Молотов. Наше дело правое [Книга 1] — страница 59 из 109

«Здравствуй, Коба! Пишу из Архангельского (дача), где сижу третий день над поправками к программе (их 960 — всех не читал, но главные прочел)… Некоторые, по-моему, ухудшающие, но громадное большинство — хорошие. Против неудачных, принятых в первой стадии узкой комиссией, буду сегодня еще бороться; Бухарин уступил местами излишне, по мягкости своей… Страшно жаль и прямо неудобно, что тебя здесь сейчас нет: ведь программа есть программа!»[682]

Программу приняли в начале сентября, был сформирован Политсекретариат ИККИ из одиннадцати человек, где ВКП(б) теперь представляли Бухарин, Молотов, Пятницкий и Куусинен. Делегаты конгресса отправились изучать пролетарские традиции в городе на Неве, куда Молотов их тоже сопровождал. «Вчера приехал из Ленинграда, где пробыл 2 дня. Впечатление хорошее. Иностранцев с конгресса, особенно Тельмана, там встречали всюду с необыкновенным энтузиазмом и прямо местами на руках носили… Мне кажется, что 6-й конгресс провел большую работу и дает важный толчок к улучшению дела. Меня включили в Политсекретариат, и я бы хотел известное участие в его работе принять. Надо будет выделить для этого известное время. Но должен сказать, что из аппарата Исполкома иной раз так и прет запахом кислой капусты оппортунизма. Прямо тошнит от этих Пепперов, да и Беннетов в Коминтерне. Того и другого надо отшить от американской и английской компартий, которые они явно портят»[683], - информировал Молотов Сталина 10 сентября. Стоит ли говорить, что в ходе вскоре начавшейся в Коминтерне чистки от правых и заведующий агитпропотделом Пеппер (он же Позер Поганини, он же Джонс) и Беннет (он же Липец, он же Петровский, он же Макс) были изгнаны из коминтерновского аппарата.

Летом 1928 года стали падать оплоты правых в средствах массовой информации. Один из секретарей «Правды» Вениамин Попов-Дубовский нажаловался Молотову: «Никакой редакционной коллегии не существует, существует ответственная, вернее безответственная обособленная группа из части редакторов… В дальней комнате идут непрерывные совещания и шушуканья, и оттуда выносятся готовые решения, оттуда всё направляется и всё исправляется»[684]. Решением ПБ Слепкова уволили из редакции «Правды», а Астрова — из редколлегии «Большевика». Вслед за ними вылетели Марецкий, Зайцев и Цейтлин, замененные Ярославским, Круминым и Савельевым, которых Бухарин и его соратники сразу же нарекли «политкомиссарами» и приняли в штыки. «Меня вы ставите в положение невыносимое политически, — жаловался он Сталину в августе. — Нельзя потерпеть месяц!.. Кончим конгресс, и я буду готов уйти куда угодно без всяких драк, без всякого шума и без всякой борьбы»[685].

Очень ощутимой стала потеря бухаринцами Московской парторганизации. Это был ответ на серию публикаций Угланова, Рютина, ректора Коммунистического университета Мартына Лядова (Мандельштама), где разговоры о правой опасности назывались клеветой и слухами, разногласия в партии рассматривались как нормальное явление и содержались намеки на неадекватность политики генсека. Эти мысли прозвучали и на объединенном пленуме МК и МКК 11 сентября, после чего выступил Молотов:

— Рассуждения о пользе «драчки в ЦК» не имеют ничего общего с большевизмом и с интересами партии. Против оживления троцкистских элементов, представляющих из себя одну из разновидностей мелкобуржуазного влияния на наши ряды, партия вела и будет вести борьбу. Но партия должна вести систематическую борьбу и против всяких других попыток оживления мелкобуржуазных настроений, против всяких оппортунистических шатаний[686].

На следующий день Молотов, не скрывая своего раздражения, отправил письмо Сталину: «Насчет Угланова — главное. Больше нельзя терпеть ни одного дня того, что он допускает»[687].

Оргбюро ЦК занялось проверкой работы районных парторганизаций столицы. 21 сентября Рютин был приглашен в Оргбюро, где Молотов его серьезно пропесочил. Угланов и Рютин ринулись к Бухарину, но застали того в состоянии полной депрессии[688]. «Сталинская расправа над москвичами была тяжким ударом для Бухарина, Рыкова и Томского и, возможно, решающим эпизодом борьбы за власть»[689], - констатировал Стив Коэн.

19 октября на внеочередном пленуме ЦК появился Сталин. В тексте его речи, опубликованной в собрании сочинений, Молотов выделил карандашом только один абзац: «Победа правого уклона в нашей партии означала бы громадное усиление капиталистических элементов в нашей стране. А что значит усиление капиталистических элементов в нашей стране? Это значит ослабление пролетарской диктатуры и усиление шансов на восстановление капитализма»[690].

На очередном, ноябрьском, пленуме в центре внимания вновь были вопросы экономической политики. Повод дала статья Бухарина «Заметки экономиста». Написанная в крайне наукообразной форме, она содержала критику некоторых аспектов «нашей» экономической политики, которую при большом воображении можно было воспринять как критику сталинской политики индустриализации[691]. Сталин раскритиковал ее за «эклектизм» и «несерьезное обращение» с цифрами»[692]. Бухарин, отдыхавший в Кисловодске, молчал и вышел из ступора только тогда, когда узнал, что Рыков при обсуждении бюджета дал согласие на более высокие темпы индустриализации.

Бухарин поспешил в столицу, где рассказал Каменеву: «Потребовал созыва ПБ. Молотов не согласился, ругался, кричал, что я мешаю дружной работе, что мне надо лечиться и т. д. и тому подобное. ПБ было созвано. Мне удалось внести значительные изменения, хотя и после этих изменений резолюция не перестала быть каучуковой. Подвели итоги: Москву разгромили, решили форсировать наступление, составили одиннадцать пунктов требований снятия сталинских людей. Когда показали Сталину эти требования, он заявил: нет ни одного пункта, который нельзя было бы выполнить. Выделили комиссию (Рыков, Бухарин, Сталин, Молотов, Орджоникидзе). Прошел день, другой, третий. Сталин комиссию не созывает. Открылся пленум ЦК. Обсужден первый доклад, на носу второй. Мы в ультимативной форме потребовали созыва комиссии. Сталин на комиссии кричал, что он не допустит, чтобы один человек мешал работе целого пленума, “что это за ультиматумы, почему Крумин должен быть снят?” и т. д. и тому подобное. Я разозлился, наговорил ему резкостей, выбежал из комнаты»[693].

За этим последует заявление тройки о коллективной отставке. Через полгода Молотов вспомнит об этом эпизоде как акте нелояльности:

— Этот коллективный шаг представлял явную попытку нажать на ЦК перед принятием важнейших политических резолюций на ноябрьском пленуме ЦК. Правда, после длительного обсуждения в Политбюро товарищи сняли свое заявление, однако самый факт этого коллективного выступления трех членов Политбюро представлял из себя проявление фракционности[694].

Сталин предложил компромисс, согласившись уменьшить капитальные вложения в тяжелую промышленность. Угланову был предложен пост наркома труда. Это позволило избежать большой драки на пленуме, однако не устроило Бухарина. Тот не только бойкотировал пленум, но и перестал с тех пор появляться в Коминтерне и в «Правде». Впрочем, на заседания Политбюро Бухарин продолжал ходить. Рыков выступил на ноябрьском пленуме с основным докладом, главный смысл которого заключался в следующем: «На первых этапах реконструкции мы не можем обойтись без перекачки средств в промышленность из других отраслей народного хозяйства, и в частности сельского. Но эту перекачку можно и нужно проводить, не задевая чрезмерно основную фигуру крестьянина-середняка».

При этом по настоянию Сталина председатель Совнаркома включил в свое выступление изрядную дозу критики правой опасности[695]. Разоблачение правого уклона содержалось и в содокладах, с которыми выступили Кржижановский и Куйбышев, и в речах четырех десятков членов ЦК. Некоторые усматривали этот уклон у Рыкова, особенно резко его разоблачали Ломинадзе и Шацкин. Сталин выступил, почти не называя имен, если не считать многострадального Фрумкина. Была заявлена главная стратегическая цель (позднее она была подчеркнута Молотовым в 11-м томе собрания сочинений Сталина):

— Мы догнали и перегнали передовые капиталистические страны в смысле установления нового политического строя, Советского строя. Это хорошо. Но этого мало. Для того чтобы добиться окончательной победы социализма в нашей стране, нужно еще догнать и перегнать эти страны также в техникоэкономическом отношении. Либо мы этого добьемся, либо нас затрут[696].

Пленум единогласно осудил правый уклон и постановил: «Основной задачей партии, ее генеральной линией является линия на дальнейшую индустриализацию страны, на возможно более быстрый рост социалистического сектора народного хозяйства, на кооперирование хозяйства, рост коллективных форм сельскохозяйственного производства (колхозы, совхозы) и т. д.»[697].

А что же Молотов? Он взял слово лишь на восьмой день заседаний, 23 ноября, в качестве основного докладчика по, казалось бы, дежурному вопросу «О вербовке рабочих и регулировании роста партии». Посетовав на невыполнение задачи доведения численности рабочих в партии до 50 процентов, на протекционизм, шкурничество, подхалимство в ВКП(б), сокращение числа исключаемых членов, на рост правой прослойки, Молотов сделал вывод: