Молотов. Наше дело правое [Книга 1] — страница 100 из 109

[1277]. Объяснение этому решению Сталин в послании остальным членам Политбюро дал скорее бюрократическое[1278]. Но оно не было таковым. Власть концентрировалась в руках узкого круга руководителей, как она сконцентрируется после начала войны в Государственном Комитете Обороны и в Ставке. 21 апреля аж на трех полосах газет была опубликована вторая часть доклада Молотова на февральско-мартовском пленуме.

27 апреля следует еще более многозначительное подтверждение озабоченности ПБ: создается Комитет Обороны СССР при Совнаркоме, который заменил существовавший с ленинских времен Совет труда и обороны СССР и молотовскую Комиссию по обороне. Уотсон обратил внимание на то, что решение ЦИКа об упразднении СТО не было опубликовано ни в прессе, ни в Собрании законов СССР[1279], что само по себе беспрецедентно и свидетельствовало о чрезвычайности принимавшихся тогда решений. Председателем Комитета Обороны назначался Молотов, в ее состав вошли также Сталин, Каганович, Ворошилов, Чубарь, Рухимович, Межлаук. По сравнению с прежней Комиссией по обороне новый Комитет Обороны имел заметно больший аппарат, который готовил к рассмотрению вопросы мобилизационного развертывания и вооружения армии, подготовки народного хозяйства к мобилизации[1280]. С апреля 1937 года управление стало осуществляться по принципам военного времени, хотя сама страна об этом еще не знала. Какие для этого были основания? Внутри страны, без сомнения, то, что в Кремле сочли заговором военных.

…Молотов говорил: «Я считаю Тухачевского. очень опасным военным заговорщиком, которого в последний момент только поймали. Если бы не поймали, было бы очень опасно. Он наиболее авторитетный. Участвовал ли каждый из обвиненных и расстрелянных в том заговоре, который готовил Тухачевский? Я не сомневаюсь, что некоторые из них участвовали, некоторые могли попасть ошибочно. Или сочувствовали. Но что касается Тухачевского и наличия у него группы военных, связанных с троцкистами, правыми, готовящими заговор, тут сомнений нет»[1281].

Существует широко распространенная версия о том, что репрессии против военных были результатом германской провокации. Ее полностью подтверждал, например, глава немецкой разведки Вальтер Шелленберг[1282]. Бенеш в своих мемуарах писал о предупреждении, сделанном им Сталину в середине января 1937 года о заговоре во главе с Тухачевским[1283]. Молотов, человек не менее информированный, эту версию не подтверждал: «Дело в том, что мы без Бенеша знали о заговоре, нам даже была известна дата переворота»[1284].

28 апреля Волович рассказывает о заговоре Ягоды — Тухачевского. 30 апреля задержан и Петерсон, который в тот же день признал свое участие в «кремлевском деле» и назвал соучастников: Енукидзе, Тухачевский, Корк, Путна[1285]. На первомайском параде Ворошилов в первый и последний раз демонстративно стоял на трибуне с личным оружием. 2 мая арестовывают командующего Уральским военным округом Горбачева, ранее служившего заместителем командующего МВО Корка. 3 мая арестован комбриг запаса Медведев, 8 мая он признал свое участие в троцкистской организации, возглавляемой Фельдманом. А затем назвал и других — Тухачевского, как «возможного кандидата в диктаторы», Якира, Пугну, Примакова и Корка[1286].

10 мая Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Ежов, Чубарь и Микоян принимают решения о превентивных мерах. 11 мая газеты сообщают о создании при командующих военными округами военных советов (ограничение единоначалия командующих), восстановлении института комиссаров, начиная с полков и выше, и одновременно о серьезной перетасовке, смысл которой — спутать карты заговорщиков. Якир из Киева передвигается на Ленинградский округ, Федько из Приморья — на Киевский, Дыбенко — из Приволжского на Сибирский. Тухачевский освобождается от должности замнаркома и отправляется на место Дыбенко, а его должность получает командовавший войсками Ленинградского округа Шапошников[1287].12 мая арестован Корк, 15 мая — комкор Фельдман. 13 мая Тухачевский просит Сталина о встрече, и такая встреча состоялась. Сталин объяснил, что причина перевода связана с информацией о наличии в окружении маршала лиц, обвиняемых в шпионаже. В тот же день умерла Екатерина Георгиевна — мама Сталина. Он на похороны не едет. Ситуация в Москве напряжена настолько, что он считает опасным покидать столицу хоть на несколько дней[1288].

16 мая начал давать показания Корк: военная организация правых (Путна, Примаков, Туровский) была частью широкой организации, в которую его вовлек Енукидзе. Основной задачей группы был переворот в Кремле, в штаб переворота входили Корк, Тухачевский и Путна. 19 мая Ягода, подтверждая «кремлевский заговор» во главе с Енукидзе и Караханом, назвал группу военных в качестве участников заговора — Корк, Горбачев, Примаков, Путна, Шмидт[1289]. Показания дает Фельдман: в организацию его вовлек Тухачевский, называет имена сорока командиров и политработников, в том числе Шапошникова, Гамарника, Дыбенко. Ежов каждый день докладывает лично Сталину, с материалами следствия знакомятся еще Молотов, Каганович и Ворошилов. После показаний Корка и Фельдмана о подготовке на днях военного переворота они дают санкцию на арест Тухачевского[1290].

