[363]. Бережков, работавший первым секретарем полпредства в Германии, подтверждал: «Мы получили от немцев самый современный для того времени крейсер “Лютцов”, однотипный с крейсером “Принц Евгений” — оба эти корабля германский флот строил для себя. Кроме того, нам передали рабочие чертежи новейшего линкора “Бисмарк”, 30 боевых самолетов, среди них — истребители “Мессершмитт-109” и “Мессершмитт-110”, пикирующие бомбардировщики “Юнкерс-88”, образцы полевой артиллерии, новейшие приборы управления огнем, танки и формулу их брони, взрывные устройства. Наряду с этим Германия обязалась поставлять нам оборудование для нефтяной и электропромышленности, локомотивы, турбины, дизель-моторы, торговые суда, металлорежущие станки, прессы, кузнечное оборудование и другие изделия для тяжелой промышленности»[364]. Заметим, такие товары не продавались в СССР западными странами. Постоянное посещение германских предприятий советскими военно-техническими комиссиями позволили Москве получить весьма адекватные оценки состояния немецкого ВПК. Германия получала сырье, которое быстро расходовала. СССР приобрел станки и оборудование, которые работали на Победу все четыре года войны. Поддержание экономических связей позволяло до конца сохранять и дипломатический диалог.
Свою игру вел Шуленбург, который представлял ту часть германской верхушки, которая в бисмарковской традиции больше желала помешать англосаксонскому блоку захватить власть над Европой, чем воевать с Россией. Он развернул собственное мирное дипломатическое наступление, попытавшись подвигнуть Сталина к установлению в инициативном порядке личного контакта с Гитлером. Поскольку в Москве демарши Шуленбурга восприняли как исходящие от официального руководства, им было уделено повышенное внимание, что только еще больше дезориентировало Кремль в отношении планов фюрера. Шуленбург трижды встречался с Деканозовым — 7, 9 и 12 мая. На последнем завтраке Деканозов заявил о согласии Сталина и Молотова направить личное письмо Гитлеру. Ввиду отъезда Деканозова в тот день в Берлин Молотов и Шуленбург совместно набросали текст письма[365].
Одновременно делались шаги, которые должны были продемонстрировать Берлину нежелание идти на конфронтацию. Были разорваны отношения со всеми эмигрантскими правительствами, разместившимися в Лондоне. В конце апреля произошел обмен послами с вишистской Францией. В середине мая Германию уведомили о желании Сталина приехать в Берлин для переговоров о присоединении к Тройственному пакту[366]. В отчете о встрече с Молотовым 22 мая Шуленбург продолжал внушать Берлину мысль, что «две решающие фигуры в Советском Союзе» проводят политику, которая «прежде всего направлена на то, чтобы избежать конфликта с Германией»[367].
10 июня берлинское радио сообщило о полете Рудольфа Гесса в Англию. Он сам управлял самолетом и, спрыгнув с парашютом, приземлился поблизости от имения герцога Гамильтона, с чьей помощью намеревался свергнуть правительство Черчилля и добиться установления мира[368]. Полет Гесса вызвал в Кремле серьезные опасения англо-германского замирения или даже сговора. Молотов рассказывал известному писателю Ивану Стаднюку:
— Когда мы со Сталиным прочитали об этом, то прямо ошалели! Это же надо! Не только сам сел за управление самолетом, но и выбросился с парашютом, когда кончился бензин. Его задержали близ имения какого-то герцога, и Гесс назвал себя чужим именем. Чем не подвиг разведчика?! Сталин спросил меня, кто бы из наших членов Политбюро мог решиться на такое? Я порекомендовал Маленкова, поскольку он шефствовал от ЦК над авиацией. Смеху было! Сталин предложил сбросить Маленкова на парашюте к Гитлеру, пусть, мол, усовестит его не нападать на СССР! А тут как раз Маленков и зашел в кабинет. И не мог понять, чего так хохочут при его появлении два старших товарища[369].
13 июня Молотов вручил Шуленбургу текст известного сообщения ТАСС, которое опровергало наличие каких-либо агрессивных намерений у Германии в отношении СССР и недвусмысленно намекало на английские источники подобной информации. Этот документ, который порой преподносится как свидетельство полного отрыва Сталина и Молотова от действительности, на деле был еще одним приглашением к переговорам.
— Надо было пробовать. Это было придумано, по-моему, Сталиным. Это дипломатическая игра. Игра, конечно. Не вышло. И это не глупость, это, так сказать, попытка толкнуть на разъяснение вопроса, — объяснял Молотов.
