– Ну, муж должен соглашаться с женой и говорить всегда да, – ответил Антон. – Значит, муж отдал свою власть жене, и значит, у них матриархат.
– А при чем тут шеры? – обиженно спросил Торвал.
– Ну не знаю, – Антон сделал вид, что задумался. – У тебя в кузнице Вирпела командует. Вот я и подумал…
– Неправильно вы подумали, ваша милость, – еще сильнее обиделся Торвал. И оглядел сидящих за столом людей. – У нас все как у людей, – пояснил он.
– Так вы не люди, – отозвался Антон. – Как так?
– А вот так, отстань, – разозлился Торвал и встал. – Пойду я. А то мне унитазы еще делать, – язвительно произнес он и, топая сапогами, ушел.
Все заулыбались. Знали, что в кузнице правит девочка, и Торвал ее во всем слушается.
– А кто это вообще? – спросил Антон. – Что за народ джудиосы?
Аристофан удивленно посмотрел на Антона.
– Вы жили недалеко от них, ваша милость. Сармиты кочуют до Средиземноморья…
– Может, они у нас по-другому называются, – нашелся Антон и мысленно обругал себя за любопытство.
– Это народ, живущий на юго-востоке империи. У них свое королевство. Торговый, проворный народ, но жадный. Их не любят за скупость и поклонение серебру. У них свой бог, они в него тайно верят и тайно ему поклоняются. Все знают, что они верят в единого бога, но поймать и доказать не могут.
– Как можно поклоняться богу и серебру? – спросил Антон. – Это не один и тот же бог, Мамона?
– Они имя бога не называют, – ответил многознающий Аристофан. – Говорят «бог милостивый», «бог-создатель», «бог наказующий» и все в таком роде. Но считается, что главная ценность для них это серебро и золото.
– Ну, золото и серебро и для нас много значат, – ответил Антон, – только мы еще добавляем к презренному драгоценному металлу честь и благородство, которые не продаются. Думаю, благородное сословие для того и создано и существует, чтобы не допустить таким, как джудиосы, захватить с помощью злата и серебра власть над людьми. А если это случится, то пойдут демократии, олигархат и падение человеческих нравов. Странами начнут править не короли, а выборные жулики. Дерьмо, оно всегда наверх всплывает. Хотя со стороны кажется, что это сливки.
– Мудрые слова, милорд, – умилился Флапий. – Дай волю такому господину, как Аль Велвел, так он всех до нитки оберет и кланяться себе заставит. А сам-то пустое место без своего золота. Ни знатного роду, ни благородства. Скольких он сквайров обобрал, – Флапий огорченно покачал головой. – И батюшку вашего не пожалел, обдирал, как волк овцу. Таких топить надо…
– Нет, Флапий, – не согласился Антон. – В стране всякие люди нужны – и работники, и крестьяне, и купцы, и менялы. Но всех нужнее служивое, благородное сословие, что защищает страну. Я считаю, что управлять страной должен тот, кто ее защищает. И для страны горе, когда неблагородный человек становится ее правителем. Слишком много несправедливости тогда появляется в мире. Главное, чтобы каждый оставался на своем месте. Если ты крестьянин, то паши и сей. Купец – торгуй и привози товары, ремесленник – делай предметы. Ученый – передавай и умножай знания. Целитель – исцеляй. Только не лезь с помощью хитрости и денег наверх. Деньги дают большую власть из-за продажности тех, кто принимает решения. И благородный человек стоит преградой для богатых жуликов. И слава Закату, что мы есть.
Аристофан с задумчивым видом посмотрел на Антона. Опустил глаза и произнес:
– Может быть, в ваших словах, милорд, и есть какая-то доля истины, но цивилизация зародилась на берегах Эгейского моря, и тогда в городах-полисах развивалась именно демократия…
– Я понимаю, о чем ты, – перебил Аристофана Антон. – Но там была совсем другая демократия, какую могут насадить подобные тому же Аль Велвелу. У полисов была военная демократия. Демократия мужчин, которые служили в армии полисов, только они имели право участвовать в выборах. Женщины, рабы и неслуживые сословия в выборах не участвовали. Поэтому из служивых людей выросли династии королей. Это называется эволюция.
– Вы много знаете, милорд, хотя и не все и разрозненно, – ответил ощетинившийся в споре Аристофан и воинственно бросился отстаивать свою точку зрения. – Тех, кого на собраниях граждан выбирали править в полисах, называли тиранами. И они с помощью своей гвардии впоследствии силой захватили власть в полисах…
– Все это так, Аристофан, но это случилось, когда начался упадок городов-полисов. Когда полисы стали атаковать дикие народы и города не могли выстоять против них. Это уже совсем другие условия. И они требовали другой формы правления. Нужно было для выживания сосредоточить абсолютную власть в одних руках. А пришли к упадку города, по моему мнению, из-за демократий.
– Странно слышать, милорд, от вас такие речи. Если уж говорить об истории, то именно в полисах развивались науки и искусства. Ученые, поэты – это все результат свобод граждан. А сейчас что? Считайте, наступили темные века. Цивилизация отброшена на сотни лет назад. Нет развития наук, искусств, нет открытий. Никому это не нужно, потому что правителям не нужны ученые. Им нужны воины, крестьяне и деньги. Возможности развиваться наукам и распространяться знаниям попраны грубой силой. Многие благородные рыцари ни читать, ни писать не умеют, простите, господа, – извинился Аристофан перед сидящими с открытыми ртами рыцарями. Этот диспут застал их врасплох.
– А зачем мне читать и писать? – спросил сэр Жимайло. – Я, конечно, могу прочитать и написать письмо. Только кому? И для чего? От меня лорду нужно только воинское искусство и преданность, остальное не требуется. Разве без чтения и письма я стал менее благородным? Благородство у меня в крови, от пяти поколений благородных предков.
– Вот! – Аристофан поднял палец, потряс им в воздухе и запальчиво ткнул пальцем в рыцаря. – И вы это называете благородством? Необразованность и узкий кругозор – это суть аристократизма в нынешних временах. Аристократизм всегда противостоит демократизму. Он тормоз прогрессу.
– Все верно, – спокойно ответил Антон и поднял руку, чтобы успокоить возмущенно загудевших рыцарей. – Главное в ваших словах – это «в нынешних временах». Когда город-полис или страна живут спокойно и безопасно, иногда сражаются друг с другом за спорные излишки земли, это одно. А когда вокруг много враждебных воинственных соседей, то вопрос стоит не о науке, а о выживании. И тут главное не знание географии, а умение держать меч. Дикари оказались сильнее городов-полисов, хотя не знали ни математики, ни геометрии и не пели в театрах. Они понимали, что, объединившись, они смогут пограбить богатые города греков. А полисы не смогли объединиться для отпора, потому что не пришли к согласию об условиях объединения. Им помешала демократическая форма правления. Говорили много, делали мало. А вожди дикарей совета у племени не спрашивали – собрались, решили и атаковали. Из этих племен образовалась империя, которая переняла лучшее от греческой культуры и разрослась, но и там появились императоры, а не республика.
– Вначале была республика, – тут же вставил свое слово Аристофан.
– Да, – согласился Антон, – но потом империя пришла к логической форме правления. Для ее устойчивости нужен был тиран и вертикаль власти. Император, прокураторы областей, префекты районов, сенат, выбранный из аристократических семей, бывших вождей и легионы. Где в этой вертикали власти место простолюдинам? – спросил Антон. – И где сейчас слава греческих городов-полисов? Она как роса на траве. Взошло светило, и роса испарилась. А место простолюдинов в конце – в армии.
Снова первым не выдержал Флапий.
– Вот так дела… – протянул он. – Я думал, вы дурень, ваша милость. Замок расстраиваете, театр организовали, одно слово – баловство и напрасная трата денег. А вы вон оно как… не совсем, так сказать, того… Как хитро грека своей ученостью за пояс заткнули, ну прямо чудеса…
– Флапий! – испуганно вскрикнула Франси и треснула мужа рукой по голове. – Пошел отсюда, пока тебя не повесили на воротах!
Флапий ойкнул:
– Ой! А я что? Я ничего, хотел сказать, какой милорд у нас умный и головастый… Э-э-э, не то что папенька. Он…
– Иди отсюда! – почти проревела Франси, и Флапий тут же сорвался с места. Словно молодой бегун, который почувствовал за спиной смерть с косой, стартанул с места и мгновенно исчез за дверями. Следом за ним из-под стола выскочил Патрон с костью в зубах. Но вот он выскочить не успел и получил дверью по носу. Уронил кость, обиженно взвизгнул и снова спрятался под стол.
– Франси, – смеясь, проговорил Антон. – Флапий больше за общим столом не сидит. Не умеет себя вести. Я дал ему слишком много вольностей.
– Я вас услышала, милорд, – с облегчением ответила женщина. – Вы его не повесите?
– Нет, Франси, он этого не заслужил. Разве он виноват, что с возрастом поглупел вместе с моим отцом. Как говорят: с кем поведешься, от того и наберешься.
– Это где вы такое, милорд, слышали? – спросил сэр Жимайло.
– Где надо, – ответил Антон, и рыцари многозначительно переглянулись. Аристофан, пользуясь установившейся тишиной за столом, робко спросил:
– А мне можно не сидеть за вашим столом, милорд?
– Можно, Аристофан…
– А мне? – тут же поднял руку, как на уроке, Эрзай. Антон кивнул. Он понимал, что с появлением рыцарей слуги стали чувствовать себя за столом скованно. Им каждый раз с трудом давалось сидение, и взгляды, которые они ловили на себе со стороны рыцарей, красноречиво говорили, что они думают об этом. Но если милорд так захотел, то они принимают это.
– Хорошо, Эрзай. Я прикажу тебе, Аристофану и Флапию накрывать отдельный стол. Франси, распорядись… А ты, Франси, будешь сидеть с нами.
Женщина опустила голову и кивнула. Арзума и Шамина участия в разговоре не принимали.
– Ваша милость, я буду столоваться со слугами, – ответил Эрзай, – с женой.
– И я, – тут же подхватил Аристофан.
Антон кивнул.
– Торвал? – Он посмотрел на безмятежно сидящего шера. – А ты где будешь столоваться?