[1227]. Из библиотек начали убирать труды Троцкого, Зиновьева и Каменева. Арестовывались участники группы Сырцова-Ломинадзе (сам Ломинадзе, не дожидаясь задержания, застрелился). В апреле — мае 1935 года Особым совещанием при НКВД Шляпников, Медведев, Масленников были осуждены по делу «московской контрреволюционной организации» — группы «рабочей оппозиции».
В сообщениях, направляемых руководству страны в конце 1935-го — начале 1936 года спецслужбами, особое внимание обращалось на то, что «троцкисты-двурушники в советских учреждениях и хозорганах нередко покровительствовали явным контрреволюционным элементам, не только брали их под защиту, но и непосредственно участвовали в контрреволюционной работе»[1228]. Оснований для таких обвинений было не меньше, чем всегда. Теперь Троцкий и его сторонники к перечню прегрешений советского руководства — кроме традиционного зажима внутрипартийной демократии, преследования оппозиционеров, отказа от установки на мировую революцию и ставки на социализм в одной стране, — добавили политику единого и народного фронтов, отход от идеи диктатуры пролетариата и обращение к идеям парламентаризма. «После 1935 года, когда стало окончательно ясно, что Сталин намерен повести страну по пути контрреволюции, появились признаки того, что подпольная “вторая партия” начинает обрастать боевыми организациями и собирается перейти к решительным действиям. Об этом говорили разработки НКВД»[1229].
Потоком шла информация о раскрытии террористических групп, готовивших покушения на руководство страны. Состав участников, как и их мотивы, были различными, но у всех были желание и навыки свести счеты с неугодным начальством, которое было источником их бед и притеснений. Фигурантами дел проходили и зиновьевцы, и троцкисты, и царские офицеры, и раскулаченные, и политэмигранты. У большинства обвиняемых был опыт участия в военных действиях, революции, Гражданской войне по разные стороны фронтов, крестьянских восстаниях. Они были бесстрашны, умели обращаться с оружием, и оно у них было. Были ли у Сталина и Молотова основания сомневаться в обоснованности этих обвинений и выводов? Может быть. Но какие? Что такого нового и невероятного, во что невозможно было поверить, узнавали они от Генпрокурора или НКВД? Что, не было недовольных? Что, не готовились теракты? Что, оппозиция не стремилась к консолидации? Или против СССР не работали зарубежные спецслужбы?
25 марта 1936 года Ягода предложил ссыльных троцкистов отправить в отдаленные лагеря, а уличенных в причастности к террору — расстреливать. Нов течение следующих двух месяцев никаких решений на сей счет не было принято. Только 20 мая ПБ опросом приняло решение предложить НКВД направить в отдаленные лагеря на срок от трех до пяти лет троцкистов, находившихся в ссылке и режимных пунктах, и троцкистов, исключенных из ВКП(б), проявлявших враждебную активность. Арестованных троцкистов, уличенных в причастности к террору, было предложено судить Военной коллегией с возможностью применения высшей меры наказания[1230].
Решающее значение для начала громких судебных процессов имела докладная записка Ягоды от 29 июня 1936 года, адресованная Сталину, Молотову и Ежову. В ней содержались показания Е. А. Дрейцера, который являлся в 1920-е годы «начальником нелегально созданной троцкистами охраны Троцкого», а после восстановления в партии работал в Челябинской области, и Р. В. Пикеля, ранее заведовавшего секретариатом Зиновьева и Коминтерна. Чекисты установили, что «в октябре 1934 г. Дрейцер получал в Москве директиву, написанную лично Троцким: “Убрать Сталина и Ворошилова, развернуть работу по организации ячеек в армии” и др… Дрейцер по указанию Мрачковского в 1934 г. приступил к организации боевых групп для подготовки террористических актов над руководителями ВКП(б)… Совершенно очевидно, что Дрейцером и его соучастниками создан в г. Москве ряд боевых групп, участников которых он пока скрывает». На первом листе записки визы об ознакомлении всех членов ПБ и приписка Орджоникидзе: «Ну и сволочи»[1231].
Ягода и Вышинский внесли на утверждение в ПБ список из восьмидесяти двух имен наиболее опасных троцкистов, которым можно было предъявить обвинения в подготовке терактов, а также поставили вопрос о необходимости повторного процесса по делу Зиновьева, Каменева и ряда других бывших руководителей, уже находившихся в заключении. 29 июля ЦК утвердил закрытое письмо, извещавшее членов партии о раскрытии троцкистско-зиновьевского блока, который был создан еще в 1932 году под руководством Зиновьева, Каменева, Бакаева и Евдокимова, с одной стороны, и троцкистов Смирнова, Мрачковского, Тер-Ваганяна — с другой. Они ставили целью организацию терактов против руководителей партии и государства, чтобы самим пробиться к власти. «Всё политическое руководство террористической деятельностью взял на себя Троцкий»[1232].
