[247]. В январе 1919 года в связи с угрозой со стороны войск Юденича по подобию ленинского Совета труда и обороны (СТО) был создан Комитет рабочей обороны Северной области. Молотов руководил в нем «подготовкой и производством материально-технических сил для обороны». Главной продукцией в городе стали артиллерийские орудия, порох, патроны, шинели, гимнастерки, шанцевый инструмент и инженерное оборудование. А на Ижорском заводе выпустили три бронепоезда. Белогвардейцы военное производство так и не наладили.
Во-вторых, продолжились реформы, генерируемые Лариным. В системе Совнархозов началось создание отраслевых трестов. Их горизонтальными органами выступали главки — Главсоль, Главбум, Главуголь, число которых к моменту превращения ВСНХ в Госплан в 1921 году достигнет сорока двух. В Петрограде система трестов тоже появилась, но выглядела не такой громоздкой. В декабре Молотов отчитывался: «Трестов у нас, вполне организованных, пока три: объединение металлистов, текстильной промышленности и бумажного производства»[248].
В-третьих, были предприняты первые попытки организации планового хозяйства. Для Молотова эта идея была весьма близка. «Рынок, слепая игра случая и наживы, темные делишки спекулянтов и жадные костяшки счетов капиталистов — вот что направляло производство, вот что заставляло рабочих делать то или другое, выбрасывать кучами продукты на рынок! Власть рабочих и должна поставить основной своей задачей в экономической области устранение этого коренного и разъедающего зла капиталистического строя»[249]. Первым опытом планирования стали попытки выработки производственных программ секцией СНХ СР по металлу на сентябрь — декабрь 1918 года»[250].
В-четвертых, после наступления на частную торговлю в Москве и Петрограде было легализовано «полуторапуд-ничество»: крестьяне получили право привозить в города и продавать по рыночным ценам до полутора пудов зерна. Это позволило избежать массового голода очень холодной зимой 1918/19 года, когда угроза его была абсолютно реальной. Ленин фактически признал, что политика комбедов и продовольственной диктатуры потерпела провал. 11 декабря был издан декрет Совнаркома «О продовольственной разверстке», при которой конфискация всех излишков заменялась нормой зерна, подлежащей сдаче. Определенность государственных требований оказалась шагом вперед в налаживании отношений с крестьянством. Однако о взаимопонимании речи не шло, поскольку крестьяне по-прежнему трактовали дарованную им революцией волю как свободу от каких-либо обязательств перед государством.
Нехватка продовольствия по-прежнему давала о себе знать, в том числе и вспышками протеста на фабриках и заводах Петрограда. 15 марта 1919 года заседание ПК РКП(б), рассмотревшее положение на предприятиях Невского района и на Путиловском заводе, закончилось принятием решения: «Ввиду агитации, ведущейся левыми эсерами, занять завод отрядом из кронштадтцев-матросов, прибавив 200 коммунаров из районов. Пропускать на завод только рабочих и служащих, которые согласились стать на работу. Паек и жалованье выдавать только работающим, посторонних не пропускать»[251]. Это было последнее заседание ПК, на котором присутствовал Молотов. Вскоре после него он отправился в Москву — на VIII съезд партии.
Съезд был бурным. Ленин выступал восемь раз, отбиваясь от атак с самых разных сторон. Молотов был свидетелем, но не участником агрессивной и на редкость бессмысленной полемики Бухарина с Лениным по проекту новой партийной программы. Бухарин доказывал, что в ней не надо давать характеристику простого товарного производства, а право на самоопределение признать только за национальным пролетариатом, но не за нацией в целом. Ленин и его сторонники долго убеждали делегатов в обратном. Во весь голос заявила о себе «военная оппозиция» — Смирнов, Сафаров, Пятаков, — выступавшая против опоры на военспецов. На съезде впервые зазвучала тема бюрократического перерождения партии — в исполнении Осинского и председателя Московского губисполкома Сапронова, которые оформят группу сторонников «демократического централизма» (децистов). Поскольку внутрипартийная демократия в условиях диктатуры пролетариата была чем-то из области политического и народного фольклора, критика бюрократических извращений с тех пор прочно вошла в арсенал любых внутрипартийных оппозиционеров, а также противников большевиков.
Молотов голосовал вместе с Лениным и взял слово лишь однажды, чтобы внести конкретное предложение:
— Насколько мне известно, кадетская партия, партия меньшевиков и эсеров и ряд других, когда они были легализованы, имели для обсуждения организационных вопросов особый орган, так называемые «Партийные известия». В этом смысле < следует > создать специальный партийный орган по типу двухнедельного или еженедельного журнала, посвященный специально обсуждению вопросов партийного строительства[252].
