил.
– Тогда ты был тут последним.
– Но я не брал светильник.
Франси живо сунула светильники себе за пазуху, и подвал погрузился в непроглядную тьму.
Дверь со скрипом отворилась.
– Как темно, – прозвучал голос Флапия, – словно у шера в жопе, хе-хе, – скрипуче рассмеялся Флапий.