[934]. Открылись коммерческие магазины. Молотов ставил перед кооперативами задачу «максимально развернуть сеть магазинов и тем самым улучшить порядок снабжения рабочих», что требовало «увеличения сети на сотни и тысячи магазинов». Цены в кооперативной торговле регулировались таким образом, чтобы обеспечить, словами Молотова, «нормальный процент прибыли — 2 процента по городской сети и 3 процента — по сельской сети. Проценты эти, конечно, как будто не большие, но ясно, что при развитии торгового оборота, при огромном обороте, который имеется у кооперативной системы, это имеет значение»[935]. По инициативе Молотова 18 сентября 1931 года было принято решение создавать универмаги ВСНХ, доступные для рабочих и служащих прикрепленных к ним заводов и фабрик. В розничном обороте доля коммерческой торговли выросла с 3 процентов в 1931 году до 24 процентов в 1934-м. Остальная часть фондов распределялась по карточкам и через систему закрытых распределителей. Торговля оживала, но и цены росли. Лиля Брик в мае 1931 года путешествовала на поезде из Москвы в Свердловск: «В ресторане ели рябчиков, жареные грибы и свежие огурцы. Дорого немыслимо!»[936] В 1932 году коммерческие цены превышали карточные в 7,7 раза, в 1933 году — в 12–15 раз.
Отказывались от «спецеедства». В январе 1931 года директор металлургического завода в Днепропетровске Горбачев пожаловался Сталину на травлю со стороны партийной организации. Результатом стало решение Политбюро о запрете на снятие «директоров заводов всесоюзного значения без санкции ЦК и ВСНХ СССР». В июне Молотов возмущался: «До сих пор есть постоянные дежурные ГПУ, которые ждут, когда можно будет привлечь того или иного специалиста к ответственности. Ясно, что в таких случаях создают дело». 10 июля Политбюро лишило ОГПУ права на аресты коммунистов без ведома и согласия ЦК, а на аресты специалистов (инженерно-технический персонал, военных, агрономов, врачей) — без согласия соответствующего наркома. В тот же день объявлялась амнистия специалистам, осужденным к принудительным работам, отменялись ограничения к назначению специалистов на руководящие должности. Дети инженерно-технических сотрудников получали равные права с детьми рабочих при поступлении в вузы[937].
Советское руководство исходило из неизбежности интеграции в мировую систему хозяйства: для целей индустриализации требовалось приобретать целые заводы, нанимать иностранных специалистов, расплачиваясь твердой валютой. В 1929–1940 годах в СССР было ввезено 300 тысяч новейших станков, причем 80 процентов импорта технологий пришлось на годы первой пятилетки. Советский Союз был единственной крупной страной, увеличившей в годы Великой депрессии свой импорт. «Очевидно, здесь имело значение и то обстоятельство, что капиталисты, торгующие с СССР, не встречаются у нас с такими фактами, как банкротство тех, с кем торгуешь»[938], - иронизировал Молотов. Удельный вес СССР в мировом импорте промышленного оборудования составил в 1930 году 30 процентов, а в 1932-м — 50 процентов. Американские, немецкие и другие западные инженеры участвовали в проектировании и строительстве предприятий. Производство, таким образом, строилось по самым передовым технологиям[939].
Валюту давал только экспорт, в том числе хлеба. Вывоз зерна в 1930 году достиг 4,8 миллиона тонн, а в 1931-м — 5,2 миллиона тонн при валовых сборах соответственно 83,5 и 69,5 миллиона тонн. Но затем масштабы экспорта стали сокращаться — 1,8 миллиона тонн в 1932 году и около 1 миллиона в 1933 году. Валюту давал не только хлеб. В 1932–1933 годах, когда мировые цены на сырье резко упали, выручка за проданное зерно составила 369 миллионов рублей, а за нефтепродукты и лес — 1,4 миллиарда. В 1933 году выручка от экспорта зерна составила лишь 8 процентов от общих экспортных доходов[940].
Несмотря на все сложности во взаимоотношениях с западным миром, ухитрялись получать кредиты. Сталин и Молотов, находясь в отпуске, 5 сентября 1931 года телеграфируют в Центр: «Старое соглашение Пятакова с французами лишается всякого смысла для нынешней обстановки, когда мы имеем лучшие условия кредита в Германии, Италии, Англии. Либо французы принимают итало-германские условия кредита, либо могут убираться к черту»[941]. Вместе с тем положение с валютой было отчаянным, и Сталин с Молотовым всячески боролись с аппетитами своих коллег, стремившихся решить проблемы лично курируемых отраслей именно с помощью импорта. В 1931 году образовался огромный дефицит внешней торговли — 300 миллионов золотых рублей. Молотов предлагает решительно пересмотреть импортный план в сторону уменьшения. Сталин 24 сентября пишет ему: «Ты прав, что ввиду новых обстоятельств (финансовый кризис в Англии и т. п.) придется сократить наш импорт»[942]. Розенгольц отрапортует о сокращении сальдо до 134 миллионов в 1932 году и об активном балансе в 150 миллионов золотых рублей в 1933-м. Этому способствовал и значительный рост экспорта, в структуре которого 70 процентов приходилось уже на долю промышленной продукции[943]. И это при том, что в отношении СССР, как водится, действовали многочисленные ограничения.