Эта инициатива отразилась соответствующей записью в Программе РКП (б): «Центральному комитету поручается наладить еженедельное издание “Известия ЦК”, посвященные целиком партийной жизни»[253].
Весьма существенным решением съезда, на котором много говорилось о внутрипартийной демократии, стало создание Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК. К ним вскоре и перейдут все рычаги партийного и государственного управления. В Политбюро вошли Ленин, Каменев, Крестинский, Сталин и Троцкий, кандидатами стали Бухарин, Зиновьев и Калинин. Оргбюро составили Крестинский, Сталин, Серебряков и Стасова.
Вернувшись с VIII съезда в Петроград, Молотов почти сразу же оказался в больнице. Слово Батраку: «В марте 1919 года тов. Молотов тяжко заболел сыпным тифом и пролежал несколько недель в больнице. Лечил его профессор Кондратович. Когда прошла высокая температура и начал понемногу поправляться, он очень сильно затосковал по работе, по товарищам. Когда навещали его товарищи, он жадно забрасывал их вопросами, что делается вокруг на белом свете. Говорил, что никакой тиф не сладит с ним, а вот помереть от тоски, наверное, можно»[254].
По выздоровлении Молотов уже не вернулся на прежнюю работу. Причиной этого и он, и его биографы единодушно называли конфликт с Зиновьевым. «Болезнь выбила тов. Молотова из нормальной колеи, — пишет Батрак. — Кроме того, отношения с Зиновьевым, который в это время стоял во главе партийно-советской работы в Петрограде, были очень натянутыми. У тов. Молотова, естественно, возникла мысль переменить работу, а у Зиновьева — избавиться от неспокойного человека. Молотов был направлен в распоряжение Центрального Комитета и весной 1919 года очутился в Москве»[255].
Человек из Центра
Это была инициатива Ленина. После того как войска чехословаков и Колчака были отброшены за Волгу и за Урал, на очищенных территориях начали устанавливать большевистскую власть. Было решено назначить уполномоченного РКП (б) и ВЦИКа по работе в Поволжье, который должен был на корабле пройти по Волге и Каме, агитируя там за советские порядки, а где надо — и утверждая их. Таким уполномоченным и политкомиссаром агитпарохода «Красная Звезда» и был назначен Молотов.
Пока пароход, в дореволюционном девичестве носивший название «Антон Чехов» и предназначавшийся для волжских прогулок царской семьи, готовился в путь в одном из нижегородских затонов, Молотов отъехал в Киев. Там под украинским солнцем он намеревался немного прийти в себя после болезни. Остановившись у своего товарища по политеху и «Правде» Лебедева, с помощью почты и телеграфа подбирал кадры для агитпарохода, решал вопросы материально-технического снабжения.
Ленин проявлял настолько большую заинтересованность в успехе экспедиции, что решил делегировать на Волгу самое дорогое — собственную супругу, которая стала представителем Наркомата просвещения на пароходе. Правда, есть мнение, что на самом деле Крупская решила на время сбежать от мужа[256]. Остальной агитсостав Молотов формировал сам с помощью других наркоматов, каждый из которых делегировал своих представителей. При подготовке и проведении экспедиции Вячеслав Михайлович проявил фантастический педантизм. Он лично написал детальнейшие инструкции (сохранились в архиве) всем участникам процесса: самому себе, коменданту, помощнику коменданта, заведующим пароходно-технической частью, книжным складом, хозяйством, информационно-справочным столом. Кроме того, были подготовлены специальные инструкции по внутреннему распорядку и по счетоводству. С каждым из будущих коллег, включая краснофлотцев и охрану, Молотов проводил собеседования и инструктаж.
Отъезжали из Москвы вечером 27 июня. Батрак оставил зарисовку: «На Курском вокзале, обычная в годы Гражданской войны, происходила суматоха. Шумели и толкались с винтовками за плечами красноармейцы, лезли напролом мешочники, носильщиков почти не было. Поэтому отъезжавшие на пароходе во главе с тов. Молотовым сами таскали и грузили свои вещи. За суматохой даже не заметили, как на перроне появился Владимир Ильич. Его первая заметила Надежда Константиновна. Подошла к нему и стали разговаривать. Ильич с улыбкой поглядывал на хлопотню у вагона отъезжавших москвичей. Вскоре и посторонняя публика заметила Владимира Ильича. Среди нее начался шепот, потом вполголоса, наконец, вокруг Владимира Ильича образовался полукруг из посторонней публики. В это время к Владимиру Ильичу и Надежде Константиновне подошел тов. Молотов, поздоровался с Ильичом и вступил с ним в беседу. Публика с жадным любопытством всматривалась в трех необычных на вокзале собеседников.