22 мая арестовывают Тухачевского и комкора Эйдемана. Первый крупный снаряд упал в ближайшее окружение Молотова: полетела голова его заместителя — Рудзутака. 24 мая принимается постановление Политбюро об исключении из партии Рудзутака и Тухачевского и передаче их дел в НКВД[1291]. Тухачевский 25 мая доставлен в Москву. 26-го после очных ставок с Примаковым, Путной и Фельдманом, знакомства с показаниями он пишет Ежову, что признает «наличие антисоветского военно-троцкистского заговора» и то, что он был во главе его[1292]. К 1 июня Тухачевский напишет обширные признательные показания. Вряд ли Тухачевского, получившего в годы Гражданской войны пять орденов за личное мужество, можно было так быстро чем-то запугать. Он полностью признается в заговоре, но будет отрицать обвинения в шпионаже. 28 мая под арестом оказывается командарм 1-го ранга и кандидат в члены ЦКУборевич.

С 1 июня в течение четырех дней проходило расширенное заседание Военного совета при наркоме обороны, в котором принимал участие и Молотов. У каждого из 120 высших военных при входе в здание на улице Фрунзе (ныне — Знаменка) отбирали оружие и вручали синюю папку с показаниями их недавних коллег. Сталин начал без обиняков:

— Товарищи, в том, что военно-политический заговор существовал против Советской власти, теперь, я надеюсь, никто не сомневается.

Политическими руководителями заговора он назвал Троцкого, Бухарина, Рыкова. «К ним я отношу также Рудзутака, который тоже стоял во главе и очень хитро работал, путал все, а всего-навсего оказался немецким шпионом. Карахан. Енукидзе. Дальше идут: Ягода, Тухачевский — по военной линии, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Гамарник — 13 человек…» И затем прозвучала ключевая фраза:

— Хотели из СССР сделать вторую Испанию[1293].

Каждый в Советском Союзе знал, что такое Испания: сочетание внешней интервенции с пятой колонной. 11 июня на закрытом заседании Специального судебного присутствия во главе с Ульрихом подсудимые подтвердили признательные показания, которые давали на следствии. 13 июня читатели узнали из газет о приведении в исполнение смертного приговора в отношении всех обвиняемых. Это стало и новостью номер один в мире. Первым о подтасованности процесса заявил Троцкий. Все осужденные служили под его руководством, многие были его единомышленниками, а потому удостоились самых высоких оценок. Версия самого Троцкого выглядела так: «Весьма возможно, что в этих кругах выдвигали на место Ворошилова кандидатуру Тухачевского»[1294]. Эта версия была с готовностью подхвачена западной прессой, не было ни одной газеты, которая верила бы в обоснованность обвинения.

В СССР же новость о расстреле военных пожила три-четыре дня, когда шли митинги под лозунгами «Смерть шпионам и изменникам Родины». После этого внимание общественности было переключено на поддержку Займа обороны СССР, съезд архитекторов, перелет Чкалова, Белякова и Байдукова через Северный полюс в Америку, а также выборы в парторганизациях, обозначившие первые жертвы чистки партийного руководства. 4 июня потерял работу председатель Дальневосточного крайисполкома Крутов, получивший на областной партконференции 21 голос «за» при 428 «против».

Пленум ЦК открылся 23 июня информацией Ежова о проведенной его ведомством работе, после чего были единогласно приняты решения о выводе ряда коллег из состава ЦК. Из 120 членов, состоявших в нем на 1 мая, потеряли свои посты 36 человек. Юрий Жуков подметил, что никто из них ранее не примыкал ни к каким оппозициям. Но обращало внимание «слишком уж явное пересечение судеб этих партийных и советских работников в годы Гражданской войны с теми военачальниками, которые оказались на скамье подсудимых 11 июня»[1295]. Однако в центре внимания пленума оказались вопросы… сельского хозяйства и выборов. С докладами выступили нарком земледелия Чернов, рассказавший о ведении правильных севооборотов и улучшении работы машинно-тракторных станций, а также Яковлев с новыми идеями об улучшении качества семян зерновых культур. Основной для пленума доклад — о новом избирательном законе — в исполнении того же Яковлева прозвучал 27 июня. В нем говорилось о нормах, подтверждающих включение в избирательный бюллетень всех кандидатов в Верховный Совет, выдвинутых общественными организациями, и альтернативность выборов. Молотов открывал прения и сделал упор на проблемах усиления роли Советов и новых требований кадровой политики. Назвав фамилии нескольких проваливших работу по реализации постановления о защите материнства, строительству детских садов и яслей руководителей, исключенных из ЦК Каминского и Сулимова, Молотов сделал далекоидущий вывод: