.
Наибольшие успехи в области телекоммуникаций — как оборонных, так и гражданских — были связаны с освоением новейших американских технологий. 26 августа 1935 года молотовская КО принимает решение: «Утвердить покупку полного комплекта телевизионной мощной стационарной установки (одна передающая станция и 10 приемных) и полного комплекта приемно-передающей самолетной телевизионной установки». Сотрудничество с «Радио корпорейшн», с выдающимся инженером Владимиром Зворыкиным, создавшим в США иконоскоп — первую передающую телевизионную трубку, расширялось. 27 ноября Молотову, Орджоникидзе и Ворошилову приходит на согласование проект договора: «Объектами помощи является все то, что производит и будет производить фирма. Все это передается нам полностью. В частности, мы получаем: телевизию, радиоаппаратуру (приемники и передатчики), радиоцентры, звуковое кино, бильд-аппараты, лампы, фотоэлементы, измерительную аппаратуру и грампластинки». 29 ноября ЦК дал добро на сделку. А в ноябре 1936 года Совет труда и обороны предложил план внедрения достижений американской радиотехники: «В 1937 г. выпустить первые серии радиоприемников Т-6, Т-9, Д-11, приемника для автомобилей американского образца 1937 г.», «первую серию телевизионных приемников и опытную серию самолетных телевизионных станций с комплектами приемников к ним», «первую серию усилителей и кинопередвижек по американским образцам»[1210]. Советский Союз стал телевизионной страной.
Военная тревога
13 января 1935 года Гитлер провел в Саарской области, которая находилась под управлением Лиги Наций, плебисцит, по результатам которого восстановил полный немецкий контроль над этим угольным бассейном[1211]. 3 марта он объявил Германию свободной от обязательств, предусматривающих отказ от авиации, а спустя три дня подписал закон о введении воинской повинности и воссоздании вермахта, что являлось вопиющим нарушением Версальского договора и вызовом Лиге Наций. Все протесты Гитлер отмел. Германия стремительно восстанавливала свою экономическую и военную мощь, чему немало способствовала политика западных держав, позволивших реструктурировать долги Берлина, который стал крупнейшим импортером сырья и военных материалов из США и Англии[1212]. В 1935–1936 годах в Германии вступили в строй 160 крупных военных заводов.
Москва в этих условиях уделила основное внимание отношениям с Францией и Англией как наиболее мощными потенциальными противовесами Германии, олицетворявшими собой и Лигу Наций. В конце марта в Москву по дороге из Берлина (и после встречи с Гитлером) прибыли Антони Иден, занимавший в то время пост лорда-хранителя печати Великобритании, и министр иностранных дел Джон Саймон. Иден делился своими первыми впечатлениями: «Нас пригласили в комнату Молотова в Кремле. Он был президентом Совета комиссаров. Эта встреча — первый случай, когда Сталин встречался с политическим представителем Запада — была центральным опытом моей поездки… Сталин сразу произвел на меня большое впечатление, и мое мнение о его способностях никогда не менялось… Я никогда не знал человека, который бы вел себя лучше на встречах». Содержательно переговоры не принесли ничего сенсационного. «Я сказал Сталину, что советское правительство, как мы верим, намерено строить отношения с нами в духе сотрудничества и невмешательства, вытекающего из нашего совместного членства в Лиге Наций. Молотов ответил, что я точно определил отношение советского правительства к правительству Его Величества. Советское правительство не имеет намерений каким-либо образом вмешиваться во внутренние дела Британской империи… Почти в последнюю минуту мы согласились заявить, что сейчас больше, чем когда-либо, важно строить систему коллективной безопасности в Европе»[1213].
Молотов высоко оценит результаты переговоров с Иденом:
— Значение этого визита видно уже из того, что беседы представителей СССР с Иденом позволили установить, что «в настоящее время нет никакого противоречия интересов между обоими правительствами ни в одном из основных вопросов международной политики»[1214].
Но эта оценка не могла отменить реальность: Англия продолжала свою линию на умиротворение Германии. 11 апреля в Стреза — на острове Изола Белла, что на озере Маджоре в Итальянских Альпах — собрались главы правительств Великобритании, Франции и Италии. Они приняли внешне радикальное решение: оказать сопротивление любым попыткам Германии изменить положения Версальского договора с помощью силы. Но Лиге Наций было предложено ограничиться резолюцией «морального порицания» Германии[1215]. Это могло вызвать у Гитлера только улыбку. Гораздо меньше ему понравился подписанный 2 мая в Париже советско-французский договор, предусматривавший в случае нападения на одну из сторон какого-либо европейского государства оказать друг другу немедленную помощь и поддержку. Правда, договор не сопровождался военным соглашением и ему еще предстояла ратификация во французском парламенте.
Глава французского МИДа Лаваль приехал в Москву, где имел переговоры со Сталиным, Молотовым и Литвиновым. Эти переговоры вошли в историю в основном тем, что именно в их ходе Сталин поинтересовался, сколько дивизий у Ватикана. Но, конечно, Кремль волновала в первую очередь возможность заключения военной конвенции и принятия сторонами конкретных обязательств на случай войны. В коммюнике по итогам встречи ключевыми были слова о том, что Москва выразила «полное понимание и одобрение политики государственной обороны, проводимой Францией в целях поддержания своих вооруженных сил на уровне, соответствующем нуждам ее безопасности». Это был, помимо прочего, сигнал французским коммунистам поддерживать оборонные усилия правительства своей страны, против чего компартии ведущих западных стран с подачи Москвы всегда категорически протестовали.
Вслед за этим приехал президент Чехословакии Бенеш. Опробованная первый раз с Иденом практика — встреча Сталина с зарубежными лидерами в кабинете главы правительства Молотова — была продолжена и с Лавалем, и с Бенешем и будет продолжаться дальше. Ведь формально Сталин не занимал никаких государственных постов. Был подписан договор о взаимной помощи между СССР и ЧСР. Москва обязывалась прийти на помощь Праге в случае нападения на нее, если Франция окажет такую же помощь. Молотов подчеркивал: «Было указано, что представители обеих стран в настоящее время придают исключительное значение “действительному осуществлению всеобъемлющей коллективной организации безопасности на основе неделимости мира”».
Какими бы необязывающими ни были договоры с Францией и Чехословакией, они оставались основным козырем дипломатии Москвы. Но при этом рабочие контакты с генеральными штабами Франции и Чехословакии так и не начинались, прежде всего потому, что французский Генштаб и разведка выступят против этого. В Париже знали о недовольстве Лондона его сближением с СССР, а также о нежелании восточноевропейских государств допустить советские войска на свою территорию. Идея Восточного пакта медленно умирала. 10 января 1936 года Молотов констатирует:
— Ввиду противодействия Германии, а вслед за нею и Польши, Восточноевропейский пакт о взаимопомощи не имел успеха[1216].
А ответом Великобритании на франко-советское сближение стало англо-германское морское соглашение: Германия могла увеличить тоннаж своего военно-морского флота в пять раз, до уровня 35 процентов от тоннажа флота Великобритании. Воинственность Гитлера в глазах британских политиков компенсировалась его безупречным антикоммунизмом и успехами в подъеме немецкой экономики, что открывало новые горизонты для английского бизнеса. Это был тот поворотный пункт, за которым Муссолини, разочарованный в западных демократиях, начал сближение со своим заклятым противником — Германией. Рушился не только Версаль, но и Вашингтонский договор об ограничении морских вооружений, и Япония получила подходящее обоснование для своего решения о выходе из него.
Шокирован был Париж. В шоке была Варшава, где происходили бурные политические события. В апреле в Польше прошла конституционная реформа, которую в советское время характеризовали как «завершение фашизации режима»[1217]. 15 мая скончался Пилсудский. Польша, как Англия и Италия, начинает дрейф в сторону Германии. «Бек приезжает в Берлин 3 июля, и он ослеплен… Гитлер во время этого пребывания Бека в Берлине разговаривает с ним с гитлеровским красноречием и с потоками слов, напоминающими разливы Днепра по весне»[1218]. Сближение многих стран с Германией на фоне усиления агрессивности Гитлера не осталось в Москве без внимания.
Молотов говорил:
— Зарвавшиеся в своих планах господа национал-социалисты ведут подготовку, как всем известно, именно в этом захватническом направлении, хотя и не в одном этом направлении. Находятся уже всякие подголоски германского капитала и в соседней Польше, вроде пана Студницкого и безголовых панов из краковской газеты «Час», которые настолько распоясались, что открыто болтают в печати о захвате некоторых территорий СССР, что в пьяном бреду снилось разным чудакам уже не раз. (Смех. Аплодисменты.) Подобные же бредни не чужды некоторым элементам соседней с нами Финляндии, все больше ориентирующейся на наиболее агрессивные империалистические государства. У всех на глазах германские фашисты превратили попавшую сейчас в их распоряжение страну в военный лагерь, который благодаря своему расположению в самом центре Европы и является угрозой отнюдь не только для Советского Союза