Из Берлина ответа не последовало: там не хотели «дать Сталину возможность с помощью какого-либо любезного жеста спутать нам в последний момент все карты»[370]. Деморализующее влияние документа, на армию точно, отсутствовало. Василевский писал, что «в конце того же дня первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н. Ф. Ватутин разъяснил, что целью сообщения ТАСС являлась проверка истинных намерений гитлеровцев, и оно больше не привлекало нашего внимания»[371]. Более того, именно в тот день нарком обороны отдал приказ вывести фронтовые управления на полевые командные пункты. И именно 13 июня, как заметил Виктор Суворов, стало началом «самого крупного в истории всех цивилизаций перемещения войск»[372]. Красная Армия начала выдвигаться к границе.
18 июня из Москвы в Берлин было передано предложение о новом визите Молотова[373]. 20 июня Гальдер записал в дневнике: «Г-н Молотов хотел 18.6 говорить с фюрером»[374]. Деканозову было дано указание вручить Риббентропу ноту о многочисленных случаях нарушения германскими самолетами советской границы. Риббентроп и Вайцзеккер оказались вне досягаемости.
…Был ли Советский Союз готов к войне? Никто и никогда еще не был полностью готов к любой войне, даже величайшие военные империи в истории планеты. И им случалось терпеть поражения. Но степень готовности страны к войне, как правило, определяется по ее результату. СССР войну выиграл. Да, ценой огромных и порой неоправданных потерь. Но следует заметить, что он противостоял военной мощи не только немецкого вермахта, обученного и закаленного в боях, но почти всей Европы.
Сталин скажет Черчиллю: «Никто из нас никогда не доверял немцам»[375]. А может, все-таки поверил?
— Наивный такой Сталин, — иронизировал на этот счет Молотов. — Нет. Сталин очень хорошо и правильно понимал это дело. Сталин поверил Гитлеру? Он и своим-то далеко не всем доверял! И были на то основания. Гитлер обманул Сталина? Но в результате этого обмана он вынужден был отравиться, а Сталин стал во главе половины земного шара![376]
Глава втораяНА ВОЙНЕ. 1941-1945
Гитлер обманул Сталина? Но в результате этого обмана он вынужден был отравиться, а Сталин стал во главе половины земного шара!
«Наше дело правое!»
В начале лета двенадцатилетнюю Светлану отправили к родным на Вятку. Впервые оказавшись одна, без родителей, она вступила в переписку с Кремлем. «Дорогой, милый папуся! Мы устроились очень хорошо. Место очень красивое и называется “Кстецкое”. Тут есть пруд и большой лес. Я очень скучаю по тебе. Сегодня уезжает мама, и ты, пожалуйста, пришли мне ее поскорей, а то мне будет совсем скучно. Ну, родной папочка, до свидания, мой дорогой. Целую крепко. Не забывай любящего тебя Светика»[377], — писала она 5 июня. Еще одно письмо датировано 11 июня: «Дорогой, милый папочка! Мне здесь очень хорошо. Я купаюсь в большом пруду и отдыхаю очень весело. Занимаюсь по музыке, арифметике и русскому языку. Я прочла книги: “Тайна двух океанов” — Гр. Адамова; “Сказки” — Гримм. Начала читать “Хаджи-Мурат”, но мне еще непонятно, и я читаю “Большие ожидания” — Диккенса. Целую крепко»[378].
Суббота 21 июня. «За окном был жаркий и душный день. Деревья под окнами стояли, не шелохнув листом, а в комнате, несмотря на открытые окна, не чувствовалось ни малейшего движения воздуха»[379]. В Кремль с улиц доносился привычный городской шум — гул машин, иногда громкий и беспечный смех. Молотов почти весь день на заседании Политбюро. Голиков доложил о запредельной концентрации немецких войск на советской границе. Чадаев несколько раз заходил в приемную Сталина. «Члены Политбюро ЦК В КП (б) в течение всего дня находились в Кремле, обсуждая и решая важнейшие государственные и военные вопросы. Например, было принято постановление о создании нового — Южного фронта и объединении армий второй линии, выдвигавшихся из глубины страны на рубеж рек Западная Двина и Днепр, под единое командование»[380]. Жукову поручалось руководство Южным и Юго-Западным фронтами. Мерецкову — Северо-Западным фронтом[381].
«Генеральному штабу о дне нападения немецких войск стало известно от перебежчика лишь 21 июня, о чем нами тотчас же было доложено И. В. Сталину, — писал Жуков. Он тут же дал согласие на приведение войск в боевую готовность»[382]. В 19.05 — очередное заседание у Сталина, на котором присутствовали Молотов, Ворошилов, Вознесенский, Берия, Маленков, Тимошенко, заместитель начальника Главного управления политпропаганды Красной Армии Ф. Ф. Кузнецов. Молотову было поручено попытаться добиться хотя бы какой-то ясности от немцев. В 21.30 Молотов пригласил Шуленбурга и вручил ему текст ноты, в которой говорилось, что за месяц германские самолеты 180 раз нарушали границу.