В Нижнем Новгороде Молотову выделили апартаменты — комнату с прихожей. Как рассказывал его большой друг с того времени писатель Сергей Малашкин, комнату отмечало отсутствие какой-либо мебели, кроме кровати. Губисполком размещался в Кремле, в бывшей резиденции губернатора, переименованной в Дворец Свободы. Нельзя сказать, что местное начальство встретило Молотова с распростертыми объятиями. Скорее наоборот. Через год он поделится своими ощущениями с Анастасом Микояном, который сменит его в Нижнем: «Там крупная партийная организация, в основном состоящая из рабочих. Почти все члены губкома — дореволюционные коммунисты, тоже из рабочих. Но обстановка сложная, резко проявляются местнические настроения: работников из других губерний принимать не желают. Среди партийцев немало случаев морального разложения, злоупотребления спиртными напитками, несмотря на “сухой закон”»[271]. Еще более откровенен Батрак: «Собутыльничество, кумовство были в полном ходу. Понятно, как должны были встретить тов. Молотова, человека свободного от местных традиций. Сперва к нему присматривались в надежде, что он превратится в “своего человека”. Когда почувствовали с первых же шагов его работы, что это напрасные надежды, началась глухая упорная борьба»[272].
В таких «товарищеских» условиях Молотов приступил к работе. Его набросок к первому отчету о деятельности губисполкома дает некоторое представление об основных приоритетах. «Первые месяцы проходили под знаком усиления белогвардейского наступления на Советскую Россию; в Нижегородской губернии усилились дезертирство и бандитизм — в результате введено было военное положение; контрреволюция не могла укрепиться в Нижнем. Организационные задачи, стоявшие перед губкомом — перевод советских учреждений на боевую ногу: сокращение коллегиальности, штатов, усиление ответственности, работа в сроки. Практические задачи: продовольствие, топливо, эпидемии, разгрузки, трудовые повинности»[273].
Основные принципы организации советской работы Молотов изложил в докладе на VIII губернской партконференции 17 января 1920 года. Опираясь на решения VII Всероссийского съезда Советов, который определил, что советский строй проводит волю трудящихся, постепенно вовлекая население в работу по управлению государством через их участие в формировании и работе Советов, Молотов доказывал, что в перспективе это должно привести к уничтожению самой государственной машины с ее чиновничеством. Пока же требовалось единство в работе всех советских органов, для чего все Советы — сельские или рабочие фабрично-заводские — были подчинены единому центру. По докладу Молотова было принято им же написанное постановление: «Ввести боевую систему работы во всех сов. отделах, применяя ее как для быстроты принятия решений, так и для быстроты и точности проведения в жизнь, вводя вместе с тем принцип строгой ответственности за выполнение порученного дела по отношению ко всем советским работникам. Проводить в жизнь во всех практических органах советов сокращение коллегиальности»[274].
Изъятие зерна по продразверстке было осуществлено в еще больших масштабах, чем это удалось сделать продотрядам. Молотов писал: «Прошедшие месяцы хлебной кампании дали больше, чем вся прошлая хлебная кампания в целом, чтобы уяснить рост требований к земледельческому населению за это время. К тому же порядок авансовой разверстки по десятинам затронул не только вполне обеспеченные хлебом слои, но и тех, кому в будущем продовольственные органы сами должны будут оказать продовольственную помощь»[275].
Тяжелым бременем на население, в первую голову — тех же крестьян, ложились и повинности, связанные с заготовкой топлива. «Мы перешли в силу необходимости к широкому применению трудовой и гужевой повинности. В местах заготовок и перевозок дров, что захватывает большинство уездов Нижегородской губернии, требование на рабочую силу и перевозочные средства могли быть удовлетворены только в порядке повинности. Сезонность работы не давала отсрочки»[276]. Трудовая и иные повинности широко применялись и для разгрузки судов.
К концу зимы ситуация для большевиков, как казалось, стала поправляться. Западные страны, опасаясь разложения собственных войск от большевистской пропаганды, начали эвакуировать свои части. В феврале 1920 года Колчак был расстрелян иркутским ревкомом, чехословаки потянулись из Владивостока на родину. Оставалось справиться с японцами и остатками Белой гвардии, отступившей в Крым. 22 февраля на губернской беспартийной конференции Молотов констатировал:
— Успехи, достигнутые Красной Армией, сводятся к полному уничтожению армии Юденича; на юге не только овладели побережьем Азовского моря, но занимается северный берег Черного моря; на Восточном фронте наши войска вошли в Иркутскую область, и от разбегающейся армии Колчака остаются огромные груды трупов[277].