В связи с процессом троцкистско-зиновьевского центра 1936 года фамилия Молотова упоминается почти исключительно в связи с тем, что она на нем не звучала. Обратил на это внимание перебежчик из разведки Александр Орлов, который писал: «Из официального отчета о процессе “троцкистско-зиновьевского центра” видно, что, перечисляя на суде фамилии руководителей, которых “центр” намеревался убить, никто ни разу не упомянул фамилию Молотова… В СССР принято перечислять фамилии в строго определенном порядке, который показывает место каждого из “вождей” в партийной иерархии; сообразно этому порядку Молотов и был назван в показаниях Рейнгольда сразу после Сталина. Но когда протокол этих признаний был представлен Сталину на утверждение, тот собственноручно вычеркнул Молотова. После этого следователям и было предписано не допускать того, чтобы имя Молотова фигурировало в каких-либо материалах будущего процесса. Этот эпизод вызвал в среде руководителей НКВД понятную сенсацию. Напрашивался вывод, что логически должно последовать распоряжение об аресте Молотова, чтобы посадить его на скамью подсудимых вместе с Зиновьевым и Каменевым как соучастника заговора. Среди следователей стал циркулировать слух, что Молотов уже находится под домашним арестом. В НКВД никто, исключая, быть может, Ягоду, не знал, чем Молотов навлек на себя сталинское недовольство, но, если верить тогдашним упорным слухам, Сталина рассердили попытки Молотова отговорить его устраивать позорное судилище над старыми большевиками.
Вскоре Молотов отправился на юг отдыхать. Его неожиданный отъезд был тоже воспринят верхушкой НКВД как зловещий симптом, более того — как последний акт разворачивающейся драмы… Руководство НКВД со дня на день ожидало распоряжение об аресте Молотова. В “органах” были почти уверены, что его доставят из отпуска не в Кремль, а во внутреннюю тюрьму на Лубянке. Сталин держал Молотова между жизнью и смертью шесть недель и лишь после этого решил “простить” его. К удивлению энкавэдистской верхушки, Молотов вернулся из отпуска к своим обязанностям»[1233].
Конечно, Орлов не принадлежал к числу самых информированных людей в стране и не был вхож в верхние эшелоны власти. Но его версия находила подтверждение уже тогда. Так, наблюдательный Троцкий подмечал, что летом 1936 года в советской прессе не было ни цитат, ни восхвалений, ни портретов Молотова[1234]. В «Письме старого большевика», которое опубликовал в начале 1937 года «Социалистический вестник», говорилось, что подготовка к процессу над Каменевым и Зиновьевым велась втайне от части членов Политбюро, в том числе Молотова и Калинина, которые «уехали в отпуск, не зная, какой сюрприз им готовится»[1235]. Историков этот эпизод тоже заинтересовал. О том, что Молотов предлагал помиловать подсудимых, писал Эдвард Радзинский[1236]. Залесский утверждает, что Молотов выступал против открытого суда над Каменевым и Зиновьевым[1237]. Конквест полагал, что «Молотов не хотел быть замешанным в уничтожении старых большевиков», а потому «с мая 1936 года и до конца процесса находился под страхом ликвидации»[1238]. Монтефьоре серьезным сигналом опалы называет арест няни дочери Молотова Светланы. Няня была немкой из Поволжья. Молотов жаловался Ягоде, но безрезультатно[1239]. Уотсон полагал, что опала была реальной, и вызвана она была недовольством Сталина заявлениями Молотова о возможности сближения с Германией[1240]. Крайне маловероятно: Молотов в те годы не импровизировал с внешнеполитическими заявлениями. Но что-то было. Существенно даже не то, что имя Молотова не звучало на процессе в числе потенциальных жертв террора. Впервые за десять лет в период отпуска — с середины июля до начала сентября — у него не было переписки со Сталиным.
Сам генсек отдыхал с 14 августа по 25 октября, но крайне внимательно следил за процессом антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра, публичность которого была нужна не только для большей убедительности, но и для максимальной международной дискредитации Троцкого и троцкизма. Перед судом предстали 16 человек, из которых 11 были участниками «объединенной оппозиции» во главе с Каменевым и Зиновьевым, а пятеро — молодыми членами германской компартии. После оглашения обвинительного заключения все подсудимые признали себя виновными. «На иностранных корреспондентов признание всех подсудимых произвело ошеломляющее впечатление»