Кроме того, на Западе началась кампания против наплыва дешевых зарубежных товаров, душащих местное производство. Великобритания выступила за адресный бойкот советских товаров, поскольку в их создании якобы использовался принудительный труд. «Господа консерваторы, известные не с сегодняшнего дня как матерые рабовладельцы, особенно известные по этой части в колониях, упражняются сейчас в криках о принудительном труде в Советском Союзе»[944], - бушевал Молотов. В США был даже принят закон против ввоза иностранных товаров, произведенных «при помощи труда заключенных».
При этом советский премьер, отрицая использование заключенных в основных отраслях экономики, не скрывал «того факта, что труд заключенных, здоровых и способных к труду, у нас применяется на некоторых коммунальных и дорожных работах. Мы делали это раньше, делаем теперь и будем делать впредь. Это выгодно для общества. Это полезно для преступников, ибо приучает к труду и делает их полезными членами общества… Какой бы вой ни поднимала буржуазная пресса за границей, мы не откажемся от этих работ и от применения труда заключенных в этом строительстве. Пусть и труд заключенных идет на пользу народов СССР»[945].
Летом 1931 года получила одобрение инициатива ОГПУ о широком использовании заключенных на стройках, лесозаготовке, на шахтах — преимущественно в отдаленных неосвоенных районах, куда иными способами привлечь рабочую силу было невозможно. Аббревиатура «ГУЛАГ» появилась еще до премьерства Молотова — 9 ноября 1930 года, когда приказом ОПТУ был объявлен штат Главного управления лагерей. 2 июня 1931 года в составе ГУЛАГа был организован Отдел по спецпереселенцам, который занимался в основном выселяемыми кулаками. Первым крупным строительным объектом стал Беломорканал. В ноябре постановлением СТО для добычи золота в верховьях реки Колымы был образован «Дальстрой». Его «владения» за первые шесть лет существования увеличились с 400 тысяч до миллиона квадратных километров. В постановлении Совнаркома от 25 ноября 1932 года названы важнейшие проекты ОГПУ: окончание работ на Беломорстрое; строительство канала Москва-Волга и БАМа; Колыма; работы на Ухте и Печоре; заготовка дров для Москвы и Ленинграда[946]. Численность исправительно-трудовых лагерей постоянно росла: в 1930 году среднегодовое количество заключенных в них составляло 190 тысяч человек, в 1934-м — 620 тысяч, в 1938-м — 1 миллион 313 тысяч, в 1941 году — 1 миллион 560 тысяч[947].
…В высшем руководстве шли постоянные споры о темпах индустриализации. Сталин, по словам Микояна, «поддерживал всемерно это дело, иногда в борьбе с Молотовым как Председателем Совнаркома, который экономил деньги»[948]. Молотов полагал, что инвестиции в строительство новых производств стоило умерить, чтобы запускать в дело уже сооруженные. Он приводил пример со Сталинградским тракторным заводом, который был построен рекордными в мировой практике темпами, но затем несколько месяцев не мог начать выпуск продукции: «Со строительными задачами даже крупнейшего масштаба мы уже начали справляться сравнительно неплохо. Другое дело — с организацией новых сложных производств. Туг сильно сказывается наша производственная слабость и наша техническая отсталость»[949].
В 1932 году Молотову удалось своего добиться: в августе впервые за годы индустриализации было принято решение о существенном сокращении капитальных вложений, наиболее крупном — в тяжелую промышленность. В мае 1934 года Молотов вновь убеждал Куйбышева: «Нам нужно передвигать все материальные ресурсы в сторону производства, а этого нельзя сделать без сокращения некоторых чрезмерно раздутых планов строительства»[950].
Рост в годы первой пятилетки и без того был ощутим, особенно в машиностроении. «По сравнению с 1913 г. продукция машиностроения в 1932 г. возросла в 10 раз. Мы добились того, что в мировой продукции машиностроения удельный вес СССР с 4 процентов в 1928 г. вырос до 21,4 процента в 1933 г.». Для промышленного роста создавалась адекватная сырьевая база, скачкообразно увеличивалось производство чугуна, марганца, серного колчедана, селитры, цинка, меди, олова, хлопка. Был создан ряд новых отраслей химической промышленности — азотная, коксохимическая, анилокрасочная, калийная, апатитовая и др.