В связи с военными успехами на повестку дня были поставлены вопросы перевода губернии на мирные рельсы. Появилось время (и необходимость) для более частых поездок в столицу. Предлогом для начала регулярных встреч с Лениным стала его просьба помочь жившему в Нижнем родственнику управляющего делами Совнаркома Бонч-Бруевича в организации опытов и исследований в области радиотехники. Ленин пригласил Молотова заходить, чтобы поговорить о делах. Встречи проходили в квартире Ленина в Кремле. Гоняли чаи, беседовали и на производственные темы, и на общеполитические. Весной 1920 года Ленина волновали дискуссии, развернувшиеся в преддверии IX съезда партии по вопросам о роли профсоюзов и об экономической политике.
Тон в профсоюзной дискуссии задавал Шляпников (он теперь возглавлял Союз металлистов), доказывавший, что управлять производством должны отраслевые профсоюзы. Ленин подчеркивал их политико-воспитательное значение («школа коммунизма»). На экстренной губернской конференции Молотов обеспечил принятие согласованной с председателем СНК резолюции: «Коммунистическая партия ставит своей целью полное руководство работой профессиональных союзов, без мелочного вмешательства в повседневную практику союзов, осуществляя через партийные фракции союзов, превращение союзов в практические школы коммунизма для самых широких масс пролетариата и полупролетариата..»[278]
С этой платформой Молотов и отправился в Москву на IX съезд, открывшийся в конце марта в Большом театре. Там он спорил о профсоюзах с Бухариным, Томским и Рязановым. Последний заявил, что Молотов стоит на позиции хозяйственников, у которых профсоюзы просто путаются в ногах, вместо того, чтобы тихо вести воспитательную работу. После бурной и бестолковой дискуссии линия ЦК одержала ожидаемую победу[279].
Другим острым вопросом стала экономическая политика, доклад о которой делал Троцкий, доводя до апогея политику «военного коммунизма». Он считал необходимым: прикрепление рабочих к заводам и фабрикам в соответствии с хозяйственным планом, применение по отношению к ним тех же форм принуждения, которые существуют в армии; создание трудовых армий на постоянной основе в стиле аракчеевских «военных поселений»; «карательные меры, от которых мы не уйдем, по отношению к шкурникам, дезертирам труда». Словом, по мнению Троцкого, была нужна «целая сложная система духовных мероприятий, организационных, материальных, премиальных, карательных, репрессивных». Эти идеи были закреплены решением съезда. Массовые мобилизации по трудовой повинности должны были «идти по тому же пути, по которому мы шли в создании Красной Армии»[280].
Съезд закончил работу избранием ЦК из девятнадцати человек; 12 человек, в числе которых оказался и Молотов, были избраны кандидатами в члены ЦК. Было принято и еще одно организационное решение, сыгравшее роль в дальнейшей судьбе Вячеслава Михайловича: усилить Секретариат введением в него трех членов ЦК, постоянно в нем работающих. Этими тремя стали Крестинский, Преображенский и Серебряков. Все они окажутся сторонниками Троцкого.
Вернувшись в Нижний, Молотов поделился своими мыслями о съезде с местными читателями партийной прессы:
— Все надежды врагов Коммунистической партии на раскол в ее рядах оказались еще раз ложными[281].
Примечательно, однако, что Молотов занялся не милитаризацией производства и созданием трудармий, а организацией сельхозотдела в исполкоме и коммунистических субботников в губернии. В апреле он изложил «Задачи коммунистов в деревне», где ставка делалась на середняка и «культурничество»: «Работа на земле, пользование сельскохозяйственными орудиями, сбор урожая — везде нужно вносить примеры хорошего практического дела. Постановка школы, устройство избы-читальни, чтения, беседы нужно сделать близким делом всем труженикам в деревне. Налаживание лечебного дела, помощь семьям красноармейцев, выдача пайка, распределение товаров и так далее — много практического дела для общих усилий, для нужной работы… По-прежнему сурово бороться с кулаками и спекулянтами в деревне должен каждый коммунист. Еще больше сил и внимания к деревенскому пролетарию. В нем сила нового в деревне. Середняккрестьянин тоже пойдет за коммунистом, если и словом и делом, примером и практикой мы добьемся успехов в деревенском строительстве»[282].
Проведение субботника 1 мая по всей стране было предусмотрено решением IX съезда РКП (б). Молотов явно решил отличиться, лично возглавив его губернский оргкомитет и предложив провести его не в один, а в два выходных дня. Если в Петрограде на субботник вышло 165 тысяч человек, в Москве — 425 тысяч, то в Нижегородской губернии за два дня — 591 тысяча, больше чем где бы то ни было. «Гуляющих, праздношатающихся на улицах не было. Все действительно были на работах. Любопытнейшее явление! — писал Молотов. — В рабочих районах, например, на улицах Канавина мне приходилось при проездах там и тут наблюдать, как усердно пылил, мел и убирал мусор рядовой обыватель из рабочих квартир. Женщины, дети, да и взрослые мужчины, почему-либо не попавшие в число участников субботника, без палки, без принуждения стояли в пыли на улицах, с метлой или лопатой в руках и тоже по-своему участвовали в субботнике»