Молотов обращал внимание своих собеседников на тот факт, что в «Письме к съезду» Сталин не только выдвинут вперед в качестве одного из «двух выдающихся вождей современного ЦК» наравне с Троцким. В устах Ленина (и в восприятии партийной массы, а особенно — в аппарате) «грубость» Сталина воспринималась как гораздо меньший грех, нежели «небольшевизм» Троцкого, «неслучайность октябрьского эпизода» Зиновьева и Каменева, «немарксизм» Бухарина и невозможность положиться в серьезном деле на Пятакова. Ленин даже в «Письме» никого не характеризовал лучше, чем Сталина, и никем не предложил его заменить. Полагаю, из «Письма» мог следовать только один вывод: в стране нет никого, кроме Ленина, кто был бы достоин ею управлять. Отсутствие своей собственной фамилии в списке охарактеризованных товарищей Молотов скромно объяснял своей молодостью и тем, что из «молодых» Ленин по-прежнему выделял только Бухарина и Пятакова. Главную причину появления письма Молотов видел в хамстве Сталина в отношении Крупской. При этом Молотов считал, что Ленин был абсолютно точен в своей характеристике Сталина.
Но каковы бы ни были обстоятельства появления «Письма», в нем ясно виделось намерение Ленина на предстоявшем XII съезде поставить вопрос о замене Сталина на посту генсека. Знал ли тот о подобной опасности? Молотов уверял, что о содержании ленинских записок даже ему было известно практически сразу. Откуда? Ответ дает записка Фотиевой на имя Каменева от 29 декабря 1922 года: «Т. Сталину в субботу 23/XII было передано письмо Владимира Ильича к съезду, записанное Володичевой. Между тем, уже после передачи письма выяснилось, что воля Владимира Ильича была в том, чтобы письмо это хранилось строго секретно в архиве, можно (так в тексте. — В. Н.) быть распечатано только им или Надеждой Константиновной и должно быть предъявлено кому бы то ни было лишь после его смерти». Фотиева просила никому не сообщать об оплошности. Каменев на этом же листке написал письмо Сталину, предложив ознакомить с заявлением Фотиевой «тех членов ЦК, которые узнали содержание письма Владимира Ильича (мне известно, что с содержанием его знакомы тт. Троцкий, Бухарин, Орджоникидзе и ты)»[391].
Ленин продолжал диктовать. 27–29 декабря появилась статья «О придании законодательных функций Госплану». В ней он решил поддержать неоднократно им ранее отвергавшуюся идею Троцкого о необходимости максимальной централизации государственного контроля над экономикой через Госплан. Статью эту Крупская передала Зиновьеву только в начале июня 1923 года, вопрос о публикации рассматривался в Политбюро. «За» был только Троцкий. Молотов подал свой голос за предложение Зиновьева: «Н. К. тоже держалась того мнения, что следует передать только в ЦК. О публикации я не спрашивал, ибо думал (и думаю), что это исключено»[392].
30 декабря 1922 года вошло в историю как день образования Советского Союза. Об этом событии на I съезде Советов СССР объявил Сталин, максимально избавившийся от своего правого «национализма» в пользу ленинского интернационализма и назвавший новое государство прообразом «грядущей Мировой Советской Социалистической Республики»[393]. А в декларации об образовании СССР, которая станет первой частью Конституции 1924 года, будет записано, что Союз открыт не только для уже существующих республик, но и для тех, что оформятся в будущем.
В те же минуты, когда Сталин провозглашал создание нового государства, Ленин вызвал Володичеву, чтобы начать диктовать ей очередной материал — «К вопросу о национальностях или об автономизации». Осудив национализм большой нации и поддержав национализм нации маленькой, Ленин вернулся к «грузинскому делу» и заключил: «Политически-ответственны-ми за всю эту поистине великорусско-националистическую кампанию следует сделать, конечно, Сталина и Дзержинского»[394]. Это письмо тоже предназначалось для XII съезда.
В первые дни 1923 года Ленин надиктовал несколько «Страничек из дневника», в которых говорилось о необходимости преодолеть «азиатскую бескультурность» через развитие школьного образования, а затем принялся за вопросы кооперации. Статья, которую он продиктовал 4 и 6 января, поначалу не вызвала, как и другие писания больного Ленина, большого интереса в партийном руководстве. «Правда» после долгих колебаний опубликовала ее только в конце мая. Однако скоро она окажется в центре внутрипартийной борьбы из-за двух идей Ленина, сформулированных весьма нечетко. Во-первых, в противоречии со всей предыдущей теорией марксизма он намекнул на наличие в СССР предпосылок для строительства социализма вне зависимости от победы революции во всемирном масштабе. А во-вторых, утверждал, что создать общество нового типа можно достаточно быстро путем вовлечения масс населения в процесс кооперирования.
Молотов доказывал, что статья «О кооперации» обосновывала возможность построения социализма в одной отдельно взятой стране, а главным способом решения этой проблемы называла массовую коллективизацию. Эта сталинско-молотовская интерпретация ленинского кооперативного плана не совпадала с троцкистско-зиновьевской, а затем и бухаринско-рыковской позициями и создавала основу для размежеваний в РКП(б) на все 1920-е годы. Левые отрицали, что Ленин верил в возможность победы социализма в одной стране. Правые не были уверены, что ленинский кооперативный план означал сплошную коллективизацию и сворачивание рыночных отношений.
Две последние ленинские статьи были посвящены борьбе с бюрократизмом. Ленин предлагал на предстоявшем съезде партии выбрать 75-100 новых членов ЦКК из рабочих и крестьян, которые вместе с 300–400 служащими Наркомата рабоче-крестьянской инспекции (Рабкрина) должны будут создать орган совместного партийно-государственного контроля и «присутствовать в известном числе на каждом заседании Политбюро[395]. Статья «Как нам реорганизовать Рабкрин» вызвала в Политбюро некоторое замешательство. С какой стати создавать еще одну супербюрократическую структуру из людей, ничего не понимающих в управленческой работе, которую им предстояло контролировать? «На немедленно созванном по моему предложению Политбюро все присутствовавшие: тт. Сталин, Молотов, Куйбышев, Рыков, Калинин, Бухарин были не только против плана т. Ленина, но и против самого напечатания статьи. Особенно резко и категорически возражали члены секретариата»[396], - свидетельствовал Троцкий.
К теме Рабкрина Ленин вернулся в статье «Лучше меньше, да лучше», которую опубликуют 4 марта. Если она и привлекла внимание, то скорее резким критическим тоном: «Все знают о том, что хуже поставленных учреждений, чем учреждения нашего Рабкрина, нет и что при современных условиях с этого наркомата нечего и спрашивать»[397]. Поскольку Рабкрином до весны 1922 года ведал Сталин, посвященные восприняли статью как очередной выпад против генсека.
Вновь воспылав праведным гневом против великорусских шовинистов Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе и понимая, что участие в работе предсъездовского пленума ЦК для него проблематично, Ленин 5 марта надиктовывал послание Троцкому: «Я бы очень Вас просил взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии»[398]. И сразу вслед за ним последовало выношенное и выверенное по времени письмо Сталину (с копиями Каменеву и Зиновьеву): «Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее… Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу вас взвесить, согласны ли вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения»[399]. Генсек сумел подавить в себе первый порыв — ответить Ленину в духе кавказских представлений о роли женщины в семье настоящего мужчины. Хотя ответил тоже грубовато: «Нельзя играть жизнью Ильича… Впрочем, если Вы считаете, что для сохранения “отношений” я должен “взять назад” сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя “вина” и чего, собственно, от меня хотят»[400].
Троцкому не захотелось бросаться в бой против Сталина с открытым забралом. На пленуме, сославшись на плохое самочувствие, он отмолчался. Сам же Ленин с этого времени был способен произносить только односложные слова. «Завещание» Ленина на XII съезде оглашено не было: запечатанный конверт с «Письмом к съезду» по воле Ленина мог быть вскрыт либо им самим, либо Крупской после его смерти. Ленин был жив, но вскрыть свое послание был не в состоянии. ЦК сообщил народу об ухудшении здоровья Ленина 13 марта. А на следующий день в «Правде» была напечатана статья Карла Радека «Лев Троцкий — организатор побед», которая была воспринята в партии как готовность Троцкого подобрать власть из рук умиравшего Ленина. Борьба за престолонаследие перешла в открытую фазу. Троцкий напишет: «На борьбе с троцкизмом Сталин стал “теоретиком”, а Молотов вождем»[401].
В начале 1923 года все еще делали вид воплощенной скромности, всячески подчеркивая приверженность коллективному руководству. При решении вопроса о том, кому вместо больного Ленина читать политический доклад на XII съезде, Сталин предложил кандидатуру Троцкого. Тот, напротив, доказывал, что Сталин, как Генеральный секретарь, сделает это лучше. В итоге доклад достался Зиновьеву. Троцкий взял на себя доклад о промышленности, Сталин — по национальному вопросу, а также организационный отчет, Молотов возглавил редакционную комиссию по подготовке резолюций по оргвопросам.